До Эммы не сразу доходит смысл сказанного Реджиной. Она слегка поворачивает голову, чтобы разглядеть её и убедиться, что она действительно тут. Перед глазами до сих пор расплывается, — то ли из-за опущенной на глаза руки, то ли из-за похмелья, а может быть от всего сразу. Ощущение, нужно сказать, не из приятных. Эмма едва ли может разглядеть выражение лица Реджины, не говоря уже о том, чтобы увидеть её взгляд.

— Да, — хрипит наконец Эмма. — В аптечке в ванной.

Она провожает её взглядом, в то время как мозг принимается судорожно соображать, что вообще произошло и как она оказалась в одной квартире с Реджиной Миллс. Воспоминания не заставляют себя долго ждать, и они вспоминает танцпол, их совместные взгляды, а потом чьи-то руки и хлопок двери туалета. Вспоминает грохочущую музыку, которая почти бьёт по ушам, вспоминает водителя такси, который похабно ухмыляется, глядя им вслед; а потом вспоминает события всей ночи, — то, как они почти без устали и передышки кувыркались, врезаясь в стены и сминая простыни, будто обезумевшие подростки, впервые узнавшие, что такое секс.

Сначала Эмма возбуждается от этих воспоминаний, и только потом — пугается. Она понимает, что спать с Реджиной было огромной ошибкой. Понимает, что если об этом узнают в участке — ей конец. Но, в конце концов, Киллиан не станет её сдавать, а сама она… может подождать до конца расследования, прежде чем предпринимать какие-либо действия по поводу случившегося. Да и что она может сделать? Вряд ли для Реджины этот секс значил хоть что-то. Она вспоминает, в каких отношениях та состояла с Кэтрин Нолан, и тяжело вздыхает. Это — максимум, что ей светит, так что, может быть, это даже хорошо…

— Щётка кстати там же, — добавляет она громче, когда слышит, как открывается дверь ванной, и садится на кровати. Она шарит по полу в поисках хоть чего-нибудь, но находит только старую заношенную футболку с Гравити Фолз и с тихим вздохом натягивает её. Голова кружится от похмелья, а во рту сухо и неприятно, так что первым делом Эмма хватает бутылку колы, стоящую недалеко от окна и делает несколько жадных глотков.

Только после этого она подходит к шкафу и достаёт оттуда нижнее бельё, чтобы одеться.

В ванной до сих пор льётся вода, и Эмма решает, что Реджина, видимо, решила принять душ, так что забирается с ногами на подоконник и спускает голые ступни на пожарную лестницу, позволяя по-осеннему прохладному ветру облегчить её страдания. Пальцами нашаривает пачку сигарет и прикуривает, выдыхая в окно и прислонившись плечом к оконной раме.

«Нужно поесть, — думает она, ощущая, как в желудке раздувается свинцовый шар от выпитого алкоголя, — и сделать кофе».

Услышав, как отворяется дверь в ванную, Эмма поворачивается на подоконнике боком и упирается одной ногой в оконную раму, стряхивая пепел прямо на пожарную лестницу. Внутри всё замирает, когда она видит, как Реджина выходит из душа, обёрнутая одним лишь полотенцем, а сердце принимается биться быстрее. Вопреки воли, она сразу же вспоминает её обнажённое тело и тяжело сглатывает. В ушах до сих пор стоят её хриплые стоны, а перед глазами, — откровенные сцены; то, как Реджина ведёт языком по собственной ладони между большим и указательным пальцами, оставляя мокрую дорожку; как она смотрит ей в глаза, не отрываясь от поцелуя с другой девушкой; как громко стонет, выкрикивая её имя на пике наслаждения.

Эмма тяжело сглатывает и моргает, внезапно понимая, что Реджина зовёт её.

— Что? — переспрашивает она, резко опомнившись, и переводит взгляд на её руки, сжимающие платье и лифчик. — А, это… Мы, наверное, потеряли твои трусики в туалете бара. — Эмма против воли закусывает губу и улыбается, вспоминая, каким страстным был их секс. — Да тебе прямо повезло, что у меня есть новый комплект белья. — Она кивает на тумбочку, стоящую в комнате, и ухмыляется, после чего тушит окурок в пепельнице и спрыгивает с подоконника.

Она огибает Реджину, обхватив её за талию, и уверенно направляется в сторону кухни, чтобы приготовить им завтрак и заварить кофе.

— Будешь есть мою стряпню или закажем пиццу? — громко спрашивает она, чтобы стоящая в комнате Реджина точно услышала. Попутно она споласкивает кофейник и ставит его на место, чтобы заварить им кофе, а сама тем временем идёт в ванную, чтобы умыться.

— О, так это я тебя соблазнила? Буду иметь в виду, мисс Миллс, — ухмыляется Эмма и сплёвывает в раковину зубную пасту.

Нет, ну это просто не серьёзно, думает она. Впрочем, не то чтобы она не ожидала такого исхода. Чтобы Миллс когда-нибудь призналась, что Эмма ей понравилась? Да ни за что. И, кроме того, алкоголь играет с людьми злые шутки. Это отчего-то одновременно и веселит, и расстраивает.

Нашарив в ящике ванной упаковку «Адвила», — Эмма закидывает в рот сразу две таблетки и, не запивая, проглатывая их, ожидая, когда же придёт долгожданное облегчение. Затем, покончив с умыванием, она возвращается на кухню, решив что сможет принять душ позже. Она уже наливает кофе, когда Реджина появляется в дверном проёме. Эмма поворачивает к ней и слегка улыбается.

— Зануда, — ворчит она беззлобно. — Тогда есть тосты, и, э-э-э… куда ты собралась в полшестого утра? Серьёзно? — Она слегка усмехается и подходит к ней ближе, помогая собрать волосы.

Говоря откровенно, ей не хочется, чтобы Реджина уходила. Чего ей хочется на самом деле, — так это остановить время и дать им побыть в этом моменте как можно дольше. Несмотря на головную боль и некоторую неловкость, от которой она пытается избавиться всеми силами. Рядом с Реджиной она будто тает, становясь мягче и более гибкой. Да даже тот факт, что Реджина чуть ли не единственная, кто по-настоящему возбуждал её, заставляет крепко задуматься.

И вот теперь она снова выслушивает это нелепое ворчание, а в груди разливается странное тепло.

Покончив с волосами, Эмма протягивает ей кружку кофе и чуть заметно улыбается.

— На вот, пей свой кофе и не ворчи. И хватит мисссвонкать, это слишком сексуально…

Понимая, что ляпнула, Эмма замирает, а затем резко откашливается и поворачивается к Реджине спиной, делая вид, что очень торопливо ищет что-то в холодильнике.

— Ни хрена тут нет, — нервно бормочет она, разглядывая продукты, которые нужно готовить. — Хлопья может?

— Нет, — тихо ворчит она себе под нос, имея в виду, что её заводит тон Реджины, её манера говорить, и что это «мисс Свон», звучащее из её уст, кажется чем-то особенным и правильным. Особенно после секса в туалете, чем Эмма, разумеется, не собирается делиться вслух. Вместо этого она с грохотом захлопывает дверцу холодильника и берёт свою чашку с кофе, делая пару живительных глотков.

Кофе приятно бодрит и согревает изнутри, так что Эмма открывает окно пошире и опирается локтями о подоконник, на котором сидит Реджина.

— И нет, у меня нет недотраха, — серьёзно говорит она, вытягивая сигарету изо рта Реджины. Не хватало только, чтобы она обзавелась вредными привычками только потому, что однажды побывала у неё в гостях. — Курить вредно, — поясняет Эмма, выкидывая так и не зажжённую сигарету в окно, после чего отодвигает пачку в сторону.

Она меряет её взглядом, изучая, после чего отходит от подоконника и усаживается на край стола, сжимая чашку с кофе между пальцами. Атмосфера этого дня кажется ей удивительно завораживающей. Звуки просыпающегося Нью-Йорка, тихое пение птиц, сидящих на проводах, и едва тёплые лучи начинающего подниматься солнца, которые будто неохотно пробираются сквозь окна домов и лениво скользят по паркету и мебели.

— Ну… пиццу и пончики? — неловко улыбается Эмма и пожимает плечами. — Стоп, откуда ты знаешь про… Ах да. — Она слегка щурится, вновь поднимая на неё взгляд. — Вы знали, что подслушивать нехорошо, мисс Миллс? — Эмма усмехается и ставит кружку на стол, после чего принимается водить пальцем по её краю. — Этот Грэм… слишком навязчивый.

Она вздыхает, вспоминая его подкаты. Даже после того, как она сказала ему, что лесбиянка, — он всё равно не оставил своих попыток пригласить её выпить, и по-прежнему слал смски странного содержания. Возмутительнее всего то, что он считает, будто чистых геев и лесбиянок просто не существует, а все люди от природы бисексуальны. Это слегка раздражает, впрочем, ей не впервые слышать такие заявления.

— Закажи, что тебе нравится, мне не принципиально, — наконец говорит она, вновь делая глоток кофе. — Самый вольный, а когда-то — самый криминальный. Ты же знаешь, почему его прозвали «Адской Кухней»? — Она едва заметно усмехается.

Эмма широко распахивает глаза и чувствует, как к щекам прилипает румянец, стоит лишь Реджине упомянуть её сильное возбуждение. Конечно, она не собирается говорить вслух о том, что ей в принципе сложно возбудиться, — даже с постоянным партнёром. Словно её тело работает по совершенно другим принципам и законам, нежели у всех остальных, и её реакция на Реджину, — это исключение из всех правил. Эмма прячет своё смущение за чашкой кофе, делая большой глоток.

— Целый год обхаживал? — с сомнением тянет Эмма, переводя взгляд на её лицо, изучая. — Не понимаю, что он в тебе нашёл. Бедный парень.

Она фыркает. Не то чтобы уколы Реджины задевают её, просто хочется уколоть в ответ. По факту Эмма и сама прекрасно знает, что может быть привлекательной для некоторых людей и для мужчин в том числе, несмотря на то, что ей самой всегда нравились женщины. Она поняла это ещё будучи подростком и никогда не чувствовала себя из-за этого какой-то неправильной. Но, в любом случае, отношения у неё никогда не клеились ни с теми, ни с другими.

Она наклоняется, изучив корзину, а затем коротко кивает. Кафе неподалёку, Эмма даже бывала там пару раз, а значит еду привезут быстро и относительно горячей. К тому же, готовят там и правда неплохо, если исключить из заказа кофе. Кофе просто отвратительный. Даже у них в участке, думает она, его делают куда как лучше, а это уже о многом говорит.

— В пятидесятых годах в этом районе селилось много ирландских и немецких иммигрантов, которые стали объединяться в бандитские группировки после гражданской войны. И никто ничего не мог им сделать. Группировки открывали свои рестораны и подпольные клубы, где проворачивали разные делишки буквально под носом полиции, а перестрелки и поножовщина вскоре стали привычным делом. До середины восьмидесятых здесь правила ирландская банда «Вестиз», которая занималась наёмными убийствами, отмыванием денег, пытками, азартными играми… ну, можно сказать, что они владели районом, пока в восьмидесятых окружным прокурором не назначили Рудольфа Джулиани. Он первым придумал практику шпионства: подсылал переодетых полицейских, которые следили за бандами, а затем пересажал всех глав ирландской мафиози, и тогда уж за район принялись как следует. Бары и казино позакрывали, быстро расправились с проституцией, а затем начали привлекать сюда представителей высшего класса, потому что район находится в непосредственной близости от Мидтауна. Уже после Стоунволлского бунта здесь начали открываться гей-клубы и гей-бары, так что в каком смысле «Адская Кухня» стал ЛГБТ-районом. Или вольным, как ты и сказала. Но название всё равно осталось. Кстати, именно с «Адской Кухни» рисовали Готэм. Просто интересный факт.

Она улыбается и поднимает взгляд на Реджину.