Кое-как отделавшись от навязчивого Грэма, Эмма всё-таки добирается до «Зелёной Двери», где уже вовсю идут приготовления к эпохальной ночи памяти в честь борьбы за права ЛГБТ. Руби, разумеется, носится по бару, как сумасшедшая, зная, что этой ночью гостей будет гораздо больше, чем обычно, а потому нужно заранее запастись выпивкой и закусками, чтобы не оказаться в проигрыше. Кроме того именно сегодня, за довольно долгое время, будет задействована сцена, где обычно либо пусто, либо выступают хиппи.

В целом «Зелёная Дверь» — довольно спокойный тихий бар, чем и нравится Эмме. Находясь в центре «Адской Кухни», он ежедневно привлекает разве что туристов, художников, писателей или обычных хиппи, а потому здесь не случается пьяных гулянок или шумных драк с танцами до упаду. Обычно приходящие сюда люди заказывают себе по бокалу пива, немного закуски, а потом либо продолжают заниматься своими делами, либо мирно и тихо беседуют, устроившись на мягких чёрных диванах, выполненных под стиль девяностых. Именно сюда чаще всего приходит ужинать Эмма, — и не только потому что владелица бара её лучшая подруга. Ей нравится это тихо местечко, пышущее историей и спокойствием, в котором можно расслабиться, даже раствориться. Чаще всего именно здесь к ней приходят лучшие идеи и догадки, — под тихий ропот чужих голосов и тихо играющей музыки.

Но этим вечером всё определённо изменится. Руби проводит акцию, поскольку бар начинает идти в убыток, и ей попросту нужны новые клиенты. Эмма знает, что проведя такое мероприятие она ещё долго будет оставаться на плаву, — конечно, если всё получится. Впрочем, судя по небольшой толпе, которую она успела приметить на улице, но которую ещё не впускает охрана, — у неё всё получится.

— О-о-о, да это же Свон собственной персоной! — восклицает Киллиан, ставя ящики с пивом на барную стойку. — А мы-то думали, что ты окончательно стухла в окружении сорока кошек. Или тебя сожрала Миллс. Кстати, как она поживает? Передавала мне привет? — Он широко ухмыляется.

Эмма только закатывает глаза.

— Давай не будем о работе.

— Да вообще без проблем, — легко соглашается напарник и вновь поднимает ящики с пивом. — Тогда помоги Руби, а то она сейчас помрёт от страха или засчитается до смерти.

Ближе к восьми вечера им удаётся расправиться с подготовкой бара, попутно встречая артистов и спонсоров, и Эмма устраивается за дальним столиком в углу, не желая привлекать лишнего внимания. Она знает, что Киллиан всю ночь проведёт со своим новым дружком, в то время как сама Руби будет носиться между гостями и, — изредка, — дёргать её саму, чтобы она помогла. Так что весь остаток вечера она, вероятно, проведёт в одиночестве, если только не обратит внимание на кого-нибудь ещё. Или не появятся новые знакомые. Эмма открывает пиво, наблюдая, как гости всё прибывают и прибывают, размещаясь за столиками и с интересом ожидая начала представления, пока её взгляд не цепляется за слишком уж знакомую фигуру.

Чёрные волосы, облегающее синее платье, которое она определённо где-то видела, высокие каблуки, которые подчёркивают изумительно стройные ноги… и эта задница, на которую она совершенно точно НЕ пялилась, но пялится теперь, потому что находит её весьма знакомой. Эмма удивлённо вскидывает брови, а затем хмурится.

Что Миллс могла тут забыть? Или это всё-таки не она, а кто-то, очень похожий на неё… со спины? Эмма хмурится сильнее, когда чья-то женская рука властно обвивает талию Миллс и притягивает ближе к, собственно, обладательнице этой руки. Со спины Эмма видит лишь длинноволосую блондинку с вьющимися кончиками. Да не может быть, чтобы Реджина оказалась тут случайно… Эмма нервно поправляет пиджак и садится глубже в тень дивана, делая ещё один, но гораздо больший, глоток пива.

Эмма делает ещё глоток пива, продолжая наблюдать за Реджиной издалека. Точнее, в основном она наблюдает за изящным покачиванием её бёдер, мысленно костеря себя за это, потому что, — чёрт возьми, она совсем не хочет пялиться на её зад, но просто не может этого не делать.

Долбанный мозг словно сговаривается с окружающими, и чем больше Эмма запрещает себе смотреть на её задницу, тем больше ей этого хочется. И вообще, думает она, какая разница, на что она смотрит, если этого никто не видит? Тем более что задница у Миллс, надо признать, довольно аппетитная…

Эмма едва не вздрагивает, когда эта самая задница внезапно поворачивается… передом. Она резко поднимает глаза и сталкивается взглядом с Реджиной, которая смотрит прямо на неё, и… вот же дерьмо. Просто пиздец, думает Эмма, понятия не имея, как на это реагировать. В конце концов, сейчас она в баре, а не на работе. Да и видеть Реджину вне офиса тоже кажется довольно странным. Здесь она кажется такой расслабленной и готовой оторваться, хотя Эмма едва ли представляет себе, чтобы та могла развлекаться и просто выпивать.

И кто эта её спутница, чёрт возьми? Судя по тому, как она вела себя, — они познакомились точно не вчера и уж точно не в этом баре. Значит, они пришли вместе.

Эмма напрягается, когда видит, что Реджина идёт прямиком к её столику, явно намереваясь поговорить или ввернуть очередное колкое заявление. Или… А, ну да.

Эмма старается не пялиться в её декольте, несмотря на то, что аппетитная грудь, виднеющаяся из-под края синей ткани, так и притягивает взгляд.

— Э… — говорит она, опуская пиво на стол. — Нет… Вообще-то, я тут бываю почти каждый вечер, так что, может, это вы следите за мной, мисс Миллс? — Она дарит ей саркастичную ухмылочку, глядя на неё поверх горлышка зелёной бутылки.

Нет, то, что Реджина здесь — всего лишь совпадение. Во-первых, зачем ей следить за ней? Во-вторых, шоу «Стоунволл» распиарили довольно неплохо, а учитывая, что у Миллс была любовная связь с женщиной, то нет ничего удивительного, что она появилась на шоу в честь поддержки ЛГБТ-сообщества… наверное.

Эмма бросает взгляд ей за спину, замечая, что подруга, с которой пришла Реджина, идёт прямо в их сторону, соблазнительно и крайне откровенно покачивая бёдрами, обтянутыми в джинсы. В руках она держит две стопки текилы, и выглядит так, словно сама королева снизошла до этого убогого бара.

— Реджина, дорогая, вижу ты уже нашла нам компанию на вечер? — спрашивает она, приблизившись, и окидывает Эмму оценивающим взглядом. Затем внезапно хмурится, надув губки. — Хм. И с каких это пор тебя начали интересовать блондинки? Ты же сама говорила, что они не в твоём вкусе. — Она поворачивается к Реджине, оперевшись бедром о столик, и протягивает и протягивает ей стопку.

— Угу, — завороженно говорит Эмма, не в силах отвести взгляда от кончика языка, который, словно в замедленной съёмке, проходится по ладони. То ли с ней сыграло злую шутку освещение, то ли это было просто её фантазией, но она буквально видит, как ладонь начинает блестеть от влаги и как прилипает к ней соль, притягивая разноцветные блики, танцующие по всему помещению «Зелёной Двери». Это вызывает… совершенно другие ассоциации, и Эмма невольно тяжело сглатывает так, что горло слегка дёргается, а галстук начинает резко давить на шею.

«Как-то тут стало слишком жарко, — думает она, подмечая, что в связи с этим учащается и сердцебиение. — Точно нужно доктору показаться».

— Что? — наконец моргает она, приходя в себя, и невольно тянется пальцами к галстуку, чтобы его ослабить. — Ах, да. Я детектив Свон, веду расследование по делу Кэтрин Нолан, — чопорно добавляет, переводя взгляд на подругу Реджины. Та не выглядит впечатленной, но зато Эмма хоть как-то возвращает уверенность себе.

Без красной куртки и значка/статуса детектива она всегда чувствует себя несколько неловко. Словно её лишают привычной брони, погружая в мир, который кажется таким непривычным и даже опасным. Особенно неуютно она ощущает себя без значка рядом с Реджиной. Такой игривой и живой, — лишённой образа чопорной стервозной леди, которая держит под каблуком целую фирму.

Здесь она выглядит совершенно обычной женщиной, которая выбралась в бар, чтобы хорошо провести время, и два этих образа отчего-то упорно не хотят накладываться друг на друга, делая её ещё привлекательнее и опаснее.

Она делает глоток пива, когда Реджина подносит к губам стопку текилы, и вновь едва не давится от того, каким завораживающим кажется это самое обычное действие. Она словно ребёнок, которого впервые пустили в бар, и это начинает слегка раздражать, так что она опускает взгляд и прочищает горло.

— Э-э-э… Да, и вам хорошего вечера, мисс Миллс, — говорит она не глядя на неё, а затем провожает её фигуру взглядом. Скользит от тонкой шеи к изящной талии и округлым бёдрам, которые наверняка…

Эмма трясёт головой, отгоняя мысли о Реджине и её образе «оторвы». В конце концов, она здесь вообще не для этого, а просто чтобы помочь и поддержать лучшую подругу. Когда Реджина скрывается в толпе танцующих, Эмма наконец злобно дёргает галстук и снимает его, ослабляя пуговицы на воротнике. И какого хрена тут так жарко, думает она. Нужно спросить Руби, работают ли кондиционеры.

Залпом допив пиво, она наконец поднимается с дивана и подходит к бару, протолкнувшись через толпу зевак, спешащих заказать себе выпивку.

— Руби, — зовёт она, однако подруга едва ли обращает на неё внимание, увлечённая какими-то записями в журнале. Остальные бариста тоже слишком заняты, чтобы обратить на неё внимание, так что она пробует снова: — Руби!

— А? Что… Что случилось, Эмма? — Подруга наконец суетливо поднимает голову и окидывает её оценивающим взглядом.

— Налей мне что-нибудь покрепче, а? — Эмма суёт руку в карман, чтобы вытащить бумажник, и пробегается взглядом по меню, которое и без того знает наизусть. — Джин… с водкой. Например.

— Что, уже нашла себе кого-то? — игриво улыбается Руби, резко закрывая журнал, который так же резко перестаёт её интересовать. Она наклоняется вниз за стойку, извлекая небольшой стакан на тонкой ножке и оливки. Эмма горестно вздыхает и качает головой, а потом на её плечо внезапно опускается чья-то рука, и она, вздрогнув, оборачивается.

— Привет, красотка. Давно не виделись, — сладко улыбается девушка, и Эмма узнаёт в ней Тамару. Ту самую, с которой они периодически спят, если есть время и желание. Впрочем, Эмма спит с ней только лишь потому, что ей не хочется знакомиться с кем-то другим, а Тамара кажется вполне удобным вариантом, чтобы снять напряжение и не заводить никаких обязательств. — Потанцуешь со мной сегодня?

Эмма усмехается.

— Конечно.

— Ваш джин с водкой, дама, — говорит Руби, отвлекая Эмму от разглядывания откровенного декольте Тамары. Она тянет её за рукав пиджака ближе к себе и шепчет почти на ухо. — Эмма, хватит уже трахаться с этой пиздой. Найди себе кого-нибудь нормального, умоляю. Здесь полный зал сексуальных дам, и ты будешь полной идиоткой, если не подцепишь одну из них.

— Ой, всё, Руби, не надо читать мне морали. Я тут вообще-то отдыхаю!

— Так что, купишь даме выпить? — спрашивает Тамара, игриво ведя пальчиком по оголённой коже на шее Эммы, и сладко соблазнительно улыбается, сильнее выпячивая грудь. Затем она опускает руку ниже и недовольно хмурится, говоря: — Куда ты дела свой галстук? Тебе он шёл.

— Э-э-э… стало жарко, — говорит Эмма, приобнимая её за талию. — Что тебе взять?

— То же, что и тебе. И давай побыстрее, я уже хочу потанцевать.

Эмма кивает Руби, и та только закатывает глаза, делая ещё два джина с водкой.

— Ты просто отстой, Свон, — говорит ей подруга, когда Эмма тянется, чтобы забрать готовые напитки. Та только закатывает глаза.

Руби никогда не нравилась Тамара, хотя она никогда не говорила, почему именно.

Сначала Эмма думала, что лучшая подруга попросту ревнует, но после Руби сошлась с некой Мулан, и все догадки быстро отвалились. Пару раз она пыталась вытянуть из неё, почему ей так не по душе Тамара, но так ничего и не добилась; кроме невнятных объяснений, что она волнуется, а Тамара выглядит как нимфоманка, которая выкачивает из партнёров деньги.

Эмма только смеялась. Какие, в конце концов, из неё можно выкачать деньги? Да и к тому же они с Тамарой никогда не встречались и едва ли станут. Это просто секс, который ничего не значит. Разрядка, которая нужна им обеим.

Она протягивает бокал Тамаре и залпом выпивает свой, после чего они идут на танцпол. Если быть точнее, — Тамара требовательно вытягивает её туда, заводя чуть ли не в самый центр, где музыка орёт громче, а концентрация людей, напротив, становится отчего-то меньше. Возможно, людям просто не шибко нравится танцевать в центре зала, — и Эмма прекрасно их понимает.

Тамара прижимается к ней в танце, плавно двигая бёдрами и забираясь пальцами под рубашку, явно распаляя, заранее зная, что распалить Эмму довольно-таки непросто, особенно если она выпьет; что ж, ещё один плюс постоянного-одноразового партнёра, — не нужно напрягаться и постоянно что-то объяснять.

Эмма чувствует, как она ведёт тёплой ладонью по её спине, слегка задирая рубашку, а затем прижимается ещё ближе, однако Эмма, ощутив на себе взгляд, слегка поднимает голову и натыкается на Реджину, которая крутится на танцполе в компании какой-то дамочки. И Эмме явно это не нравится, из-за чего она инстинктивно прижимается ближе к Тамаре, обнимая её одной рукой за талию.

Та, приняв это как зелёный свет, резко обнимает её за шею, запустив пальцы в волосы, и прижимается губами к её губам. Поначалу Эмма прикрывает глаза, думая, что, вероятно, во время поцелуя-то уж точно не должна пялиться на кого-то другого, однако хватает её не больше, чем на секунду. И она снова открывает глаза, впиваясь взглядом в Реджину.

«Разве она не должна быть сейчас дома с сыном?» — раздражённо думает Эмма, глядя, как дамочка рядом с той чуть ли не обтирается об её платье в стремлении прижаться теснее.

Она словно в замедленной съёмке видит, как губы Реджины касаются чужих губ, и замирает, просто не в состоянии оторвать от неё взгляда. От её лица, от изящных рук, от покачивающихся бёдер, от кожи, на которой сверкают причудливые тени. Эмма ощущает жар на собственных губах, когда их взгляды встречаются, и чувствует, как начинает тянуть внизу живота, — но списывает это на то, что Тамара продолжает активно ласкать её кожу под рубашкой, опускаясь всё ниже, пока не добирается до ремня брюк.

Эмма шумно выдыхает ей в губы и слегка отстраняется, словно приходя в себя. Всё это время у неё было стойкое ощущение, что она целуется именно с Реджиной, — как в дурмане, — но теперь она резко понимает, что это была Тамара. И что женщина, льнущая к ней с явными и очевидными намерениями, её больше не возбуждает.

Сердце ухает где-то в глотке, а в ушах начинает слегка звенеть, потому что ноги подкашиваются, а тело пробирает дрожь. И она уже собирается сказать Тамаре, что сегодня явно не её вечер, когда видит, что к ним приближается Реджина.

— Я потом куплю тебе выпить, — говорит Эмма на ухо своей спутнице, отстраняясь от неё как раз в тот момент, когда Реджина оказывается совсем близко.

Тамара переводит недовольный взгляд с одной на другую, совершенно точно понимая, что происходит, а потому лишь фыркает и поворачивается к Эмме плечом. Возмутительнее всего то, что Эмма вообще не ощущает вины, хотя умом понимает, что должна; во всяком случае понимает, что поступает как последняя свинья.

— Я буду ждать тебя за столиком, — высокомерно говорит Тамара, окинув недовольным взглядом Реджину. — Если не найду себе кого-нибудь раньше.

Впрочем, на неё уже никто не обращает внимания, поскольку всё внимание Эммы поглощено подошедшей женщиной. На какой-то миг ей даже кажется, что исчезают все вокруг, и она покорно опускает руки на талию Реджины, шагая к ней ближе; так, что их тела теперь касаются. Касаются довольно близко, хоть Эмма и старается сохранять дистанцию, насколько позволяет ей сила воли.

— Сколько же вы выпили, Реджина, что решили пригласить на танец меня? — хриплым от возбуждения, завороженным голосом спрашивает Эмма, наклоняясь к её уху. Она ощущает аромат её духов, смешанный с дымом и алкоголем, но оттого не менее приятный и притягательный.

Определённо, Руби подсыпала ей что-то в джин. Потому что, думает Эмма, человек не может влиять так на другого человека. Она не думает, почему это работает только с Миллс.

Эмма только хмыкает, но ничего не отвечает.

Она касается пальцами тела Реджины, чувствуя, как напрягаются и расслабляются мышцы, завороженно наблюдая за каждым её действием и каждым взглядом. Чувствует её руки на своих плечах, а затем и на груди, и едва сдерживает стон, потому что томление внизу живота становится сильнее, почти нестерпимым и болезненным.

Она не может припомнить хотя бы раз, чтобы возбуждалась так быстро и так сильно, но Реджине достаточно лишь пары прикосновений, пары взглядом и томного голоса, чтобы довести её до предела. Она закусывает нижнюю губу, когда та ведёт ногтем по её шее, и шумно сглатывает, вновь ощущая её близость, прижимая ближе к телу, чтобы снова ощутить этот аромат, от которого начинает кружиться голова. Впрочем, возможно тут виновато всё и сразу.

Эмма шумно выдыхает, когда Реджина проходится носом по линии челюсти, и, больше не в состоянии контролировать себя, наклоняется к ней…

Она не должна этого делать.

Она точно знает, что не должна, потому что это не профессионально. Голд убьёт её, если узнает об этом. Киллиан тоже явно не будет рад, хотя, конечно, вся эта ситуация его предельно позабавит.

Она знает, что это неправильно…

Реджина — подозреваемая в деле об убийстве. Ни один детектив на её месте не позволил бы себе то, что позволяет она. Ни один детектив на её месте не позволил бы желанию и чувствам взять верх. Не важно, в баре они или нет, они всё ещё коп и подозреваемый, и она не должна…

К чёрту.

Эмма касается губами её губ и тихо стонет от этого ощущения, прижимая Реджину лишь ближе к себе, когда та разворачивается к ней лицом. Сердце начинает буквально грохотать, перебивая музыку, и Эмма спускается руками ниже, к её бёдрам, слегка задирая платье. Губы Реджины, кажется, сводят с ума, и желание становится лишь сильнее с каждой секундой; так, что она едва ли соображает, что делает и где находится. Возможно, виной всему алкоголь, но это слабое оправдание, потому что Эмма отчётливо понимает — её тянет к Реджине уже давно, как бы та ни раздражала.

Эмма чувствует, что Реджина хочет перехватить инициативу и власть, — и не позволяет ей, целуя её лишь глубже и сильнее, сжимая пальцами ягодицы, задирая платье всё выше, но в то же время не доходя до конца, всё ещё осознавая, что они находятся на танцполе, а не в уютной квартирке, где есть кровать, и…

«Чёрт, мы не пойдём в туалет, как долбанные перепившие подростки, мы… ох, блядь».

Она ощущает горячее дыхание на собственном ухе и тихо стонет, резко прижимая Реджину ближе к себе, надавливая на бёдра. Ей хочется кусать и целовать её одновременно, впрочем, думает она, в этом нет абсолютно ничего нового. Реджина удивительным образом зажигает в ней сразу все чувства, — раздражение, злость, страсть и нежность.

Она бросает короткий взгляд на дверь, ведущую в туалет, и соблазн становится слишком велик. Конечно, она могла бы предложить ей поехать домой или, на крайний случай, снять номер в отеле, но… Она боится, что просто не сможет доехать до него. Или что Реджина резко передумает и ускользнёт от неё, что тоже довольно предсказуемый вариант развития событий. А она слишком возбуждена, чтобы отпускать её теперь.

— По-моему, очень даже ничего, — хрипло отвечает Эмма и довольно улыбается, когда пальцы сильнее смыкаются на шее. Она ощущает её силу и желание, и этого ей достаточно.

Краем глаза она замечает, как таращится на них Руби, однако не обращает на неё никакого внимания. Эмма резко отстраняется и властно тащит Реджину за руку в сторону туалетов, мысленно радуясь, что все они отдельные и запираются на замок, так что их точно никто не побеспокоит. А ещё радуется, что они достаточно близко.

Эмма проталкивает Реджину в один из ближайших и буквально закрывает её телом дверь, вновь впиваясь в губы поцелуем и нащупывая пальцами задвижку.

Не обращая внимания на обстановку, Эмма спускается поцелуями к шее. Кусает линию челюсти и тут же ведёт по ней языком.

Она слегка отстраняется, помогая Реджине стянуть сначала пиджак, а после расстегнуть рубашку, и вместе с тем суетливо ведёт руками по её плечам, спуская платье вниз, к талии.

И снова прижимается к ней всем телом, упираясь пряжкой ремня прямо в промежность.

— Тш-ш, — шепчет она, когда чувствует, что Реджина пытается поменять их местами, и прижимает её к двери лишь сильнее, не позволяя перехватить инициативу.

Она определённо не хочет отдавать ей возможность вести, потому что слишком хочет ощутить её.

Эмма опускается пальцами ниже по бедру и забирается под подол платья, ведя рукой по внутренней стороне бедра, а затем касаясь клитора сквозь ткань трусиков, слегка массируя его и ощущая влагу даже через преграду в виде ткани.

— Мисс Миллс, — выдыхает она ей на ухо, и рваным, нетерпеливым движением забирается пальцами под ткань нижнего белья. Тихо стонет, когда ощущает, какая же Реджина мокрая и понимая, что всё это результат её действий. Но никак не комментирует это, хотя соблазн слишком велик. Она знает, что это может её спугнуть, так что вновь прижимается губами к её губам, погружая пальцы в горячую влагу и тихо постанывая от того, что они входят легко и беспрепятственно.

Она опускает большой палец на клитор, массируя его круговыми движениями в такт медленным, но глубоким толчкам, которые начинает постепенно ускорять, когда слышит стон Реджины. Эмма громко выдыхает, улыбаясь ей в губы, и убирает палец с клитора, продолжая входить в Реджину уже более сильными и быстрыми толчками, не переставая прижиматься к ней и покрывать поцелуями те места тела, до которых дотягивается.

Она знает, что оставлять следы на коже — это глупо и по-подростковому, но ничего не может с собой поделать, впиваясь в кожу зубами не больно, но достаточно ощутимо; слегка касаясь языком и точно зная, что на ключице останется засос.

Когда она чувствует, что Реджина начинает дрожать сильнее вместе с тем, как сокращаются мышцы внутри неё, — она вновь опускает палец на клитор и принимается его массировать, не останавливая движения пальцами, чуть сгибая их, чтобы вызвать ещё один оргазм.

Какое-то время она стоит молча, обдумывая всё произошедшее, и просто обнимает Реджину, давая им обеим время, чтобы восстановить дыхание и просто прийти в себя.

Раньше после секса она всегда уходила, не видя смысла оставаться и дальше. Все эти нежности под одеялом и красивые слова были для неё разве что красивой декораций к фильму, но никак не реальной жизнью. Но теперь, стоя посреди клуба в туалете и обнимая Реджину, она чувствует, что не хочет отпускать её.

Хочет и дальше вдыхать аромат её волос, ощущать её лёгкую дрожь и слушать сбившееся дыхание. Возможно, она смогла бы стоять так несколько часов или даже вечность, но, к сожалению, ничего вечного не бывает. Когда Реджина надавливает на её плечи, Эмма покорно отстраняется, стараясь не смотреть ей в глаза, потому что боится увидеть там… отторжение. Или что-то, что даст ей понять, — это никогда не повторится. Она и без того это знает, чтобы читать то же самое ещё и в глазах Реджины.

В конце концов, это было крайне глупо, — позволить ей завладеть её разумом, позволить ей свести себя с ума.

— Да… — говорит она неуверенно и всё-таки поднимает взгляд на её глаза, однако не видит там ничего. — Я куплю тебе виски, если хочешь. Только… приведу себя в порядок, а то Руби упадёт в обморок.

Она неуверенно улыбается, ведя большим пальцем по собственным губам и стирая помаду. Пальцем, который по-прежнему пахнет Реджиной, что по-прежнему сводит с ума и заставляет желать большего. Эмма невольно приоткрывает рот, задевая палец языком, чтобы ощутить её вкус.

Эмма даже опомниться толком не успевает, когда руки Реджины внезапно захватывают в плен её собственные, и она ощутимо ударяется спиной о стену, чего, впрочем, даже не замечает.

— Что ты де… — она так и не договаривает, поскольку намерения Реджины становятся крайне ясны, когда она спускается пальцами ниже и резко дёргает ремень. Эмма глухо стонет, потому что в глазах резко мутнеет, и она предпочитает закрыть их вовсе, чтобы её не укачало от новой нахлынувшей волны возбуждения.

У неё нет сил даже на то, чтобы снова поменять их местами. Колени начинают дрожать, и всё, что она может, — это лишь выгнуться в спине, чтобы прижаться к телу Реджины ближе, отвечая на её поцелуй рвано и страстно.

Она чувствует, как прохладные пальцы касаются промежности и стонет снова, в этот раз громче, почти задыхаясь от нахлынувших чувств. И, кроме того, она прекрасно понимает, насколько она мокрая, что тут же отдаётся жаром во всём теле, а к щекам прилипает румянец.

Эмма вообще не уверена, что когда-либо возбуждалась так сильно. Большая часть её партнёров, в основной массе, практически не вызывали чувств или каких-то особенных эмоций. Да и доминировать они, по правде говоря, тоже никогда не пытались; Эмме же всегда было этого достаточно.

Было.

Но теперь она ощущает пальцы Реджины на клиторе и ей кажется, что она возбуждается лишь сильнее. Низ живота сжимает и слегка тянет, так что она шумно выдыхает ей в губы и дёргает рукой, пытаясь её освободить, чтобы вновь коснуться её кожи и вернуть хоть какое-то ощущение контроля ситуации.

— Реджина, — почти умоляюще стонет она, не отрываясь от её губ.

Эмме кажется, что когда Реджина входит — внутри неё что-то переворачивается и с треском ломается. Привычные убеждения, устои, которых она всегда старалась придерживаться. И она не может сказать, что этот слом, — неприятный. Он смущает, заставляет подаваться бёдрами навстречу и громко стонать, хватая губами воздух, потому что его резко начинает не хватать. Дыхание в груди спирает от непривычных ощущений, и это чувство странно щекочет горло изнутри, отчего голос становится хриплым, а тело — податливым.

Она крепко прижимает Реджину к себе, когда та освобождает запястья, и ведёт пальцами выше, — сначала по шее, после чего забирается в волосы, слегка царапая кожу ногтями.

— Реджина, не… Блядь, — хнычет она, запрокинув голову и сильнее сжимая пальцы в её волосах.

Эмма направляет её голову к собственной шее и тихо довольно шипит, когда чувствует укус, от которого наверняка останется след. А, быть может, даже не один, — учитывая любовь Реджины к укусам. Не то чтобы прямо сейчас это беспокоит её; прямо сейчас она ощущает, как влаги становится всё больше, а тело начинает дрожать от подступающего оргазма.

Она вновь громко стонет, кусая собственную губу в попытке приглушить его, — впрочем, безуспешно. Эмма понимает, что в баре грохочет музыка и громко говорят люди, так что едва ли кто-то вообще их услышит. А если и услышит, то, — ну, можно подумать, кто-то впервые трахается в туалете бара. И, тем не менее, она не может не тревожиться из-за этого. Она же долбанный детектив, который, по идее, и должен предотвращать нечто подобное.

И как же ей поебать на это.

Волна оргазма накрывает её резко и яростно, а мышцы внизу живота сокращаются так сильно и часто, что Эмма вообще не уверена, возможно ли испытывать нечто подобное на самом деле. Она, не сдержавшись, закатывает глаза от удовольствие, вновь громко застонав и крепко вцепившись пальцами в плечо Реджины. От удовольствия поджимаются даже пальцы на ногах, и Эмма дышит тяжело и часто, потому что воздуха до сих пор не хватает, — несмотря на долгожданную разрядку.

Впрочем, «долгожданную» — сильно сказано. Эмма уверена, что не прошло и пары минут, как она кончила, из-за чего крепко обнимает Реджину и утыкается ей носом в плечо, чтобы она не могла видеть её лица.

Эмму всё ещё слегка потряхивает от возбуждения и бессилия одновременно, когда Реджина отстраняется, чтобы привести себя в порядок. Тогда она тоже наклоняется, чтобы надеть брюки и нижнее бельё, и неприязненно морщится, когда влага прилипает к и без того уже мокрой ткани. Эмма поправляет рубашку, застёгивая пуговицы, и тоже подходит к зеркалу, теперь останавливаясь совсем близко к Реджине, почти касаясь её плеча собственным. Она ведёт пальцами по губам, стирая слегка размазавшуюся помаду, а затем опускает взгляд и слегка усмехается.

— Реджина… — с лёгкой укоризной говорит она, ведя пальцами по большому и отчётливо заметному засосу у себя на шее; там, где пульсирует венка. Она встречается с Реджиной взглядом в зеркале, однако не видит в её глазах и капли стыда, отчего ухмылка становится лишь шире, и Эмма опускает голову, чтобы поправить воротник и хоть как-то скрыть следы их… пребывания в туалете.

А затем она опускает голову ещё ниже и ведёт ладонью по всё ещё оголённой спине Реджины.

— Помочь? — спрашивает она, касаясь губами её плеча, но всё ещё стоя за спиной. Эмма ведёт губами ниже, касаясь лопаток, а затем позвоночника, и слегка улыбается, выдохнув, когда видит волну мурашек, бегущих по телу Реджины.

Она собирает платье пальцами и начинает медленно двигать его наверх, помогая Реджине продеть руки в рукава, а затем ведя их к плечам. Всё это время она не открывает губ от её оголённой кожи на спине, целуя коротко и нежно, и отстраняется лишь тогда, когда доходит застёжкой до самого верха. После она поправляет и подол платья, не упустив возможности коснуться пальцами оголённой кожи а бёдрах.

— Как ты смотришь на то, чтобы сбежать и поехать ко мне? Вряд ли ты умрёшь, если не увидишь транс-шоу, — горячо выдыхает она ей на ухо, обнимая со спины и встречаясь с ней взглядом в зеркале.

— Нет… но мы же в баре, купим по пути, — выдыхает Эмма ей в губы, прежде чем снова поцеловать.

Она понимает, что ей нужно отстраниться прямо сейчас, пока возбуждение вновь не взяло верх над разумом, и потому слегла шагает назад. Заглянув в глаза Реджины и не увидев там сомнений, она берёт её за руку и настойчиво тянет к выходу.

По пути она быстро вызывает такси и останавливается возле бара, где настойчиво и крайне нетерпеливо зовёт Руби, не отпуская руки Реджины; словно боясь, что та ускользнёт от неё, резко передумав. Та, впрочем, вроде как и не собирается, но Эмме всё равно тревожно.

— Руби, дай мне бутылку виски.

Подруга широко ухмыляется, пробегаясь оценивающим взглядом по Реджине и останавливаясь на её припухлых от поцелуев губах. Она приподнимает брови, после чего опирается на стойку локтями.

— Я бы упрекнула тебя, что ты бросаешь меня тут одну, хотя обещала помочь, но, видит бог, Свон, тебе давно пора было хорошенько потрахаться. Так что считай, что я одобряю. Какой виски вы пьёте, миледи? — Она поворачивается к Реджине, всё ещё не зная её имени, но точно зная, что Эмма виски не пьёт и для себя точно не стала бы заказывать. — У нас большой ассортимент, подберу вам самый лучший. — Она широко ухмыляется и подмигивает Реджине, на что Эмма недовольно шипит.

— Руби, я тебя арестую, если ты будешь с ней флиртовать.

Лучшая подруга только звонко хохочет, даже не думая скрываться.

— Не ревную я, с чего бы мне ревновать, — бухтит Эмма, опуская одну руку на талию Реджины и собственнически прижимая её ближе к себе.

Нет, правда, она не ревнует, просто… Просто не хочет, чтобы кто-то другой флиртовал с Реджиной. Это вовсе не ревность. Просто неумение делиться, вот и всё.

Эмма усмехается ей в губы. Медовый Джек Дениелс, думает она. Это настолько подходит Реджине, что она даже не удивлена. По правде говоря, что-то такое она и предполагала. Не то чтобы она разбиралась в сортах виски, — после той кошмарной попойки она так и не брала в рот ни капли этого смертельного напитка, навсегда поклявшись себе, что если не бросит пить, то хотя бы точно бросит виски. И, откровенно говоря, обещание сдержала, но лишь потому, что от одного запаха этого напитка её начинало подташнивать.

— Нет, просто Свон не умеет подбирать партнёров, которые не будут вести себя как козлы, — закатывает глаза Руби, ставя на стойку заказанный «Джек» и откровенно косясь в сторону сидящей неподалёку Тамары. — О, нет, это за счёт заведения. Эмма мне сегодня помогла, так что считаем, что заслужила. А ещё я фанатка «The Queen», хоть и не сразу вас узнала, мисс Миллс.

— Так, ну всё, нам пора, — резко говорит Эмма и настойчиво тянет Реджину к выходу, где их уже ожидает такси. Они прорываются сквозь толпу танцующих, а затем — через гримёрку с артистами к чёрному выходу, куда она обычно заказывает машину, если сильно напьётся или просто нет сил дойти пешком.

Найдя взглядом нужный номер машины, она тянет Реджину к ней за руку и усаживается на заднее сидение. Путь до дома занимает не больше пяти минут, но даже эти пять минут кажутся ей бесконечностью, потому что она ощущает медовый аромат Реджины совсем рядом и нагло касается пальцами её оголённой коленки, из-за чего по спине бегут мурашки.

Когда такси останавливается возле невысокого здания из красного кирпича, усыпанного пожарными лестницами и с кривоватым входом, примыкающего ещё к паре таких же многоквартирных домов, — Эмма суетливо суёт таксисту пару смятых купюр и буквально выталкивает Реджину из машины, начиная целовать её ещё до того, как они успевают добраться до квартиры.

В замочную скважину она тоже попадает не с первого раза, так что она чертыхается и немного возится с замком прежде, чем наконец распахнуть дверь и впустить Реджину внутрь небольшой квартирки, явно рассчитанной на одного человека и не слишком-то убранной.

— Прошу прощения за беспорядок, — бормочет Эмма без всякого сожаления в голосе и подхватывает Реджину под бёдра, чтобы усадить на тумбочку в подобии коридора. Ключи со звоном падают на пол, а стоящие на тумбочке книги и журналы с грохотом сыплются на обувную полку.