OH, ALL OF THESE MINUTES PASSING, SICK OF FEELING USED
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent] IF YOU WANNA BREAK THESE WALLS DOWN, YOU'RE GONNA GET BRUISED

[indent] Хочешь поиграть? Отлично.

[indent] Эмма оглядывает подвал, точно зная, что на дворе — глубокая ночь. Недоваренное в котелке зелье бурлит и исходит парами, но Эмма не обращает на него внимания. Если Королева хочет поиграть с ней в сожительницу — что ж, пускай попробует.

[indent] Она отшвыривает недописанную картину в сторону — намеренно шумно, чтобы Реджина, если она до сих пор не спит, точно услышала. Полотно трещит и рвётся, а после и вовсе вспыхивает огнём.

[indent] Идиотская картина! На ней Реджина по-прежнему идеальна. Слишком идеальна, и это — не то, чего хочет Эмма; не то, что она ищет, когда продолжает рисовать свою Королеву снова и снова, пока мысли в голове — да и за её пределами — не перестанут терзать. Она, напротив, отыскивает её недостатки.

[indent] Но чем больше проходит времени, тем больше ей кажется, что их попросту нет. Всё то, что кажется недостатками Королевы, на самом деле делает её особенной, а оттого — ещё более желанной. Как бы Эмма ни злилась на неё, каждую секунду ожидая подвоха или зова кинжала, она не может не признавать, что её непреодолимо тянет к Реджине. Она хочет быть с ней — потому что хотела всегда, ещё до того, как стала Тёмной.

[indent] Тьма же, напротив, извратила это желание до неузнаваемости, сделав её не влюблённой, а буквально одержимой. Слабой, зависимой от Реджины, от её настроения и от её милости. И оттого её предательство отозвалось в душе в сотни раз больнее, чем могло бы. Тёмной Эмме казалось, что она сделала всё, чтобы Реджина могла ей доверять; чтобы Реджина могла проникнуться ею. И что в итоге? Она пытается контролировать каждый её шаг, держит кинжал под подушкой и только и ждёт момента, чтобы воспользоваться им.

[indent] А ещё оккупировала её чёртов дом.

[indent] Эмма окидывает тусклым взглядом коробки для сердец, куда помещала бы особенно дорогие. Людей, которых она не хочет убивать, но и не хочет видеть рядом. Сердца Белоснежки и Прекрасного были первыми из списка. И дело не только в Реджине. Дело — исключительно в ней самой. Даже спустя столько лет она мучительно не может принять тот факт, что из-за них она была самой обычной, никому не нужной сироткой. Это они заставили её стать спасительницей. Ничем не лучше кинжала, который повелевает человеком против его воли.

[indent] Эмма поднимается наверх, приоткрывает дверь и, убедившись, что Реджина спит, громко хлопает ею, резко включая везде свет. Домик тут же озаряется ярким сиянием, становясь похожим на огромного светлячка посреди мрачного и тёмного леса.

[indent] — Раз уж ты здесь, Реджина, — говорит она наигранно сладким голосом, видя, что Реджина пытается открыть глаза. Эмма садится на край дивана и чинно складывает руки на коленях. — То побудь хорошей соседкой. Я не могу уснуть, сделай с этим что-нибудь!

[indent] — Хотела помочь, — фыркает Эмма. — Отобрав у меня кинжал и заперев в собственном доме? Я не ребёнок, чтобы следить за мной. И кроме того, разве ты не должна быть с Генри? Наверняка твой сын ужасно расстроится из-за того, что ты бросила его одного. Не даёшь даже помочь в решении проблемы.

[indent] Она замолкает на мгновение, обдумывая её слова, а затем наигранно улыбается, заключая:

[indent] — Сказка вполне подойдёт. Только давай что-нибудь поинтереснее. И правдивее.

[indent] Она опирается ладонями о диван, перекинув руки через лодыжки Реджины, и широко улыбается, для убедительности похлопав длинными ресницами.

[indent] — Ты знаешь, как мне одиноко? Я не могу спать и не могу никуда уйти, потому что ты меня тут держишь. Хотя если ты отпустишь меня… скажем, ну… — она прижимает палец к подбородку, делая вид, что задумалась, — прогуляться? Тогда ты, вероятно, сможешь выспаться. Обещаю, что не буду убивать горожан. Так и быть, пытать тоже никого не стану. Ты ведь этого от меня ждёшь, не так ли? Впрочем, наш уговор до сих пор в силе. В ближайшее время я не трону никого из них. Ты прекрасно знаешь, что сделки тьмы нерушимы.

[indent] Она слегка приподнимает плечо и склоняет голову набок, изучая реакцию Реджины. Словно флиртует, хотя в этом флирте сквозит откровенная фальшь — Эмма всё ещё злится и уж точно не доверяет Реджине. Она готова на всё, чтобы отвязать себя от власти кинжала. Или лишить Реджину этой власти. Разумеется, не убивая её, — иначе та давно была бы в земле.

[indent] Возможно, Румпельштильцхен что-нибудь знает. Точнее говоря — он знает наверняка, только проблема в том, что он в коме. Эмма знает, как его пробудить, но для этого ей как минимум нужно отойти от дома, не привлекая внимания Реджины и не отвечая на её вопросы — которые та точно решит задать. Эмма могла бы спросить как избавиться от власти кинжала у самой Тьмы, да вот только беда, кинжал — это слепое пятно Тьмы. Единственный предмет, знания о котором ей недоступны. Как иронично, что Тёмный знает всё, но не знает самого главного.

[indent] — Ну разумеется, ты не хочешь, чтобы я уходила. Тебе ведь это не выгодно, не так ли? Боишься, что я начну творить свои тёмные делишки. Именно поэтому я и не могу уйти, — холодно говорит Эмма, даже не глядя в её сторону. — Кинжал — как поводок. Притягивает обратно, если я уйду куда-то против воли его владельца. И ты прекрасно это знаешь, Реджина!

[indent] Она хмурится, глядя на приземлившуюся рядом подушку. Ей не хочется прикасаться к Королеве, однако она всё равно ложится рядом, желая послушать, что та скажет. Её дыхание приятно щекочет кожу, а её аромат отзывается тянущим желанием внизу живота. Но это нисколько не избавляет от злости и недоверия.

[indent] — Я не собираюсь доверять тебе после того, что ты сделала, — спокойно и честно отвечает она. — Предательства не прощают. Прошлая я тоже не простила бы. И я не отказываюсь от своих слов. Это всё ещё я, только лучшая своя версия. Жаль, что ты не в состоянии этого принять. Даже Зелине ты давала шансы. Но не мне. Иронично, не правда ли?

[indent] Она замолкает на мгновение, а затем слегка поворачивает голову, желая увидеть лицо Реджины. Однако та прячется за её плечом, а Эмма не намерена её останавливать, так что она молча выслушивает сказку.

[indent] Проходит некоторое время, прежде, чем она наконец подаёт голос, глядя в макушку уже отвернувшейся Реджины.

[indent] — Хорошая сказка, — заключает Эмма. — Жаль, что пиздёж.

[indent] Она резко поднимается, садясь на диване, и бросает взгляд на окно. Слова Реджины нисколько не трогают её, поскольку она не верит в них. Реджина лишь хочет избавиться от очередной Тёмной, это понятно. Может быть, на её месте она тоже хотела бы. Вот только Эмма Свон ей не нужна, и спасать её некому. А для того, чтобы избавиться от Тьмы, есть лишь один способ. И они обе прекрасно знают, какой, — тот, который ей попросту недоступен.

[indent] Реджине нужна безопасность, ощущение покоя. Она уже дважды дала понять, что не доверяет ей и что желания Эммы для неё пустой звук.

[indent] — Я иду прогуляться, так что можешь выспаться спокойно, — фыркает Эмма и щёлкает пальцами, гася свет. После она исчезает в клубах сизого дыма.

[indent] — Мне нужно знать, как избавиться от власти кинжала, — сухо говорит Эмма, когда заканчивает ритуал, и бывший Тёмный открывает глаза.

[indent] Тот смотрит на неё испуганно, даже затравленно. Явно понимает, что случилось, и хочет держаться от неё подальше. Он её боится, и вкус этого страха такой приятный и пьянящий… Сколь долго он держал весь Сторибрук и Зачарованный Лес в страхе, и вот теперь посмотрите на него — дрожит, словно таракан перед огромным ботинком. Жалкий, скучный, но, тем не менее — полезный.

[indent] — Теперь ты — новая Тёмная, — шепчет Голд, приподнимаясь на локтях. — Ты…

[indent] — Как избавиться от власти кинжала в чужих руках, — нетерпеливо цедит Эмма, не отрывая от него злого взгляда. Голд тяжело сглатывает, чуть ли не пищит под её натиском.

[indent] — Самый простой, — говорит он, — убить хозяина кинжала. Тогда он будет принадлежать лишь тебе. Ты станешь хозяином сама себе…

[indent] — Этот не мне подходит. И без тебя догадалась, — шипит она.

[indent] — Второй способ — заставить отдать добровольно. Переданный добровольно кинжал будет слушаться лишь тебя, Тёмная.

[indent] Эмма цокает языком и отворачивается. Реджина ни за что не отдаст кинжал добровольно, как бы они на старалась. Королева уже доказала, что не доверяет ей и не даёт вторых шансов.

[indent] — Что-нибудь ещё? Какие-то хитрости? — Она складывает руки на груди, оглядывая Голда с ног до головы. Тот качает головой.

[indent] — Если и есть другие способы, то я о них не знаю.

[indent] Бесполезный червяк. Обо всём этом она могла бы догадаться и сама, это очевидно! Но Эмма надеялась, что, быть может, существует какое-нибудь заклинание…

[indent] Она задумчиво ведёт языком по губам. Зелья, заклинания? Она может заставить Реджину доверять ей. Не совсем честно, но теперь, когда кинжал у неё, подойдут любые методы. Эмма взмахивает рукой и отправляется в лавку Голда, где будит Белль, требуя у неё, чтобы отдала все книги, после чего перемещается в библиотеку. Должно же быть какое-нибудь любовное зелье? Зелье доверия, в конце концов? Эмма натыкается только на зелье, которое поможет отыскать истинную любовь. А вот это очень, очень интересно, думает она.

[indent] На размышления не уходит много времени, и домой она возвращается лишь под утро, но весьма охотно и в хорошем расположении духа. Не важно, кого там найдёт Реджина с помощью этого тёмного запретного зелья. Важно то, что она снова будет ей доверять! Нужно только подсунуть ей пару капель.

[indent] — Реджина, — говорит она, останавливаясь на пороге. — С чего бы мне помогать тебе? — Она удивлённо вскидывает брови. — Могу только, так и быть, приготовить тебе завтрак. Раз уж так и не угостила ужином. На большее не рассчитывай. — Эмма пожимает плечами и взмахивает рукой, переодеваясь в привычные футболку и домашние шорты. Футболка — подарок Белоснежки, и Эмма знает, что она смотрится на ней нелепо; но она так же знает, что Реджине, видимо, чем хуже она выглядит — тем лучше. И тем больше доверия. Для убедительности она даже волосы собирает в неопрятный хвост.

[indent] — У меня много скрытых талантов, Реджина, — говорит она из кухни, с особым энтузиазмом готовя яичницу с беконом.

[indent] Она точно знает, что Реджина не следит за ней, а потому спокойно добавляет пару капель зелья в её кофе. Его аромат точно перебьёт странноватый запах и привкус, так что кофе — лучший вариант, чтобы скрыть следы.

[indent] Эмма возвращается с подносом в комнату, протягивает чашку и тарелку Реджине даже не задумываясь. Привычный жест ещё из прошлого. Яичница — единственное, что получалось у неё готовить, не испортив. Правда, конкретна эта яичница на вкус намного лучше и ароматнее. Что ж, у Тьмы определённо есть свои плюсы.

[indent] — Искала, как избавиться от власти кинжала, — пожимает плечами она.

[indent] Это очевидно. Как очевидно и то, что Голд рассказал о случившемся Белль, а уж та — всем остальным. Так что Эмма не видит смысла скрывать это. Тем более что это было логично: идти искать способ избавиться от власти кинжала. Любой Тёмный на её месте в первую очередь занялся бы именно этим.

[indent] — Опережая твой вопрос — нет, не узнала ничего полезного. Голд бесполезен, но не убивать же его теперь, — холодно говорит она, пронзая Реджину взглядом. Как бы говоря, что не собирается оправдывать её ожиданий. А она могла бы сделать с Голдом много чего, исключая, разумеется, смерть. В том числе — погрузить обратно в кому. И тем не менее он здесь.

[indent] — Всё ещё не доверяешь мне? Я могла бы снова погрузить его в кому, могла бы раздавить его сердце, если бы сильно захотела. Могла бы просто заковать его в подземельях. Но он вернулся к своей драгоценной Белль. И, более того, не умер только благодаря моим усилиям. Стоит сказать спасибо. Теперь в Сторибруке появилось на одного героя больше. Я имею в виду Голда, разумеется, не себя. Он отлично послужит вам, его знания, как бывшего Тёмного, бесценны. А в зельях ему и вовсе нет равных.

[indent] — Ну, знаешь, в отличие от тебя у меня не так много опыта в магии. Кинжал — моя слабость, но откуда мне знать, как Голд с ней справлялся? Он же как-то жил сотню лет, не страдая от власти кинжала, — пожимает плечами и отходит в сторону, внимательно следя за изменениями на её лице.

[indent] Поначалу кажется, что Королева в порядке и ничего не происходит. Эмма даже начинает думать, что напутала что-то: всё-таки рецепт зелья был сложным и требовал пыльцу феи, которую она успешно украла из монастыря… Но затем лицо Реджины резко меняется, и Эмма самодовольно улыбается. Ну, вот. Не так уж она бесполезна в роли Тёмной, как они все думают. Получилось воссоздать сложнейшее зелье, которое под силу далеко не каждому.

[indent] — Ничего особенного, — пожимает плечами и растворяется в воздухе, не желая отвечать на вопрос. Она знает, что если ответит — Реджина либо струсит, либо начнёт припираться. Пускай сначала дойдёт до своей истинной любви, кем бы он или она ни была.

[indent] Впрочем, Реджина едва ли замечает её исчезновение. Свечение манит её, притягивает к истинной любви, и потому Эмма лишь безмолвно следует за ней, не показываясь на глаза. Она видит, как Королева садится в машину, как заводит мотор и как пересекает мэрию. Видит, что свет тянет её к участку и удивлённо вскидывает брови. Кого она может найти там? Дэвида, что ли? Лероя? Или кого-то, кто заперт за решёткой? Но сейчас слишком рано, в участке вообще должно быть пусто…

[indent] — Не может быть… — выдыхает она, когда Реджина останавливается возле двери, ведущей в кабинет шерифа. После того, как она стала Тёмной, его занимает Дэвид, однако если бы это был он — зелье привело бы Королеву к квартире Прекрасных. Но оно привело её сюда, а это значит, что оно указывает на вещь, которая принадлежит… Эмме Свон.

[indent] Чёртова забытая красная куртка, висящая на спинке деревянного стула. Одинокая и будто бы никому не нужная. Безвкусная. Та, которую Реджина высмеивала десятки раз.

[indent] Сердце пропускает удар и принимается биться сильнее.

[indent] — Бессмыслица какая-то…

[indent] — Я… не знала… — придушенно говорит она, удивлённо глядя в полные ярости глаза напротив.

[indent] Да и откуда она могла бы? Она — не чёртова фея, которая всё знает наперёд. О том, куда укажет зелье, могла знать бы только она одна. Ну, или кто-то из светлых, но точно не Тёмная. Эмма, по правде говоря, ожидала чего угодно. Она даже готовилась к худшему; к тому, например, что это окажется Робин. Вот только Робин здесь и близко не проходил — с вчерашнего возвращения, да и раньше, он обходил участок стороной. Сейчас им с Мэриан меньше всего хотелось связываться с Тёмной, а встретиться с Реджиной разбойник попросту боялся. Не знал, как сказать ей правду.

[indent] Теперь это уже не имеет никакого значения.

[indent] Но почему тогда чёртово зелье привело Реджину именно сюда, в участок шерифа? Она всё это время была рядом, так какой смысл указывать именно на куртку? В чём тайна, чёрт возьми. Она ведь гораздо лучше своей прежней версии. Или это означает всего лишь то, что Реджина не готова принять её с тьмой внутри. Но тогда… какой смысл в тьме?

[indent] — Я не знала, — повторяет она громче, отступая от Реджины на шаг, с лёгкостью освобождаясь от её хватки. Эмма даже не пытается скрыть свои настоящие эмоции: смятение, неуверенность, боль, непонимание. Всё это превращается в какой-то адский коктейль, от которого хочется избавиться как можно скорее.

[indent] К несчастью она знает, что уж от чего-от чего, а от себя ей не убежать. Как не убежать от осознания правды. Реджине действительно нужна Эмма Свон. Она — прежняя. Реджина действительно скучает по ней, и теперь уж точно не отдаст кинжал. Точно не теперь. Она перероет весь Сторибрук в попытках найти, как ей «спасти». И это, чёрт возьми, тоже злится. Потому что она, возможно, боится.

[indent] Боится того единственного, почему вообще пошла на сделку с Тьмой.

[indent] Боится, что не будет нужна Реджине такой, какой была раньше. Несмотря на зелье, несмотря на всё это.

[indent] Ей с трудом удаётся вернуть маску надменности и невозмутимости.

[indent] — Что ж… Какое несчастье. Тебе вроде всегда нравились драмы? — её голос всё ещё звучит надломленно, и Эмма стискивает зубы.

[indent] — А я говорил это с самого начала, — усмехается Румпельштильцхен у неё в голове. — Ты настоящая ей не нужна. Ей нужна прежняя Эмма Свон, которой никогда не суждено вернуться. Она больше никогда не полюбит тебя — всего лишь твой призрак. Так зачем оно нужно? То, что привлекает нас — это свет. Пора с ним распрощаться, Тёмная.

[indent] Эмма поднимает взгляд исподлобья и стискивает зубы.

[indent] Румпельштильцхен прав. Свет — то, что мешает ей. Нужно уничтожить светлую магию, а светлая магия начинается с любви. Не будет её — не будет ни соблазнов, ни так называемой истинной любви. Будут только чувства и желания. Тогда никто в этом мире не сможет ей — им — сопротивляться.

[indent] Вся проблема в долбанных феях, которые и придумали истинную любовь. Распространили её, словно вирус, неся вместе со своей пыльцой, но не давая ею пользоваться.

[indent] Эмма и Румпельштильцхен растворяются в воздухе, но уже в следующее мгновение появляются в храме монашек. Все феи собраны в этом месте. Ну, разумеется! Они же святые! Несущие добро и любовь.

[indent] Эмма скалится, видя Голубую, и резко приближается к ней, порывисто шагнув вперёд.

[indent] — Эмма? — удивлённо распахивает глаза фея. — Тёмная! Что ты тут делаешь?! Тебе нель…

[indent] Она не успевает договорить — уже в следующее мгновение Эмма держит в ладони её долбанное сердце, и оно выглядит как совершенно обычное человеческое. Точное такое же, как у неё или у Реджины. Так с чего эти долбанные феи решили, что только они могут решать, кому и кого суждено любить?! Она резко сжимает ладонь, чувствуя, как ярость внутри не просто пульсирует — но буквально клубами выливается наружу. Уже спустя секунду от сердца не остаётся ничего, кроме горстки пепла и пыли, которые с лёгкостью оседают на пол. Тело Голубой падает навзничь. Её широко распахнутые испуганные глаза отныне смотрят лишь в пустоту, и никто — НИКТО — не в состоянии помочь ей.

[indent] Эмма слышит крик и резко поворачивает голову. Замечает небольшую группку послушниц, которые, суетясь, пытаются позвать на помощь, и взмахивает рукой, одним движением заставляя их всех замолкнуть. Она приближается медленно, отчётливая ощущая аромат их страха. Они не могут ни закричать, ни пошевелиться. Могут только наблюдать, как разъярённая Тёмная вырывает сердце за сердцем, обращая то, что когда-то давало им жизнь, в пыль.

[indent] Самое восхитительное то, что с каждым новым сердцем она начинает получать удовольствие. На смену ярости приходит новое чувство, — удовлетворение. Понимание, что она победила. Окончательно распрощалась со светом в себе. Распрощалась с любовью к Реджине, — и та больше не сможет сдерживать её. Эта Тьма так успокаивает и так пьянит, что Эмма почти закатывает глаза от удовольствия. Больше никаких чувств, никакой боли. Только цели и желания. Её собственные, разумеется, — чужие её отныне не волнуют.

[indent] — Приветик, — говорит она, входя в последнюю из комнат храма. За её спиной полыхает огонь, который саму её никак не ранит.

[indent] Эмма слышит этот голос, и он — словно триггер. Отзывается в её голове ещё большей Тьмой, захватывая разум лишь сильнее.

[indent] Она резко вскидывает голову, встречаясь взглядом с шоколадными взволнованными глазами, и точно знает, что видит в них. Ложь. Очередная ложь во имя спасения «невинных». Реджина хочет успокоить её, забрать в хижину и воспользоваться кинжалом. Вот только Эмма больше не поддастся на это. Никогда. Теперь, когда Тьма окончательно поселилась в ней, пустив корни и оставляя отпечаток на потемневшем сердце, — она не сдастся так просто.

[indent] — Нет, — говорит она дрожащим от подступающих к горлу слёз голосом. — Не можешь. Мне плевать.

[indent] Она взмахивает рукой, — и в тот же миг Реджина растворяется в клубах серого дыма, словно её никогда тут и не было. Словно она — лишь мираж. Впрочем, возможно, так оно и было на самом деле.

[indent] — Я прямо-таки горжусь тобой, Тёмная, — говорит стоящий позади Румпельштильцхен. Он становится всё менее осязаемым, почти невидимым, сливаясь с ней в одно целое. — Только поменьше сожаления. Они того не заслуживают… — шепчет он, окончательно растворяясь в воздухе.

[indent] Эмма ухмыляется. Ну разумеется. Никакого сожаления.

[indent] Она вновь взмахивает рукой, — и от Храма не остаётся ни следа. Лишь горстка пепла, такого же, какая остаётся после раздавленных сердец. Ну, и кто там дальше на очереди?

[indent] Она лихорадочно соображает.

[indent] — Ах да. Истинно влюблённые.

[indent] Эмма усмехается вновь, перемещаясь в квартиру Прекрасных. К несчастью, самой четы она там не обнаруживает. Только слышит стук стрелок часов и ощущает аромат свежезаваренного кофе. Похоже, они не так давно были здесь, но — ушли. Либо их кто-то предупредил, либо просто совпадение. Что ж, не проблема. Всё-таки они — родственники, а потому Эмма с легкостью сможет их почувствовать.

[indent] Она уже собирается прислушаться, когда ощущает нечто более сильное. Зов кинжала.

[indent] Как бы она ни старалась — зов кинжала всё равно сильнее её. Он манит, вынуждая её подчиняться. Выворачивает наизнанку, буквально силой принуждая явиться на зов, и в конце концов Эмма не выдерживает. Это злит, раздражает, выводит из себя. Она хочет вырвать Реджине сердце, чтобы та хотя бы на миг ощутила, каково это — терять контроль над собственным телом и собственными желаниями.

[indent] Но даже вырванное сердце в руках Тёмного мага не сравнится с властью кинжала. С той болью, который он причиняет, отзываясь ужасным свистом и звоном в голове. Лишая воли, лишая любой возможности быть в гармонии с собственным телом. О, она непременно найдёт способ избавиться от него, и тогда никто не сможет управлять и манипулировать ею. Никто не посмеет отрывать её от важных задач.

[indent] — Говори, что тебе нужно, и убирайся. Единственный, кто здесь совершил ошибку — это ты. И нет, я тебе не верю.

[indent] Это — правда. Слова Реджины ложь. Она любит прежнюю Эмму, вот только её здесь больше никогда не будет. Тёмная не позволит ей вернуться, как не позволит случиться тому, у чего есть хоть малейший шанс избавить её от Тьмы. Только не теперь, когда она так близка к тому, чтобы уничтожить свет, а вместе с ним и Сторибрук.

[indent] Она вернёт прежних Тёмных. И то, что случится дальше, в книгах описывают как апокалипсис. К счастью, им всем хватит магии и сил, чтобы справиться с этим и без магического Сторибрука.

[indent] — Если ты намерена воспользоваться сонным заклятием, то у тебя ничего не выйдет. Опусти руку, иначе я вырву тебе сердце. И кинжал меня не остановит. Ты опоздала, Реджина.

Эмма видит иглу в её руке в самый последний момент.

Она вскидывает кисть, чтобы остановить её, — но уже слишком поздно. Остриё касается кожи, и в тот же миг Эмма чувствует, как исчезает всё. Не только Тьма, — но вообще всё. Расплываются очертания предметов, расплывается комната, расплывается Реджина у неё перед глазами. Её глаза — последнее, что она видит перед тем, как окончательно провалиться во тьму. И она точно знает, что ждёт её там.

Давно забытые, а теперь и новые демоны. Они шепчутся, тянут к ней руки, но всё, что она может — это лишь озираться по сторонам, прячась в круге огня, который слишком обжигает, чтобы выбраться и хотя бы попытаться пройти дальше. Здесь нет ни света, ни выхода. Зеркальная комната, окружённая шепчущими демонами и огнём.

Если раньше она видела хоть что-то; видела хоть какой-то свет, к которому могла тянуться, то здесь, несмотря на наличие чего-то знакомого и физического, — одновременно с тем нет ничего. Абсолютно. И ей кажется, что проходит целая вечность.

Где-то там прямо сейчас она лежит в больнице, и несколько пар глаз жалостливо смотрят на неё. Белоснежка качает головой, не в силах простить и хотя бы попытаться. Генри пробует разбудить её поцелуем истинной любви, но у него ничего не выходит. То ли любви недостаточно, потому что перекрывает недоверие, то ли это просто не то, чего требует сонное проклятие. Приходит даже пират в своём дурацком кожаном плаще. Приходит, когда в палате никого нет. Он слегка мажет своими губами по её неподвижным, но и у него ничего не выходит.

— Стоило попытаться, — говорит он, пожав плечами. — Знаешь, мне жаль, что ты там. Правда жаль.

Позже пытается Дэвид. Ещё через пару дней сдаётся и Белоснежка, но даже у неё ничего не выходит. Она укачивает плачущего Нила и смотрит на неё с такой невыразимой грустью, что просыпаться ей вовсе не хочется.

Всё это она видит в отражении зеркал, которыми окружена. Эти отражения нечёткие и мутные, и Эмма даже не уверена, что всё это происходит на самом деле. Что это — не её иллюзия, которую она призвала просто для того, чтобы не сойти с ума в этом вечном маленьком аду, созданном как будто специально для неё.

В другие моменты они видит то, что сделала. Видит себя со стороны. Свою Тёмную сущность, которая так старается угодить Реджине, а после срывается и уничтожает всё, что дорого ей, — настоящей Эмме Свон. Монашек, храм, улицы Сторибрука. Это отзывается в сердце невыносимой болью, но даже его она вырвать не может, поскольку заперта здесь, и, похоже, навечно. Что ж, во всяком случае, она это заслужила.

Как заслужила вечно смотреть на лицо Реджины, искажённое болью. В тот самый последний миг, когда она решается на то, чтобы усыпить её, воспользовавшись сонным заклятием. Эмма не злится и знает, что, наверное, на её месте поступила бы так же. Или придумала бы что-нибудь другое, за что потом пришлось бы извиняться. И тем не менее это не отменяет той тупой боли, которая селится где-то под рёбрами и не даёт покоя.

— Реджина?..

Эмма резко отрывает взгляд от огня и действительно видит её. Это — и вправду Реджина. На её лице написано столько боли и вины, что сердце невольно сжимается. Она так отчаянно хочет сказать ей, что всё случившееся не её вина; это она причинила ей слишком много боли, не сумев сопротивляться Тьме. Это она разрушила храм, и это она разрушила её «долго и счастливо». Эмма хочет сказать ей, что заслуживает быть здесь, однако чувствует тёплое прикосновение к собственным губам, и огонь вместе с зеркалами резко исчезает, — комната просто растворяется из её сознания, поглощённая фиолетовым дымом, а затем она открывает глаза и видит палату.

Где-то справа от неё заходится писком аппарат жизнеобеспечения, и Эмма опускает взгляд на собственную руку, утыканную иголками и присосками. Голова всё ещё кружится, и она едва ли может вспомнить, что вообще произошло. Она попала в аварию? Почему она так плохо видит? И почему на улице так темно, если парой секунд назад — это она помнит точно — ярко светило солнце?

— Реджина, — шумно выдыхает она, когда наконец замечает ту, и воспоминания мгновенно накатывают на неё. Не волной, как это бывает обычно, а яркой вспышкой, все разом, обрушиваясь на плечи и придавливая к земле. Страшнее всего то, что она помнит не только то, что сделала, но и что при этом чувствовала. Что чувствовала Тьма внутри неё — и это создаёт парадоксальное ощущение, будто всего этого хотела именно она сама.

Эмма резко садится на кровати, глубоко вдохнув и не обращая внимания на явно протестующий аппарат жизнеобеспечения.

— О боже, — выдыхает, обнимая себя руками. — Я их убила. Я… Прости меня. — Она тяжело сглатывает. Картина, как она вырывает монашкам сердца, не входит из головы. И это не говоря уже о том, как она доставала Реджину. — Я должна всё исправить, — шепчет она, стараясь не смотреть ей в глаза. Боясь, что увидит там презрение, обиду, страх или злость.

Благо, в этом ей помогают резко ворвавшиеся в палату врачи с Вейлом во главе. Впрочем, на них она тоже боится смотреть. Прямо сейчас ей хочется остаться в одиночестве, не видеть никого. Придумать план, как исправить всё, что она успела натворить. Как вернуть Реджине её истинную любовь, в конце концов.

— Мисс Свон, вам нельзя вставать. Это может быть опасно, сонное заклятие могло повредить мышцы, и…

Но договорить он не успевает, поскольку Эмма резко исчезает. Она едва ли собирается это делать, — просто страстно желает спрятаться ото всех, и вот, уже в следующую секунду магия охватывает всё её тело, унося подальше от палаты и от людей. Она перемещается в свою хижину, где жила будучи Тёмной.

— Это не сработало, да? — спрашивает Вейл, повернувшись к ошарашенной Реджине.