— Ну, не знаю насчёт Реджины, — говорит Руби, пока они идут в сторону поля для квиддича, и подкидывает в ладони квоффл. — А вот Нил показался мне очень даже ничего. Нет, правда, славный малый. Немного помешан на порядке, но это ничего, даже немного забавно. Хотя… — Она задумчиво останавливается, приложив палец к подбородку. — Мой фаворит — Виктор. Ну а что насчёт тебя, приглянулся кто-нибудь?

Эмма пожимает плечами. Для неё гости из других стран — это просто гости из других стран. Она не видит в них ни потенциальных друзей, ни, тем более, любовников. Тем более что пройдёт год, и им придётся расстаться, а другая страна — это огромная пропасть даже для писем, не говоря уже про частые визиты или отношения. Так что Эмма не видит никакого смысла привязываться к ним.

Особенно после уговоров Руби бросить своё имя в кубок огня. Не то чтобы ей сильно хочется участвовать в турнире, — но с другой стороны, это азарт; интерес, попытка узнать собственный потенциал. Да и кому не будет интересно, выберет ли его кубок чемпионом? Сама Руби, разумеется, бросила своё имя, хотя уверена, что чемпионом от Хогвартса станет либо Киллиан, либо Эмма, — разумеется, если последняя решится.

— Да, я так и подумала, что свой последний год в Хогвартсе ты проведёшь на квиддичном поле, даже несмотря на то, что тут происходит такое, — фыркает Руби и легонько толкает её плечом.

— Не понимаю, почему все так взбудоражены. Они же просто… гости. И рано или поздно всё равно уедут. Но все ведут себя так, будто с ума посходили, а купидон открыл охоту на симпатичных иностранцев, — усмехается Эмма, на что Руби, разумеется, закатывает глаза.

— Ты относишься к этому слишком серьёзно, в этом и проблема, — беспечно говорит подруга. — Никто не собирается заводить с ними серьёзных отношений. Так, просто интрижка, хорошее времяпрепровождение вместе. Что-то вроде… курортного романа.

— Ну да. Ты знаешь, что это не для меня, — вздыхает Эмма и останавливается возле раздевалки Рейвенкло. Киллиан и Робин, разумеется, уже ждут их. Их четвёрка постоянно тренируется вместе, когда выпадает возможность, несмотря на то, что они с разных факультетов, а Киллиан и Эмма — капитаны своих команд. Но так даже интереснее. Одно дело дело тренировать свою команду, и совершенно другое — устраивать что-то вроде дружественных спаррингов.

— Туше, Эмма. Когда-нибудь ты научишься развлекаться, потому что, видит бог, в семнадцать нельзя быть настолько серьёзной.

— Ой, заткнись, Руби. — Эмма закатывает глаза.

С начала тренировки проходит не больше получаса, когда Эмма замечает уже знакомые фигуры в отдалении. Видимо, ребята из Шармбатона тоже пришли потренироваться, но обнаружили, что поле, вопреки расписанию, занято. М-да уж, думает Эмма, замирая на метле. Ещё одно очко хаоса в копилку Реджины, что не есть хорошо. Эмма почти видит, как та хмурится и думает что-то вроде: «ох уж эти нерасторопные англичане, всё у них через жопу».

Впрочем, если приглядеться, — их всего четверо. То ли не вся команда попала в делегацию, то ли тоже решили устроить внеплановую тренировку.

— Эй, ребят! — кричит сверху Киллиан, перебрасывая квоффл из руки в руку. Эмма как раз собиралась отнять у него этот самый квоффл. — Пришли потренироваться? Или просто полюбоваться нашей великолепной игрой?

Эмма кривит губы в усмешке, но ничего не добавляет. Киллиан всегда был слишком самонадеянным, этого у него не отнять. Всё-таки не зря шляпа распределила его на Гриффиндор.

А потом её одолевает странное, но тягучее желание покрасоваться перед Реджиной, и потому, пользуясь тем, что Киллиан отвлёкся на гостей, она резко срывается места и выбивает из его рук квоффл. После сразу же направляется к кольцам, которые охраняет Робин. Руби одобрительно свистит.

— Нечестно, Свон! — кричит позади Киллиан, пытаясь догнать её, однако Эмма лишь переворачивается на метле и перебрасывает мяч Руби.

Полёты были её страстью с самого детства, — с того самого момента, как родители купили ей игрушечную метлу, которая поднимала лишь на несколько метров в воздух и не шибко-то разгонялась. Впрочем, для четырёхлетней неё это было сродни волшебству и самым настоящим гонкам, и потому, поступая в Хогвартс, она уже знала, чем хочет заниматься.

Её первые уроки полёта на метле проходили великолепно, и со временем квиддич и в самом деле стал её настоящей страстью. Это незабываемое чувство бьющего в лицо ветра, ароматов влажной земли и полное ощущение свободы; бесконечной скорости. На метле исчезают все страхи и проблемы, и каждый раз, когда Эмма хочет прочистить голову или просто немного побыть в одиночестве, — она отправляется на поле для квиддича. Игра успокаивает, воздух дарит ощущение какой-то завершённости, а для всех проблем резко находятся решения.

Так что со временем она меняла только мётлы, и каждая была лучше другой. Сначала это был старенький потрёпанный «Нимбус» из неповоротливого дерева. Затем, на четвёртом курсе, появилась «Молния». Тогда она казалась самым настоящим шедевром: лёгкая, манёвренная, шустрая. Эмма думала, что никогда и ни на что её не променяет, но затем, — этим летом, — она увидела «Грозу Небес» из той же линейки мётел, сделанную в Болгарии, и влюбилась по-настоящему.

По сравнению со всеми прочими конкурентами, «Гроза Небес» была более лёгкой и миниатюрной. Она не разгонялась так, как новая «Молния», но в то же время открывала невероятные возможности для манёвров, на которые прочие мётлы были попросту неспособны из-за своей неповоротливости. Так что эта выкрашенная в чёрный малышка стала её настоящим талисманом, и Эмма была уверена, что именно с ней она победит любой чемпионат. Рейвенкло точно станут чемпионами Хогвартса в её последний год обучения здесь.

А ещё она более чем уверена, что выглядит на этой метле впечатляюще. Её манёвры, по сравнению с прошлым годом, стали намного лучше, и даже ощущается это куда приятнее.

Она нисколько не удивляется, когда им с Руби с лёгкостью удаётся обойти Робина и забить квоффл в центральное кольцо, — то самое, которое приносит больше всего очков.

А после Эмма замирает позади ворот и снова бросает взгляд на гостей. Те не выглядят впечатлёнными, — они скорее всё ещё раздосадованы, что им не удастся поиграть. И это отчего-то задевает. Ей так хочется впечатлить Реджину, показать, что Хогвартс и его обитатели стоят внимания, что она практически ставит это своей главной целью на год. Ну, сразу после сдачи экзаменов, разумеется. И всё-таки… Однажды она разобьёт её снобизм о скалы. Это уже вопрос чести. И, может быть, вредности.

— Слышала, Свон? — Киллиан поправляет красную капитанскую мантию и плавно опускается на землю. — Наши гости так самонадеянны, что уверены в своей победе. Вы снова недооцениваете нас, господа! — говорит он громче, чтобы гости точно его услышали.

Эмма плавно опускается рядом с ним, краем глаза замечает, как то же самое делают Руби и Робин.

— Я бы с вами сыграла, — кокетливо смеётся Руби, бросая взгляд на Нила. Тот тут же заливается краской. Удивительно. У них что, и вправду интрижка? — Только, боюсь, победы вам не видать, как собственных ушей. Вы ещё толком и не видели нас в действии.

— Брось, Руби, — мягко улыбается подошедший Робин. — Уверен, наши гости тоже не лыком шиты. Так что? Если никто не против, то предлагаю начать. Это будет чертовски интересно. Давно мы не разминались в атмосфере настоящего соперничества, а?

— Давайте, — коротко говорит Эмма, с наигранной небрежностью прокручивая в пальцах древко своей новенькой метлы. Она знает, что любой маломальский ценитель мётел точно заметит, что она не так проста. — Играем без снитча и бладжеров, потому что их запрещено использовать на неофициальных тренировках. — Она умалчивает, что в целом неофициальные тренировки не слишком-то законны, просто профессора привыкли закрывать на это глаза. — Только квоффл и вратари. Согласны?

Говоря откровенно, — Реджина не кажется профессиональным игроком в квиддич. Или хотя бы просто увлекающимся.

Кожа на её ладонях выглядела нежной и не загрубевшей, а это значит, что метлу в руки она брала не так уж часто. Да и походка у неё слишком выверенная для человека, который мог бы проводить много времени в воздухе. А потому Эмма делает вывод, что перед ними просто любители, для которых квиддич, — это весёлое и ненапряжённое времяпрепровождение. Впрочем, кто знает. Говорить за остальных членов команды она не может, хотя ни Нил, ни эта Кэтрин не выглядят как люди, воодушевлённые соперничеством.

Чего не скажешь о Реджине. Её глаза сияют тем же азартом, что и глаза Эммы, когда они встречаются взглядами, поднявшись в воздух. Робин, конечно же, отправляется на ворота. Руби, которая обычно управляется с бладжером, остаётся на подхвате. Ну а они с Киллианом, — нападающие. Оба — охотники что в своих командах, что на тренировках, а потому сражаться с ними будет ещё сложнее. Особенно учитывая слова Реджины о том, что она предпочитает позицию ловца. Скука смертная, если честно.

Куда интереснее вырабатывать стратегии, придумывать новые манёвры, — а не просто носиться по полю, ища иголку в стоге сена и помирая от скуки, пока все остальные выкладываются на полную. Но — каждому своё.

Эмма отлетает чуть в сторону и разыгрывает квоффл, который тут же перехватывает команда соперников. Что ж, неплохо. Правда, если бы квоффл разыгрывал судья, — у них было бы в разы меньше шансов.

— А она ничего так, а? — расслабленно спрашивает Киллиан, поравнявшись с Эммой. Похоже, он тоже не торопится перехватывать соперников, а значит их мысли более или менее сходятся. — Я про Реджину. Горячая штучка.

— Ага, — ворчит Эмма. — Так и хочется сбить с неё спесь. Заходи справа, Джонс, посмотрим, на что они способны.

Киллиан ухмыляется ей и резко ныряет вниз. Уходит чуть вправо, а затем без труда подрезает вырвавшегося вперёд Нила. Эмма спешит помочь ему, зажимая мальчишку сзади, дабы у него было пространства для манёвра и возможности уйти от них. К счастью, Нил оказывается не так прост и ловко передаёт пас Реджине, вынуждая Эмму резко скользнуть в сторону и перегруппироваться, что занимает определённое время. Так или иначе, а Реджину она догоняет, когда та уже вовсю несётся к воротам, пока Зелина блокирует Руби возможность её подрезать.

Эмма нагоняет её снизу и уходит в сторону, не давая Реджине возможности сбросить её с метлы. Резко приподнимается и выхватывает квоффл из её рук как раз в тот момент, когда она почти долетает до ворот. Понимая, что возможности уклониться и уйти у неё уже нет, — она перебрасывает мяч Робину, чтобы тот разыграл его заново.

— Для тех, кто собирался нас уделать, вы слишком уж нерасторопны, — тихо говорит Эмма, поравнявшись с Реджиной. — В чём дело? Решили нам поддаваться? — Она усмехается и, наклонившись к древку метлы, резко вырывается вперёд.

Разумеется, они побеждают.

На самом деле, это было очевидно если не с самого начала, то к середине игры точно. Команда, вышедшая против них, — всего лишь новички-любители, для которых квиддичное поле не является вторым домом, в отличие от Эммы и Киллиана. Их силы не равны изначально, и всё же Эмма даже не думает уступать. Поддаваться — это не уважать соперника и его старания. Не давать ему развиваться, чего она точно не хочет. И, кроме того, они сами этого захотели. Сами пришли на поле и сами предложили игру, точно зная, с кем собираются связаться. А раз знали, — значит точно не рассчитывали на то, что с ними будут играть в поддавки.

Так что матч заканчивается с разгромным счётом, но Эмма не чувствует себя победителем. Она вымоталась и устала, — бесспорно; но, тем не менее, она не может слишком уж радоваться тому, что выиграла у соперника, который заведомо слабее. Это то же самое, что радоваться, если победил на магической дуэли у первокурсника.

Впрочем, судя по выражению лиц остальных, они чувствуют примерно то же самое.

— Вы хорошо играли, — говорит им Эмма, улыбаясь без тени ехидства или сарказма. — Правда. Вы молодцы. Руби точно следует поучиться кое-чему у Реджины. — Она ухмыляется, бросая на подругу взгляд через плечо, и та только наигранно кривится.

— Я вообще загонщик. Вот если бы были бладжеры… — мечтательно тянет она, однако идиллию прерывает профессор Голд, выскочивший на поле, словно чёрт из табакерки.

Он появляется настолько внезапно, что Эмма едва не подпрыгивает от испуга, и у неё создаётся впечатление, будто директор втайне следил за их игрой, а затем резко опомнился и решил напомнить им о правилах.

— Э-э-э… Профессор, простите, это мы виноваты. Гости тут ни при чём. Нам стоило сразу сказать, что…

— Незнание правил не освобождает от ответственности, мисс Свон, вам ли этого не знать, — сухо прерывает её директор, а затем назначает наказание.

Эмма тяжело вздыхает, посылая Реджине и её группе извиняющийся взгляд, а затем плетётся в Хогвартс следом за директором вместе с остальными.

— Интересно, чего это он так взъелся, — шепчет по пути Киллиан, явно удивлённый не меньше, чем все остальные.

— Никогда такого не было, и вот опять, — закатывает глаза Руби, поравнявшись с ними. — Это всё из-за гостей. Голд из шкуры вон лезет, чтобы всем понравиться и чтобы всё прошло идеально. Так что последний год, видимо, будем по струнке ходить. Шаг влево, шаг вправо — и всё. Расстрел.

— Ага, щас, — фыркает Эмма, и Киллиан с Робином согласно кивают. — Просто будем… осторожнее.

— Я на это и намекала, — ухмыляется подруга, хватая её под локоть. — Кстати об этом. Наши собираются устроить вечеринку в Визжащей Хижине. Мы тоже приглашены. А ещё собираются позвать наших дорогих гостей. Ну, тех из них, которые любят веселиться. Придётся постараться, чтобы улизнуть незаметно, но оно того стоит. Что скажете?

— Мы только за. — Киллиан дёргает бровями и заговорщически улыбается, после чего посылает озорной взгляд Зелине, группа которой идёт чуть в стороне от них.

Конечно же, их посылают чистить котлы. Каждый вечер в течение недели оба старосты школы должны спуститься в подземелья, чтобы выдраить всё, что можно, а затем запачкать и выдраить снова. В общем, занятие такое себе. Скучное и бессмысленное. Возмутительнее всего то, что остальным выдали парочку мелких поручений и отправили восвояси, и только они с Реджиной должны были отдуваться за всех. С одной стороны, это логично. С другой стороны, — крайне не справедливо, если брать в расчёт единство, командную работу и всё в таком духе. Но, очевидно, командная работа директоров обеих школ интересовала в последнюю очередь. Они просто хотели насладиться триумфом.

— Привет. — Эмма останавливается возле пока ещё запертой двери в кабинет зельеварения и устало растирает шею. После лекции по трансфигурации, где им всем пришлось сидеть час в одной позе, она чувствует себя выжатой, как лимон, и последнее, чего ей хочется, так это чистить котлы. — Господи, как же хочется жрать… — Она наклоняется, разминая спину, и шумно выдыхает. — А не вот это вот всё.

Отработки для неё — привычное дело, даже несмотря на то, что она староста школы. Быть подругой Руби и не получить от директора выговор хотя бы пару раз за год, — задача практически непосильная, потому что, если уж на то пошло, Руби никогда не сидит на месте и вляпывается то в незаконные вечеринки, то куда-нибудь ещё; и Эмме это нравится, ведь все эти наказания того стоят, а чаще всего им и вовсе удаётся уйти безнаказанными.

Но вот Реджина, судя по всему, получает выговор если не впервые, то первый за долго время. Эмма не знает, как у них там в Шармбатоне с шалостями и отработками, но почти уверена, что дисциплина отличается не сильно: не выходить из спален после отбоя, не воровать еду с кухни, не устраивать неофициальных тренировок, — стандартные правила безопасности. Конечно, Реджина может быть расстроена и по другой причине, — вроде как Голд упоминал её мать, — но всё равно Эмме её немного жаль.

Если бы она схлопотала наказание в первую же неделю в чужой школе, — может быть, тоже расстроилась бы. Хотя… Это маловероятно.

Эмма склоняет голову набок и слегка подаётся корпусом вперёд, желая разглядеть, что там такого интересного может читать утончённая особа из Франции.

— «Фантастические твари и где они обитают»? — хмыкает Эмма, распрямившись. — Ну, тут далеко ходить не надо. Директора обитают на пятом этаже, а башня Рейвенкло — на седьмом.

Эмма пожимает плечами и как ни в чём не бывало принимается разминаться. Если она не сделает этого, то точно помрёт на этой чёртовой отработке.

— Прости за тренировку, — говорит она, вновь переводя взгляд на Реджину. — Я думала вы читали правила и знаете, на что идёте… Да и обычно профессор Голд закрывает на это глаза. Но, видимо, ему очень хочется показать школу идеальной. Как будто студенты других школ не нарушают правила и не сбегают ночью на кухню. Идиотизм.

Впрочем, Эмма не сомневается, что мать пришлёт ей «кричалку». Если раньше она закрыла бы на такую шалость глаза, то в этот раз всё иначе. Маги вокруг так пекутся о том, чтобы выставить свою страну в лучшем свете, что забывают главное: недостатки для кого-то — достоинства для других; у недостатков тоже есть своё очарование. Уж что-что, а предстать перед гостями бездушным роботом, который просто выполняет правила, ей не хочется. И вообще, директор сам говорил, что цель турнира — дружба между волшебниками из разных стран. А как можно подружиться с человеком, если на него запрещено даже дышать?

Эмма бросает сумку в угол и плюхается на лавку напротив. И, стоит ей только коснуться холодного камня, как дверь в кабинет зельеварения резко распахивается, а на пороге появляется взъерошенный профессор Грэм.

— Мисс Миллс? Мисс Свон? Вы уже здесь, это хорошо. Проходите. — Он машет рукой и снова скрывается в кабинете, приглашая их последовать за ним. Эмма переводит взгляд на Реджину, которая выглядит удивлённой, и пожимает плечами, говоря, мол, кто знает, что на уме у этого парня? А затем поднимается и заходит в кабинет. Профессор, обернувшись к ней через плечо, усмехается. — И снова мы встретились. Напоминаю, что чистить котлы нужно без применения магии, иначе они утратят свои магические свойства. — Он указывает ладонью на груду котлов, умостившихся в углу кабинета.

— Чёрт возьми, откуда у вас столько грязных котлов, профессор?

— Первокурсники, — тяжело вздыхает тот.

— Но ведь ещё только начало года…

— Так, хватит разговоров. Котлы должны быть вычищены до блеска. Я приду через час, чтобы проверить, как у вас дела. Если к тому моменту закончите, то дождитесь меня и можете быть свободны. Вопросы есть? Отлично. Мисс Миллс, вы всегда можете обратиться за помощью к старосте, — говорит, указывая на Эмму, — или можете послать за мной, если случится что-то серьёзное. — Дождавшись согласных кивков, профессор торопливо подхватывает стопку пергаментов и скрывается с ними в коридоре, тихо хлопнув за собой деревянной скрипящей дверью.

Эмма со вздохом бросает сумку на одну из пустующих парт и развязывает мантию, чтобы уже в следующий миг отправить её следом за сумкой и закатать рукава рубашки.

— Итак, — говорит она, подцепляя пальцами черпак, вымазанный в какой-то слизи. — С чего начнём?

Реджина не выглядит так, словно настроена на разговоры.

Эмма могла бы подумать, что она обижается или даже злится, но её же слова противоречат этой догадке. Ранее она сама сказала, что её никто не тянул на поле, — и она права. Может быть ей, как старосте школы, следовало предупредить её о незаконности тренировки, но с другой стороны, — она и сама должна была прочитать правила ещё до приезда в Хогвартс. В конце концов, она не десятилетка, с которыми Эмме обычно приходится работать и которым вечно обо всём нужно напоминать. Реджина — взрослая девушка, которая вполне способна отвечать за свои поступки и понимать всю ответственность.

И это даже как-то разочаровывает. Там, на поле, Эмме казалось, что Реджина и её команда понимают все риски, и идут на тренировку с ними как раз поэтому; ради духа соперничества, ради азарта, ради ощущения полной свободы, — словно в любой момент можно улететь и избежать наказания. Теперь она понимает, что это не так. Что знай Реджина о правилах, и она ни за что не ввязалась бы в это приключение. Что риск и развлечения — это не про неё.

Конечно, Эмма не может злиться на неё за это. В конце концов, она не может залезть в голову человеку и узнать, о чём он думает. Но ей казалось, что до этого момента они неплохо ладили. Может быть, ещё не были друзьями, но вполне могли бы ими стать, если бы захотели.

Но, быть может, оно и к лучшему. Привязываться к человеку, который неизбежно исчезнет через год, — глупо. А она не Руби, чтобы заводить лёгкие интрижки, даже если речь идёт просто о дружбе. Для того ей слишком сложно выстраивать отношения, раскрываться перед человеком, выстраивать с ним доверительную связь, — и оттого слишком мучительно больно, когда эта связь разрывается.

Хотя она не может отрицать, что её странным образом тянет к Реджине. Привлекает это родство: при всей их непохожести кажется, что они отлично понимают друг друга. Словно могут общаться на уровне взглядов, жестов и чувств, — и это завораживает, кажется странным, чем-то неизведанным и что точно хочется исследовать.

Эмма вздыхает, вертя в пальцах замызганный слизью черпак, а затем направляется к другой раковине, зажав котёл подмышкой. Реджина права: глаза боятся — руки делают. В конце концов, ей не в первый и — она уверена, — не в последний раз чистить котлы, отбывая наказание в подземельях школы. Это всегда кажется сложнее, чем есть на самом деле. Хотя будь её воля — она бы скорее предпочла написать эссе на пять свитков пергамента, нежели отчищать от котлов то, что должно было быть зельем, но не стало им либо по причине полного отсутствия таланта, либо по причине невнимательности первака. Ни то ни другое, впрочем, не было оправданием такому халатному отношению к предмету.

Да, зельеварение было её любимым делом сразу после квиддича. Заклинания и трансформация — это, конечно, интересно, но едва ли что-то ещё может сравниться с элегантностью зелий. С их многослойностью, за которой кроется настоящая мощь и невероятные возможности. Зельеварение удивительным образом умудряется сочетать в себе педантичную точность и хаотичное творчество, так что каждое новое занятие и каждое новое зелье — это практически шедевр лично для Эммы. Так что нет ничего удивительного в том, что она выбирает углублённый курс данного предмета; это — её запасной план в случае, если не выгорит с квиддичем. Хотя в идеале, конечно, она собирается их сочетать.

Эмма споласкивает котлы, оставляя их в сторону, и с каждой проведённой секундой молчание угнетает её всё сильнее. Ей хочется поговорить с Реджиной. О чём угодно, лишь бы только не молчать, не ощущать её присутствия рядом — и в то же время не имея возможности разгадать её. Она уже знает о ней то, что она любит играть в квиддич, но делает это редко (а значит интересуется спортом); знает, что она рациональна и склонна анализировать каждое действие; знает, что она прямолинейна почти так же, как и Эмма; и знает, что она явно любит учиться и узнавать что-то новое, а это роднит их сильнее всего.

Но Эмма не знает, что кроется за её молчанием и хмурыми взглядами, и это её беспокоит.

— Почему ты решила участвовать в турнире? — не выдержав, спрашивает она, и голос её звучит слегка хрипловато после долгого молчания. Эмма поворачивается к ней лицом и опирается мокрыми ладонями о стойку для котлов. С пальцев капает вода, но она будто и не обращает на это внимания. — Ты не похожа на человека, который жаждет вечной славы, потому что иначе давно бы её обрела. Тогда почему?

Эмме важно узнать ответ. Она хочет знать: Реджина просто испытывает себя так же, как хочет испытать себя Эмма, и потому она чувствует такое притяжение, — или же у Реджины совершенно другие причины, чтобы бросить своё имя в кубок огня?

Её глаза, словно оплавленные золотом, теперь кажутся совсем чёрными, густыми и бездонными, — будто её терзают сомнения, какие-то страхи или даже угрызения совести. В её словах только часть правды, а быть может, в её словах нет правды вообще.

Обычно Эмма с трудом понимает других людей, но Реджину она как будто бы чувствует. С ней легко. Легко понимать её эмоции, — так же как легко, казалось, раскусить её; понять, говорит ли она правду или просто врёт, чтобы отделаться от вопроса. Эмме кажется, что она понимает Реджину, несмотря на то, что они просто незнакомцы из разных стран, которые рано или поздно будут вынуждены расстаться. Вот только притяжение от того не становится менее сильным, — скорее наоборот.

«Запретный плод сладок», — думает она, вспоминая слова матери. И правда. Чем запретней мысли — тем сильней тянуло к ним, хотелось вернуться; всковырнуть и узнать, что лежит на дне.

— Желать славы и успеха не то же самое, что желать испытать себя, — тихо говорит она, опуская взгляд. Эмма вытирает руки о висящее на подставке полотенце и принимается расставлять котлы в порядке возрастания.

Что бы Реджина ни думала про англичан — у Эммы всегда был порядок в голове. Всегда имелось расписание, планы, примерный порядок действий. Может быть, вокруг неё и творился хаос, как в Хогвартсе, но мысли всегда были ясными, имеющими систему, и это было для неё самым главным.

— Сомневаешься, что кубок выберет тебя или просто не хочешь, чтобы он выбрал тебя? — спрашивает она, складывая руки на груди. — Там, на поле, ты была уверена в своих силах несмотря на знания о том, что выходишь против более сильного противника. Ты не похожа на ту, кто сомневается в себе, — поясняет Эмма, ведя пальцами по краю котла. — И я уверена, что ты знаешь себе цену. Только не говори, что не знала, будто мы сильнее. Твои ладони мягкие и нежные, ты не часто берёшь в руки метлу. Походка не похожа на походку человека, который проводит много времени в воздухе, а твои движения — плавные и грациозные, и какими бы ни были манеры во Франции, но человек, который часто играет в квиддич на любой из позиций всегда двигается более резко и… — Она щёлкает пальцами, стараясь подобрать слово: — Порывисто. Как будто собирается вот-вот забить мяч в ворота, ударить по бладжеру дубинкой или схватить золотой снитч. При этом ты знала, что собираешься играть против двух капитанов сильнейших команд в Хогвартсе. Так что твои слова про славу и успех — ложь. Но я не настаиваю на ответе. Мне просто было интересно, потому что… Если честно, я не знаю, имеет ли смысл бросать своё имя в кубок. Я просто…

Эмма опускает голову, прикрывая глаза.

— Мне интересно попробовать свои силы, но я не знаю, для чего всё это нужно. Мне не нужны слава и лавры победителя, но я бы хотела посоревноваться с тобой, потому что ты выглядишь сильным противником. — Она широко улыбается, поднимая взгляд на её глаза.

Это — правда. Реджина действительно выглядит достойным противником. Не из той породы, что пойдут к победе по головам, а из той, с которыми интересно потягаться. Рядом с которыми развиваешься и становишься сильнее. И это определённо будоражит, поскольку она думает, что это — взаимно.

Эмма хмурится, замечая, как морщится Реджина, касаясь пальцами переносицы. Этот жест слишком ей знаком: её отец часто страдал от мигреней и бессонницы в прошлом, и маленькая Эмма нередко видела его таким.

— Голова болит? — Она вскидывает брови. — Или бессонница? Если что, я могу помочь приготовить отличное зелье. Правда, м-м-м… На территории школы запрещено готовить зелья, которые не входят в учебную программу, так что придётся немного повозиться с ингредиентами.

Не хочет вернуться во Францию…

Слышать такие слова из уст человека, который до сего момента только и делал, что критиковал Хогвартс и его систему обучения, — странно. Но в то же время — волнительно. Это значит, что Реджина недовольна Англией не так уж сильно, как хочет показать. Это значит, что ей здесь нравится, ей здесь интересно, и она хочет изучить их культуру поближе. Это странно волнует, и хочется сделать всё, чтобы она не разочаровалась.

Эмма и сама не знает, почему именно Реджина. Она уверена, что в их делегации каждый третий — недовольный самонадеянный сноб, который только и мечтает о том, чтобы отковырять очередной недостаток Хогвартса и выпендриться перед товарищами. Но Реджина почему-то особенная. Ей хочется доказать, показать; её хочется увлечь.

Эмма понятия не имеет, что в ней такого, что так сильно отличает её от товарищей, — и не горит желанием разбираться в этом.

Есть просто чувства и желания. И этого вполне достаточно.

— Ну тогда, — говорит она, отталкиваясь ладонями от стойки и разворачиваясь, чтобы помочь Реджине вытирать котлы, — тебе придётся постараться и победить в этом турнире. Ты права, он опасен так же, как и полезен. Каждый третий твердит мне, что я должна бросить имя в кубок, так что почему нет? Не оставлять же такую утончённую натуру, как ты, наедине с опасными заданиями. — Она тихо смеётся, шутливо толкая её плечо и всем своим видом говоря, что это просто шутка.

Если они действительно когда-нибудь будут соперниками, то Реджина точно не даст ей расслабиться. О, Эмма уверена, что она сделает всё для того, чтобы опасные задания стали ещё сложнее. Реджина, хоть и не выглядит сильной физически, — умна и хитра; и Эмма уверена, что с волшебной палочкой она обращается так же хорошо, как и со своими конечностями. Грациозно, изящно, красиво и точно. А если вспоминать задания с предыдущих турниров, то становится ясно: главное — не сила или выдержка. Главное — это ум и изворотливость. Этого Реджине, судя по всему, точно не занимать. Оттого это и кажется ещё интереснее.

— Бессонница, значит… Моя мама — колдомедик. Раньше отец часто страдал от мигреней и бессонницы, так что она изобрела отличное зелье, которое раз и навсегда избавляет от них. Я знаю, как его готовить, потому что мы вместе переделывали формулу, и просто так это зелье не достать. Мне не сложно приготовить, правда. О, и не волнуйся. Во-первых, меня вряд ли поймают, а во-вторых, ради такого дела можно и рискнуть. — Эмма решительно кивает, вытирая стойку с котлами и мысленно отмечая, что они удивительно неплохо сработали. Поняли друг друга практически без слов, будто занимаются чисткой котлов вместе каждый божий день с самого рождения. — И к твоему сведению, я не хулиганка. Хулиганами называют мелких пакостников, мои же планы — грандиозны.

Она широко улыбается, а затем смеётся, наблюдая, как меняется выражение лица Реджины. О, ей определённо нравится вызывать у неё противоречивые эмоции. Наблюдать за тем, как она сдерживает смех, явно не желая показывать, что ей нравятся шутки Эммы, — или как она хмурится, изредка не понимая, шутит ли Эмма или говорит на полном серьёзе.

— Я приготовлю зелье сразу, как достану ингредиенты, не переживай. Мне правда не сложно. Идём, профессор уже скоро вернётся. — Эмма слегка дотрагивается ладонью до её плеча, а затем разворачивается и выпрямляет рукава рубашки, чтобы надеть мантию.

Профессор Грэм, словно ходячие часы (что неудивительно для профессора зельеварения), возвращается ровно через час и ни секундой позже. Эмма только успевает накинуть мантию, когда дверь в кабинет распахивается. Профессор оглядывает сначала их, затем проходится беглым взглядом по вымытым и очищенным котлам, и широко улыбается.

— Хорошая работа, девочки. Если продолжите в том же духе — так и быть, отпущу вас с отработки раньше, чем через неделю. А теперь идите на ужин, а не то опоздаете.

— До завтра, профессор, — ухмыльнувшись, говорит Эмма и, отсалютовав, быстро выскальзывает из кабинета, пока профессор не передумал.

Заметив, что Реджина идёт не в ту сторону, она аккуратно придерживает её за рукав мантии.

— Нам наверх, — мягко улыбается она.

Воровать ингредиенты у профессора Грэма, — задача не из лёгких.

В одиночку Эмма, конечно справится: в конце концов, ей не впервые этим заниматься. Каждый год происходит что-то, после чего ей требуется зелье не входящее в учебную программу. А ждать до возможности отправиться в Косой Переулок она не может, и это не говоря о том, чтобы попросить прислать ингредиенты родителей. Те сразу догадаются, что она собирается варить, и сделают ей выговор; скажут, что она ещё слишком мала, чтобы заниматься такими сложными зельями, как зелье от бессонницы. Потому остаётся лишь один вариант, — профессор Грэм. Его запасы ингредиентов постоянно пополняются, и чаще всего он закрывает глаза на пропажи несмотря на то, что — Эмма уверена, — она не единственная, кто время от времени наведывается в его хранилище.

Но в то же время соваться в хранилище профессора посреди ночи — это огромный риск, и наказание за него будет на таким простым, как это. Не говоря уже о том, что просто выговором дело не закончится: наверняка в школу притащат родителей и психологов для разъяснительной беседы, а это ужасно раздражает и вообще неприятно.

— Нет, — качает головой Эмма. — Я сама достану всё, что нужно, и сделаю зелье. Это опасно, нас могут поймать. А тебе вряд ли нужен ещё один выговор. Хотя твоих родителей вряд ли вызовут в школу, но всё равно… В общем, доверься мне.

Да и так ей и вправду будет проще. Она не будет волноваться из-за того, что их с Реджиной могут застукать, и не будет переживать за её судьбу. Раз уж ей нельзя влипать в неприятности до начала турнира, то так тому и быть.

— Срываться? — Она удивлённо приподнимает брови. — Ты имеешь в виду соревноваться? Хм… Может, я просто не хочу, чтобы тебе пришлось сражаться с кем-то вроде Виктора в одиночку. Он опасен. Руби слышала, как он говорил своим приятелям, что собирается переломать кости чемпионам турнира. Надеюсь, чаша его не выберет.

Эмма пожимает плечами.

Это — только часть правды, но тем не менее. Не похоже, чтобы у Реджины здесь было много друзей и поддержки. Она больше смахивает на одиночку, и потому оставлять её на турнире одну против Виктора — жестоко, даже если чаша выберет кого-то другого из Дурмстранга. Они все крепкие и суровые, так что едва ли сильно отлично смотрят на победу в этом турнире. Если они с Реджиной будут вдвоём, то смогут не только побороться за победу, но ещё и помочь друг другу, если это потребуется.

И это опуская подробности о том, что директор Голд настоятельно намекнул ей бросить своё имя в кубок.

«Это будет отличным стартом, если вы собираетесь попасть в сборную Англии, мисс Свон», — сказал он как бы невзначай, и был прав. Чемпионам турнира открыто больше дорог, даже само её участие поможет ей пробиться в команду раньше, чем любому другому школьнику.

А ещё ей и вправду интересно посоревноваться с Реджиной, как с сильным соперником, у которого можно многому научиться. Но говорить об этом вслух она не собирается, в основном потому, что это кажется ей слишком личной причиной. И чтобы Реджина не зазнавалась, разумеется.

Эмма останавливается возле входа в Большой Зал и уже собирается сказать Реджине, что они могут сесть вместе, когда их ловят Руби, Киллиан, Нил, Зелина и Кэтрин.

— Вот вы где! — облегчённо выдыхает Кэтрин, притянув Реджину к себе за рукав мантии. — Mon Dieu! Мы так испугались, уже думали, что вы опоздаете на ужин. Что там случилось?

Руби быстро хватает её под локоть:

— Надеюсь, профессор не слишком вас загонял? Голд собирается сделать какое-то объявление, идёмте скорее.

Эмма ошалело смотрит на эту суету вокруг них и даже немного пугается. У неё никогда не было столько друзей или приятелей, — чаще всего она проводила время только с Руби и Килланом, иногда со своей командой, — и теперь эта их небольшая компашка новых знакомцев слегка выбивает из колеи. Нил, видимо заметив это, дружелюбно хлопает её по плечу и говорит:

— Мы заняли для вас самые лучшие места, пойдёмте!

И он не врёт. Они действительно занимают лучшие места за столом Рейвенкло — чуть в стороне от всех остальных, но где по-прежнему много самой разнообразной еды, в том числе и какой-то новой кухни. Видимо, французской.

Впрочем, не успевает Эмма открыть рот, чтобы сказать что-нибудь, как на стол рядом с ней приземляется красный конверт. «Кричалка».

— Чёрт возьми, — выдыхает Эмма, слегка испуганно косясь на Реджину. Не хочется ей, чтобы она слышала, как мать её отчитывает. Но Реджина, судя по всему, едва сдерживает ехидство во взгляде.

— Давай, Свон, открывай, — сочувственно тянет Руби. — Лучше раньше, чем если она взорвётся во время речи Голда.

Руби, конечно, как всегда права. Слегка дрожащей рукой она дотягивается до кричалки и раскрывает её. Красный конверт тут же взлетает в воздух, принимая форму подобия человеческого лица.

— Эмма Элизабет Свон! — принимается орать мать без всяких приветствий. — Я ужасно расстроена твоим поведением! Не прошло и недели, как ты вернулась в Хогвартс, а директор Голд уже прислал нам письмо с отчётом о твоих нарушениях! Это просто непозволительно! Какой пример ты подаёшь нашим гостям из других стран?! — Эмма начинает нервно бледнеть. Она, конечно, не боится собственной матери, но когда та в ярости… — Ты — лицо этой школы и нашей страны! Поверить не могу, что тебе пришло в голову устраивать гонки на мётлах, подвергая себя и наших гостей опасности!!! И не хихикай, мисс Руби Лукас! — кричит мать, и хихикающая Руби тут же затыкается, бледнея на глазах. — Если такое повторится, клянусь, мы отцом немедленно заберём тебя из Хогвартса!!!

Кричалка фыркает и самоуничтожается, оседая пеплом на пустой тарелке Эммы. Какое-то время они с Руби просто сидят, молча таращась на неё, а затем Киллиан начинает неприлично громко ржать, впрочем, как и большинство студентов, которые всё это слышали.

Эмма шумно выдыхает, когда кричалка наконец исчезает, обращаясь в пепел.

Разумеется, они приходили ей и раньше. Если уж на то пошло — иногда они приходили пару раз за год, и это не считая писем с отчётами от родителей. Руби обычно тоже доставалось, но как правило это происходило в гостиной факультета или когда рядом не сидели гости из другой страны, и потому это было не так унизительно. Это было даже весело, — они просто по-доброму смеялись над случившимся, и, со словами «этого того стоило», шли дальше по своим делам.

Теперь же Эмме хочется провалиться сквозь землю от стыда, — просто из-за того, что Реджина тоже увидела всё это. Вся её уверенность в себе лопается, как воздушный шарик, и ей хочется накричать на кричалку в ответ, однако прикосновение к руке резко успокаивает, а по спине бегут мурашки. Это так удивляет, что Эмма не сдерживается, бросая на Реджину ошеломлённый взгляд. Её прикосновение словно током проходится по всему телу, расслабляя и выбивая всю злость и смущение.

Она с искренним удивлением смотрит на то, как Реджина ставит остальных на место, — и на то, как они прислушиваются к ней, стыдливо опуская глаза. И это выглядит так странно и волнительно. Тот факт, что Реджина вообще заступается за неё, хоть и не должна этого делать, потому что знает: кричалку Эмма получила заслуженно, и слова её матери — по большей части правда. Она не должна была устраивать неофициальных тренировок и втягивать в это французов.

— Да, — откашливается Руби, нарочито медленно отрезая себе кусок пирога. И все тут же оживают, начиная делать то же самое. — Так о чём вы там шептались? — Она переводит тему, поднимая взгляд на Эмму и Реджину. — Планируете какую-то шалость без нас, а? Я вас раскусила, девочки. — Подруга широко улыбается и подмигивает Эмме так, будто знает что-то.

Та, впрочем, не успевает ответить, поскольку в центр зала выходит Голд и требует тишины в зале.

— Минуточку внимания! — говорит он неестественно громким голосом. — Турнир начнётся через три дня! Поэтому те, кто до сих пор не решил, бросать ли своё имя в кубок, — окидывает толпу взглядом, и Эмма готова поклясться, что на мгновение он задерживается на ней, — самое время решиться. В связи с этим занятия в следующие три дня будут отменены! Всем хорошего вечера!

Толпа студентов принимается радостно улюлюкать, и даже Эмма не может сдержать довольной улыбки. Три дня официальных выходных! Это определённо то, чего им не хватало, несмотря на то, что сейчас только начало учебного года. Видимо, учителя в эти дни будут слишком заняты, подготавливая задания для турнира.

— Класс, значит, вечеринке точно быть! — довольно тянет Киллиан, наклонившись к ним. — Завтра вечером, в Визжащей Хижине. Приходите, кто хочет.

— А мы приглашены? — кокетливо тянет Зелина, точно так же склонившись к Киллиану.

— Ещё бы. Посмотрим, умеете ли вы веселиться, — подмигивает он.

— Меня сейчас стошнит, — шепчет Эмма Реджине на ухо. Видимо, шепчет слишком громко, потому что Киллиан и Зелина тут же переводят на них взгляды.

— Кто бы говорил, голубки, — мурлычет Киллиан, складывая пальцы в замок, а Зелина принимается хлопать длинными ресницами, сладко улыбнувшись.

— Вот именно. Вы же не отлипаете друг от друга с того момента, как увиделись впервые. Как думаешь, Джонс, это истинная любовь с первого взгляда?

— Готов ставить на это сотку галлеонов!

— Ставлю двести, — хихикая, вмешивается Руби. Эмма только закатывает глаза.

— Не слушай их, Реджина, — говорит она, выпрямляя спину. — Они просто неотёсанные англичане. — Ребята смеются над ней, а Эмма снова склоняется к уху Реджины и говорит уже так тихо, чтобы могла услышать только она: — Встретимся через два часа у ванной старост. Достанем ингредиенты.