— То, что ты не боишься, не значит, что во мне этого нет, — шепчет она, опуская ладонь на её щеку. — Я не знаю, как… контролировать это. И мне всё ещё страшно. Страшно, что я смогу причинить тебе боль, не осознавая этого. Я не смогу потерять тебя, не снова. — Она судорожно выдыхает и прижимается к ней теснее. — Но ты… Я никогда не считала тебя злой королевой. И я говорила тебе это уже сотни раз, но могу повторять снова и снова. Я… знаю тебя достаточно, чтобы утверждать это. Ты стала той, кем сделали тебя обстоятельства. Тебя ранили, предавали, бросали. То, что ты защищаешься — это нормально. Хотя это и не отменяет того факта, что иногда ты просто невыносимая стерва. — Она улыбается, заглядывая ей в глаза, говоря взглядом, что принимает её любой. Что прошлое ничего не значит. — И закатываешь истерики из-за сугроба. Чёрт, поверить не могу, что ты правда это сделала.

Эмма усмехается: без злобы или издёвки, просто констатирует факт.

— Но это то, что делает тебя тобой. Это то, что я л… люблю. — Она выдыхает, прикрывая глаза и чувствуя, как румянец прилипает к щекам. Сердце начинает биться быстрее от собственных слов. Она никогда раньше не говорила их. Никому, возможно, даже самой себе. Вся близость, которая у неё была, сводилась максимум к сексу. С Джеком они были достаточно близки, но недостаточно, чтобы называть друг друга возлюбленными. Эмма не знает, как описать эти отношения, но точно знает, что это не было любовью, особенно теперь, когда ей есть, с чем сравнивать. Он был её поддержкой, другом, возможностью расслабиться, почувствовать себя нужной и женственной. Не ведьмаком, а личностью. С Реджиной всё ощущается совершенно иначе. У неё никогда не было потребности говорить таких слов Джеку или кому-либо ещё, но теперь это кажется таким простым, правильным. Говорить ей, что она чувствует, хоть это по-прежнему ужасно смущает.

— Нужно вернуться в замок. Мы всё равно не успеем дойти пешком, и… ты можешь послать кого-то вместо себя. И было бы отлично поговорить обо всём этом в тепле, а не стоя на морозе в центре города, где нас может увидеть любой пьяница. Идём, — решительно говорит она, отстраняясь и касаясь пальцами её запястья. Она улыбается, когда Реджина всё-таки следует за ней, хотя Эмма практически кожей чувствует её недовольство от того, что кто-то принимает решения за неё.