в-а-н-д-а. ванда была гораздо интереснее брата. эрик, как не старался не мог разобраться, что у нее за способности. но и подойти от чего-то не мог. удивительная мягкотелость для старого эрика. наверное, он все таки смог пересилить себя и подойти к ванде. возможно, он окончательно осознал, что скоро, совсем скоро он уйдет, чтобы заняться совсем другим, более важным... читать дальше

rave! [ depressover ]

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » rave! [ depressover ] » завершённые эпизоды » can't be the one


can't be the one

Сообщений 1 страница 27 из 27

1

https://i.imgur.com/1awbvhb.gif


— ...that has stolen my world // The Darkling & Genya Safin

/// Зою отсылают, а Алина постепенно расцветает и этому надо радоваться. Так ведь, Женя?

+2

2

[indent] Равка получает надежду - Заклинательница солнца освещает своим светом все и всех, и все начинают говорить о том, что очень скоро королевство будет единым. Только ей под силу рассеять тьму Каньона, каждый равкианец с нетерпением ждет дня, когда завеса падет, и Дарклинг старательно убеждает Алину в том, что как раз это и является ее миссией. В Малом дворце девушку окружают любовью и заботой, он тщательно следит за тем, чтобы она почувствовала себя своей, прижилась и не отвлекалась ни на что. Ему кажется, что все у него получается [она пишет письма этому мальчишке-следопыту из Первой армии, но это ничего не значит], она тянется к нему, слушает то, что он рассказывает ей о ее силе, о гришах, о Равке и, главное, о себе. Последнее она слушает с особенным вниманием, и он играет на струнах ее души, привязывая к себе девушку невидимыми прочными нитями. Она должна доверять ему, должна слушаться его и не сомневаться в нем точно также как Женя, которую он видит все меньше и меньше.
[indent] Дарклинг уделяет Алине много времени, поэтому не сразу обращает внимание на то, что в своей постели он все чаще засыпает один в своей постели. Он знает, что король теперь почти не заходит к Жене и даже радуется тому, что девушка не обязана больше терпеть его приязнь, но объяснения тому, почему почти также редко начинает к нему заходить она сама он не находит. У него и времени-то все обдумывать подолгу нет, потому что ему подкидывают все новые проблемы. На границах неспокойно, Ярл Брум [будь он трижды неладен, проклятый фьерданец], кажется, совсем с цепи сорвался, узнав о том, что в Равке появилась Заклинательница солнца, оживился и народ Шу, который явно не отказался бы получить такую редкую гришу для своих опытов, - поводов схватиться за голову у Дарклинга хватает, и это если забыть о внутренних проблемах государства, у которого не все в порядке с казной из-за протяжных войн. Ему есть о чем думать, есть о чем переживать, но вместо этого он, вдруг поймав себя на мысли о том, что ему не хватает вечерами Жени не может перестать об этом думать.
[indent] Найти Женю самому оказывается сложнее, чем он думал. Это Зою легко найти, устроить ей выволочку и отослать подальше, чтобы она вспомнила о том, как ей надо себя вести, а подловить Женю так, чтобы не вызвать лишних толков и пересудов сложнее. Тем не менее, он ловит ее в коридора Малого дворца: выступает из тени, подловив ее в тот момент, когда она уходит от Алины и больше никаких дел у нее нет. Уже вечер, какие у нее могут вообще быть дела?
[indent] -Я хочу с тобой поговорить, Женя, - тихо говорит Дарклинг, ловя ее за руку и чуть сжимая пальцами ее запястье. Рядом военный зал, до его комнаты тоже недалеко [в ней они сегодня так или иначе останутся вдвоем], поэтому начать они могут где угодно, ему все равно. - Мне не нравится, что ты меня избегаешь. Что это за новости? - Он не привык, что Женя прячется от него и, откровенно говоря, не хочет и не собирается к такому привыкать. Зачем ему это, когда прежде его все устраивало?

+2

3

[indent] Теперь ровно одно солнце сияет над двумя дворцами, и имя ему - Алина, даром что девчонка своими силами может пользоваться лишь тогда, когда Дарклинг держит ее за руку. На нее возлагают огромные надежды, а она ноет, что Багра мучает ее на уроках и что у нее ничего толком не выходит, - Женя ее утешает, как только может, вьется вокруг нее, приносит на завтрак пирожные из Большого дворца, раз сиротка воротит нос от обычных завтраков, гладит ее по голове и прячет синяки под ее глазами. Женя терпелива - куда терпеливее Ивана, который кидает в лицо Алине имена погибших гриш и спрашивает, сколько еще будут длиться эти напрасные смерти; Женя делает все, что требуется, - но с каждым днем это дается ей все сложнее.
[indent] Женя задыхается от ревности, когда Дарклинг сразу же предлагает девчонке черный кафтан, выделяет ее, возносит над всеми, признает равной себе, - но Алина выбирает синий и наивно пытается затеряться среди эфириалов. Женя изнывает, видя у Алины черный платок, который она мнет в руках и накручивает на пальцы, но молчит, помня, что девчонку надо привязать к гришам любым способом. Женя просматривает ее письма [Дарклинг отдает все ей, разрешает сделать все, что она сочтет нужным], выискивает подсказки, чем еще Алина недовольна и что еще можно для нее сделать, а потом бросает все в огонь - это правильное решение, и ей совсем не жаль Алину и ее следопыта; но ей жаль себя: девчонка забывает постепенно отказника и влюбленными глазами смотрит на Дарклинга, а Женя чувствует себя лишней, ненужной, неравной.
[indent] Она ничего не говорит и ничего неверного не делает: она же умная девочка, она знает свое место - в отличие от той же Зои, которая допрыгалась до того, что генерал лишает ее всего и отсылает прочь. Алину быстро лечат и ставят на ноги, Женя завидует Зое, которая хоть как-то смогла выразить свое недовольство, и не собирается оказываться на ее месте. Она ведет себя хорошо, улыбается новой святой и все реже появляется в покоях Дарклинга: зачем вынуждать его на какие-то разговоры, зачем добиваться правды, зачем слышать, что он теперь не одинок, что у него есть Алина, что Женя ему больше не нужна? Она отступает в сторону молча и без скандалов, она убеждает себя, что рада уже тем воспоминаниям, которые у нее остаются; она не теряет верности и не бунтует - зачем, какой в этом смысл, чего она так добьется, кроме ссылки и потери всего?
[indent] Дарклинг ловит ее сам, когда Женя желает спокойной ночи Алине и закрывает дверь, прячет в кармане листочек с именем Оретцева и едва отворачивается, чтобы уйти к Большой дворец. Он выступает из теней так, что Женя вздрагивает и отводит в сторону взгляд, но руку освободить не пытается и вздыхает: наверняка речь сейчас пойдет об Алине, других поводов для разговора в столице сейчас вообще нет.
[indent] - Я не избегаю, мой повелитель, я занята с Алиной, и ты же мне это поручил, - тихо отвечает Женя, поднимая на него взгляд и пожимая плечами. - У меня нет никаких новостей, все хорошо, Алина обживается и привыкает, - а у самой Жени какие новости могут быть про себя? Не рассказывать же, как она скучает и тоскует, как переживает и убеждает себя, что иначе быть не могло и ей радоваться надо уже тому, что было и что прошло.

+2

4

[indent] Есть вещи, к которым Дарклинг привыкает и считает чем-то обычным. Присутствие Жени рядом с ним - это как раз нечто само собой разумеющееся. Многие раздражают и нервируют его, хватает тех, кого он именно что терпит, потому что окружить себя только теми, кто ему приятен невозможно, но девушки никогда не было среди них. Он выделил ее еще в детстве [и обрек на ту судьбу, которую она не хотела и вряд ли можно захотеть], он дал ей право выбора, позволив уйти, прежде чем предложил ей большее, он приблизил ее к себе, подпустил так близко, как уже давно никого не подпускал. Дарклинг привык считать Женю своей, привык по вечерам слышать тихий стук в дверь, привык к тому, что у его постельного белья появляется едва уловимый женский аромат - какой-то сладкий, который он слышит, когда утыкается в мягкие рыжие волосы девушки. Ему у нее они всегда кажутся идеальными, потому что они блестящие, всегда красивые, даже когда они путаются после их развлечений или сна. Он не замечает, как привыкает к ней, но привыкнув раздражается не от ее присутствия, а от неожиданного отсутствия.
[indent] Обычно Дарклинга все слушаются, а если решают проявить неуместное своеволие, то оказываются наказанными. Зоя - хороший пример такой неожиданной распущенности, с которой он не стал мириться. Он велел ей вести себя прилично, он специально отметил, что Алина представляет собой невероятную ценность, ее нужно защищать и беречь, потому что она единственная, кто способен помочь ему разрушить Теневой Каньон [на самом деле обуздать, потому что надо быть безумцем и идиотом, чтобы отказаться от такой силы], поэтому с ней не должно случиться ничего плохого. Зоя позволяет своей гордости взять вверх и оказывается лишена усилителя и сослана из Ос Альты за это. Дарклинг предупреждал ее, Дарклинг дал ей четкие указания. Четкие указания он дал и Жене, и она, в целом, не делает ничего ему наперекор, не дерзит, не ошибается и не оступается, но то, что она не будет к нему приходить, все же никак не входило в его планы.
[indent] -Я помню, что я поручил тебе, и знаю, как часто ты здесь бываешь. Мне кажется, что ты не настолько сильно выматываешься, чтобы засыпать как только твоя голова касается подушки, - тихо возражает Дарклинг, приподнимая бровь. Ей пора бы уяснить, что он знает если не все, что происходит в обоих дворцах, то почти все, и пытаться юлить также бессмысленно, как и скрывать от него что-то. Впрочем, Женя не ведет себя плохо, не делает ничего специально [во всяком случае явно], поэтому достойного поводя на нее сердиться у него нет, а потакать своему характеру и дурному настроению у Дарклинга, все же, в привычку не входит. Входило бы, то гришам Второй армии жилось бы куда тяжелее, чем им живется сейчас. - С Алиной все в порядке, если не считать выходки Зои, я знаю, я тебя остановил не ради нее, - его пальцы чуть крепче сжимаются на запястье Жени, пару мгновений он молчит, а потом вздыхает. - Я тебя напугал? Прости, что так неожиданно появился. У меня не осталось никаких день, пойдем? - Он вновь дает ей выбор, вновь готов ее отпустить, но не верит, что она уйдет, отказавшись последовать за ним.

+2

5

[indent] Дарклинг не так часто кого-то отчитывает и распекает. На тех, кто его разочаровал и подвел, он время не тратит, просто лишает всего и отсылает прочь - в разорванной на части, страдающей Равке достаточно еще мест, где любой гриша может пригодиться, а в Малом дворце и в ближайшем окружении генерала остаются лишь самые верные, самые полезные, самые талантливые. Угроза его холодных взглядов и ледяного негодования действует куда лучше, чем любое другое наказание; генералы Первой армии еще не гнушаются своих солдат сечь плетьми или морить в карцере, а Дарклингу такие методы не нужны, свое огорчение он выражает куда проще и быстрее и не портит при этом здоровье своих гриш.
[indent] Жене везло [на самом деле - нет, везение тут не при чем, она старалась, она сорвалась лишь однажды и получила в тот раз то, о чем не могла даже мечтать] никогда не испытывать на себе разочарование Дарклинга, и она, не стремясь больше ни к какому возвышению, хотела бы хоть это достижение оставить за собой. Если лучшее время ее жизни подошло к концу, если избавление от одиночества Александр видит только в Алине, если ее долг теперь - не дарить ему свою любовь, а только заботиться о той, кого он любит или готов полюбить, то Женя принимает изменившиеся правила игры - все, чтобы только не нарываться на скандал и расставание куда более жестокое, чем она способна вынести. Это не жертвенность, она - не жертва; Женя привычно хочет сделать все красиво и изящно, оставить о себе добрую память и не потерять все, что у нее есть, а швыряться хрупкими вещами и хрустеть осколками стекла под подошвой сапожек - совсем не в ее стиле, даже если такое желание свербит и зудит где-то в груди.
[indent] Она смотрит на Александра без прежней ласки, но с негаснущей жадностью и совсем немного ненавидит его за то, что он снова манит ее к себе, очаровывает, зачем-то дает ей надежду. Ему так скучно ночевать одному, а Алина пока?.. Нет, злую мысль Женя обрывает на середине, запрещает себе даже думать о Дарклинге плохо и улыбается ему натянуто, вымученно, неискренне.
[indent] - У меня остаются еще обязанности перед королевой, и тренировки у Боткина, и... нет, не так устаю, - честно признает Женя: к тренировкам она уже привыкла, королева тоже не отнимает много сил, потому что над ее лицом не приходится стараться, придавая ему естественный вид и натуральную красоту, потому что Женя сама не хочет оставаться надолго рядом и видеть уродливый результат своей работы, потому что даже такое использование способностей больше питает ее, чем истощает. - Мне жаль, что так вышло с Зоей, я должна была лучше следить и не подпускать их близко, - с сожалением кается она, предполагая, что Дарклинга Алина заботит все же больше, чем кто-либо еще; но следующие слова дают ей все же слишком много надежд, и Женя, не успев даже подумать, кивает: - Да, пойдем.
[indent] Как она может отказаться, как может стряхнуть с себя его ладонь, как может остановиться и уйти в другую сторону? У Александра входит в привычку давать ей выбор без выбора, давать ей мнимое чувство свободной воли, давать ей робкую веру - пока что он ничего из щедро подаренного не отнимает, но Женя знает, что горькие потери уже маячат на горизонте. И все равно она не сопротивляется, со всем соглашается и идет за ним следом - куда угодно, хоть на заклание, хоть на эшафот, лишь бы с ним.

+2

6

[indent] Женя на себя не похожа, она кажется ему слишком бледной, холодной и сухой. Такая перемена в ней ему непонятна, потому что еще недавно все было в порядке, и она сама при мысли о том, как близки они к победе, сияла ярче солнца. Она тянулась к нему, улыбалась ему, а не говорила так тихо, словно боялась, что громкий голос сможет его рассердить или напугать. Это слишком внезапные и нехорошие перемены, с которыми ему надо непременно разобраться. Дарклинг не хочет лишних проблем, тем более он не хочет их там, где они ему совсем не нужны: он привык к тому, что Женя не создает ему лишних сложностей, а наоборот упрощает жизнь. Ее не нужно звать, она приходит к нему сама, чувствует его настроение и даже тогда, когда он молчалив и раздражен не докучает ему. Присутствие девушки не сказать, что успокаивает его и дарит какое-то умиротворение, но она может с ним находиться рядом, он не огрызается на нее и не думает даже о том, чтобы велеть уйти. Теперь же она не подходит к нему, и его это совсем не устраивает.
[indent] Все слова Жени про Алину, про ее дела, а у него нет сейчас настроения обсуждать их. Девчонки ему хватает и днем, он развлекает и очаровывает ее, хотя ему, откровенно говоря, хотелось бы поскорее получить какой-то результат. Увы, для начала ему необходимо привязать ее к себе и к гришам, и он идет по самому легкому пути, лишая ее всего привычного и окружаю любовью, которую она никогда в жизни не испытывала. Здесь она своя, что может быть лучше этого? Пусть чувствует себя на своем месте и спокойно спит в мягкой постели, никому не мешая. Меньше всего ему хочется слышать про нее сейчас, когда он задает Жене совершенно другие вопросы и ждет совершенно других ответов.
[indent] -Я помню обо всех твоих обязанностях, - как он может не знать о них, когда большую их часть он сам же на нее и возложил? Он был тем, кто отдал ее королеве Татьяне еще маленькой девочкой, он был тем, кто дал ей шанс встать кем-то после их победы, он стал тем, то, кто велел ей начать тренироваться, чтобы иметь возможность постоять за себя, и он же был тем, кто вручил ей в руки Алину. За то время, что она с ним [как иначе назвать то, сколько ночей она проводит в его постели, в которую не сумела пробраться даже упорная и упрямая Зоя?] Дарклинг запомнил ее распорядок дня, поэтому он знает, чем она занимается, знает почти все, что она делает, и поэтому его удивляет ее неожиданное отсутствие. Ему не нравится то, что ее нет при нем, не нравится, то что больше никто не заглядывает ему через плечо во время чтения, не задает вопросы, не устраивается у него под боком. Это неожиданно для него самого, но он не раздумывает о причинах, не оценивает эту привязанность и просто хочет вернуть все на свои места. Появление Алины должно изменить многое, но не это.
[indent] -Зоя сама виновата в том, что с ней произошло, твоей вины тут нет. Если кого и можно винить, то Боткина, он должен был контролировать своих учеников и не подпустить Зою к Алине. Ни для кого не секрет, какой у нее характер, - он пропускает ее в свою комнату первой, плотно закрывает за их спинам дверь, а потом ловит девушку и устраивает ладонь у нее на щеке. Большим пальцем он гладит ее по скуле и виску, хмурится, встречаясь с ней взглядом и чуть кривит губы. - Я слишком сильно нагрузил тебя, Женя? Ты выглядишь уставшей, - он наклоняется к ней, легко целует над бровью, в переносицу, оставляет поцелуй на гладкой щеке. - Прости, это все очень скоро закончится, обещаю тебе, и тогда мы сможем сжечь этот твой кафтан, я знаю, как сильно ты его ненавидишь, - Дарклинг чуть отстраняется и улыбается, обхватывая лицо Жени обеими руками и целуя ее так медленно и тягуче, как ей нравится.

+2

7

[indent] Никто не предполагал, что долгожданным Заклинателем Солнца окажется семнадцатилетняя девчонка, привязанная к своей сиротской жизни, к мальчишке-отказнику, которому суждено сгинуть на полях бесконечных сражений, к лишениям и бедствиям, которым подвергаются почти все жители Равки, кроме тех, кому судьба подарила шанс родиться в величественных особняках и на шелковых простынях. У Алины нет ничего и никогда не было, и Женя никак не поймет, за что же она так упрямо держится, хотя ей протягивают все блага мира, бархат и шелка, сладкие пирожные и сочные фрукты, почет и любовь - и Дарклинга тоже. Сам генерал Второй армии, самый могущественный гриша, окружает ее вниманием и манит улыбками, обещает ей чудеса и предлагает стать спасительницей страны - а она все артачится и строчит письма в никуда [им никогда не найди своего адресата, разве что пеплом осядут на его рукавах].
[indent] Ее Женя не понимает, а Александра - отлично понимает. Он нашел равную себе, подобную себе, близкую себе; Женино сияние - ничто по сравнению с поднявшимся над Ос Альтой Солнцем, ей Заклинательницу никогда не затмить и лучше даже не пытаться, чтобы самой не сгореть в пламени или не быть брошенной теням. Женя отступает - но заскучавший Дарклинг снова ее манит, зовет, ведет за собой, и она против воли шагает следом, отбрасывая в сторону все, в чем убеждала себя днями и ночами. Она достаточно была уже временным развлечением, она надеялась, что... она надеялась непонятно на что, на несбыточное, невозможное, неосуществимое - и проиграла как никогда сокрушительно.
[indent] Едва зайдя в свои покои, Александр даже оглянуться ей не дает [будто здесь могло что-то измениться, будто Алина, о передвижениях которой Женя знает все, успела бы оставить здесь свой след, запах своих духов, подобранных тоже Женей, безделушку из тех, которыми тоже Женя наполняет ее сладкую жизнь], сразу тянет к себе и гладит ее щеку так, будто ничего не случилось и никто не ворвался в их размеренную жизнь. Он злится на Зою и заочно ее отчитывает, но Женя виновата все же в том, что дразнила шквальную и нарывалась на неприятности, показывая ей, что место рядом с Дарклингом она никогда не получит; об этом Женя молчит, но жалеет.
[indent] - Зоя всего лишь не хотела терять то, что у нее есть, - вяло оправдывает ее Женя, но Зоя ведь не только этого хотела? Зоя хотела стоять подле Дарклинга, так близко к нему, как никто больше; Женя из-за нее никогда не нервничала и не дергалась, но теперь появилась настоящая угроза, и Жене от этого не по себе. - Правда? Уставшей? - она тревожно касается своего лица там, где оставляет след своих губ Александр; только Женя не о ласке думает, а о синяках под глазами, раздраженных морщинах в уголках губ, бледных щеках - неужели она действительно все это допустила, пока бегала за Алиной и вытирала ее сопли? Женя оборачивается, ищет свое отражение, но Дарклинг ловит ее снова, поворачивает к себе и неторопливо целует, так что у нее вскоре голова начинает кружиться.
[indent] Он прав, кафтан она ненавидит - и нет, она не уделяет слишком много внимания одежде, но кафтан - символ ее унижения, ее незавидного положения, ее обид и печалей, и Женя ни о чем не мечтает так яростно, как сжечь его и сменить любым другим. Хоть красным, хоть фиолетовым - лишь бы не думать о том, что Алине Дарклинг сразу предложил черный.

+2

8

[indent] Зоя не хотела терять, что у нее есть? Дарклинга одновременно забавляет и раздражает эта мысль, пускай она правдива от и до. Зоя ведь самая талантливая шквальная, она долгое время была его любимицей [им ее амбиции и были взлелеяны, только им], он выделял ее из толпы и даже позволил ей обзавестись усилителем. Она привыкла быть лучшей, привыкла сиять и внушать трепет, и вот теперь вдруг ей не просто пришлось потесниться на пьедестале, а сойти с него, уступив место Алине. Слабой девчонке-картографу, керамзинской сиротке, грише, которая даже не знала о том, кто она и не умеет управлять своими силами! Дарклинг понимает, какой это для нее удар, но утешать ее не собирается, потому что в первую очередь Зоя - солдат, она должна быть верна ему и их целям, а не ставить впереди всего свою раненную гордость. Самая ее большая слабость как раз ее гордость и желание возвыситься, желание занять место рядом с ним, в котором он ей отказывает несмотря на все ее старания, потому что прекрасно видит, какими проблемами это может быть чревато.
[indent] И от Алины, мечущейся и не знающей, какое место ей стоит занять, тоже проблем достаточно. Следить за ней приходится очень внимательно: он старается контролировать то, что она узнает, давая ей знания постепенно [когда-нибудь она узнает всю правду о нем и о гришах, может быть; награждать ее излишним доверием он не хочет, еще не зная ее и видя все ее колебания], чтобы она привыкала к жизни в Малом дворце, полюбила ее и перестала представлять себя где-либо еще и с кем-либо еще. Дарклингу нужна ее сила, и поэтому он никогда не даст ей тот же выбор, что дал Жене - он не отпустит единственную Заклинательницу солнца, если понадобится, то заставит ее слушаться, но пока что он хочет добиться всего по-хорошему. В его жизни было слишком много грязи, он хочет, чтобы эта победа была красивой и вошла в историю как нечто прекрасное, даже если для этого и придется кому-то умереть. Жертвы есть всегда, от них никуда не деться, и у Алины есть на самом деле только один выбор - оказаться на нужной стороне или стать одной из жертв. Жене он этого выбора никогда не давал, не считая ее жертвой и подпустив к себе так близко, как никого не подпускал уже очень давно.
[indent] Дарклинг отрывается от губ девушки, заглядывает ей в лицо и видит, что что-то не так. Обычно Женя тянется к нему сама, обвивает руками за шею и не отпускает от себя. Обычно у нее не лице в такие моменты улыбка, а взгляд мутный и ласковый, но теперь он не горит, теперь он различает в нем столько тревоги, сколько не видел никогда прежде. Ему это не нравится, ему это совсем не по душе.
[indent] -Уставшей. Ты как всегда прекрасна, но тебя выдают твои глаза, - он подталкивает ее к постели, заставляет ее опустить на нее, а сам приседает перед ней на колени так, как сделал годы назад, когда она еще совсем девочкой [заплаканной, напуганной и уставшей, совсем не такой, какой должна была быть], пришла к нему просить о помощи и заступничестве. С тех пор она выросла, стала тверже и сильнее, но та девочка, кажется еще жива в ней и смотрит на него печальными влажными глазами. - Что такое, Женя? Что тебя тревожит, расскажи мне, - Дарклинг смотрит на нее снизу вверх и сжимает ее ладонь, в своей, терпеливо ожидая, что же она ему скажет в ответ.

+2

9

[indent] Зое было, что терять: место в столице, усилитель, гордость, довольные взгляды генерала - она вспылила и лишилась всего разом, поплатилась за свою ревность и вряд ли когда-то займет прежнее положение, как бы велики не были ее способности. А Женя, подначивавшая и дразнившая ее, внезапно не злорадствует, а содрогается от ужаса, представляя себя тоже где-то на окраинах Равки, отвергнутую, забытую и прозябающую в вечном холоде; или хуже - брошенную одну в залах и коридорах Большого дворца, вынужденную дальше прислуживать королеве и ублажать короля, лишенную всех снадобий и поддержки. Этого не случится, она никогда не вспылит - Женя повторяет это себе и не таит против Алины ни одной злой мысли; но забвение грозит ей даже в том случае, если она будет вести себя идеально - достаточно ведь того, какое место теперь занимает долгожданная заклинательница в сердце Дарклинга, из которого она стремительно вытесняет всех остальных.
[indent] Женя даже от поцелуя не получает прежнего удовольствия и не пылает так, как пылала еще пару недель назад. Ей все чудится лед в прикосновении его губ, чудится неизбежное прощание в каждом ласковом жесте, чудится грядущая боль, от которой ей не сбежать и не скрыться. Александр все делает только хуже, оттягивая все необходимые слова, давая ей лишние надежды, заменяя ею Алину, которую желает на самом деле, которая тянется к нему, которой нужен не только учитель, но и возлюбленный - тогда, возможно, она наконец раскроется и расправит крылья, подарит Равке свет и избавит от лишений. Женя в этом картине - лишняя, ее роль - снова прислуживать, угождать и соблазнять.
[indent] Лучше бы Дарклинг ее отпустил; но он не унимается, усаживает ее на постель - Жене впервые становится от этого тошно: вот какая у нее роль, ровно та же, что и в покоях короля? - и не унимает своих вопросов. Он смотрит на нее непонимающе - и Женя отвечает тем же, не видя никакого смысла в этом притворстве и гадая, зачем он продолжает ее мучить и удерживать, когда мог давно бы отпустить и сосредоточиться на своей новой любимице.
[indent] - Хорошо, я что-нибудь сделаю с глазами, чтобы они тоже ярко сияли и не раскрывали моих секретов, - почти огрызается Женя, но в середине фразы меняет тон на более смиренный и тихий. К чему ругаться и что-то выяснять, к чему обижать и обижаться? Она же взрослая, умная, послушная - зачем ей становиться вдруг своей полной противоположностью? Но Дарклинг заглядывает ей в глаза и сжимает ее ладони - совсем как тогда, когда она впервые пришла к нему с тревогами и болью, и хранить молчание оказывается невыносимо трудно. - Меня... меня тревожит Алина. Ты знаешь, что она все еще хранит твой платок? - с вызовом спрашивает Женя. Черный платок выстирали и выгладили, он лежит теперь сложенный на столе, и Алина мнет его в руках, когда строчит свои письма отказнику - а Женя жалеет, что она не инферн и не может взять и сжечь его на расстоянии. - Это же так мило... и подошло бы к ее черному кафтану, - ровным, безжизненным голосом заканчивает она, опуская взгляд на золотистые узоры своего бежевого кафтана. Как же много значат эти цвета, как много они, отличные от других, говорят: у Жени - об отверженности о других, о низком положении, обо всем, что она должна молча терпеть; у Алины - об избранности, о высоких надеждах, обо всем, что Равка и Дарклинг бросят к ее ногам за спасение; и смешно, что обе они ничего не желают так сильно, как слиться с толпой - и только у одной это кое-как выходит.

+2

10

[indent] Алина приносит в оба дворца не только радость и надежду, но и смуту. Все хотят посмотреть на Заклинательницу солнца, все жаждут познакомиться с ней и хватает тех, кто хотел бы заполучить себе в руки такое редкое сокровище. Он приставляет к ней охрану, велит не спускать с нее глаз, потому что не может допустить, чтобы с ней что-то случилось. Она та, кто может уничтожить Теневой Каньон, но помимо этого - она та, кто может беспрепятственно в нем путешествовать, волькры не смогут приблизиться к ней, окруженной ярким светом. Кто, в таком случае, не захочет получить себе в руки святую? Кто откажется от той власти [почти безграничной, той, которой ни у кого больше не будет], которую дает владение ею? Только безумец, только глупец, а Дарклинг не то и не другое. В отличие от всех, он понимает ее природу, осознает ее возможности и видит то, что она может сотворить. Их силы - ничто иное как отражение друг друга, поэтому он точно знает, что может Алина, а что нет, и жаждет получить от нее все, что она может дать. На это нужно время и силы, но первого у него мало, поэтому он торопит ее, ищет усилитель и привязывает ее к себе прочными канатными тросами, лишь бы только девчонка даже не задумалась о бунте, лишь бы только не решила, что здесь ей не место. Дарклинг уделяет ей очень много внимания, тратит силы на осуществление своих планов, что кое-что совсем очевидное умудряется упустить из виду.
[indent] Пару мгновений Дарклинг молчит, а потом вдруг усмехается, качая головой и глядя на Женю пусть и темным, но неожиданно веселым взглядом. Его пальцы крепче сжимаются на ее ладони: Зоя ведь тоже приревновала Алину, но объектом ее ревности стали исключительность и всеобщее внимание, ему стоило бы ожидать, что нечто подобное проснется и в Жене, только направлено будет отнюдь не на то, что окружает Алину. Женя ревнует его, Женя злится [и дерзит, и дерзость оказывается ей очень даже к лицу], поэтому едва ли не впервые на его памяти огрызается, говорит с вызовом и не просто задает ему вопросы, а требует от него ответов. Зоя не смела перечить ему, приняла наказание молча, стиснув зубы и сжав руки в кулаки, а Женя находит в себе смелость и наглость что-то ему предъявлять, будто бы он обманул ее доверие, словно предал ее, изменив ей с только-только появившейся у них Заклинательницей солнца. Это должно его разозлить, он должен одернуть ее, напомнив ей о том месте, которое она занимает и за которое должна быть благодарна, но вместо этого поднимает ладонь к ее лицу и гладит ее по щеке.
[indent] -Мне нравятся твои глаза, не делай с ними ничего, пожалуйста, - говорит Дарклинг, почти забавляясь. Он не помнит, когда его в последний раз так ревновали, потому что он уже давно никого не подпускал к себе настолько близко. - И прекрати тревожиться - она нужна нам для того, чтобы победить. Вся ее ценность заключается в ее силе, именно она, а не сама Алина важна мне, до тех пор, пока Давид не сообразит, как ее можно будет контролировать, придется действовать так, как мы уже начали, - кажется, он ничего не рассказывал ей о том, что поручил фабрикатору, но сейчас это неважно. Если Женя задаст ему вопросы - он ответит, от нее ему это скрывать нет смысла. - Платок я не помню, а кафтан - это мелочь, чтобы девчонка почувствовала себя важной и нужной здесь, не более. Чем скорее она обживется, тем быстрее раскроется ее потенциал и мы сможем идти дальше, а не топтаться на месте, - потерять такую силу он просто не может, поэтому как только она достигнет своего пика, нужно будет ее обуздать. Доверять Алине еще рано, она не наивная девочка, а мечущаяся, сомневающаяся взрослая девушка, к которой искать подход и завоевывать доверие которой куда дольше, чем проделывать все тоже самое с ребенком. Любая ошибка может отвернуть ее от них [от него, которому она больше всего нужна], любая неосторожность отвратить, как тут рисковать? Ей нужен ошейник, если все сложится, то она сама добровольно на себя его наденет, а если нет... что ж, он попытался сделать все по-доброму и по-хорошему, винить его будет не в чем.
[indent] Дарклинг, отвлекшийся на мгновение на мысли о том, что ждет их и Алину, рисует большим пальцем круги на тыльной стороне ладони Жени и вновь смотрит на нее. На его лице играет мягкая улыбка, и он сам подносит ее ладонь к своим губам.
[indent] -Забудь о платке и о кафтане, когда это все закончится, у тебя будет другой, свой собственный, я тебе обещаю. Разве я когда-нибудь нарушал данное тебе слово? - Он не спрашивает ее о том, лгали ли он когда-нибудь, а ставит вопрос иначе, так, чтобы ответить отрицательно она не могла. - Что еще тебя тревожит? Ну же, говори, я не хочу, чтобы ты изводила себя такими глупостями, когда у нас на самом деле все хорошо, - у них все прекрасно, и он ждет не дождется того дня, когда все станет еще лучше. Он рассказывает всем о том, что очень скоро разделяющая Равку на две части завеса падет, хотя на самом деле и не думает от нее избавляться. Зачем уничтожать совершенное оружие?

Отредактировано The Darkling (2021-05-13 10:35:30)

+2

11

[indent] В Большом дворце Женя приучилась много внимания уделять мелочам и читать едва заметные знаки. Привязанности и союзы обозначали не словами, а жестами, взглядами, взмахами раскрашенных вечеров, даже мушками на лице и драгоценностями, выбранными на вечер; ещё сложнее было подметить, когда благосклонность отзывали и все детали прятали, взгляды направляли в сторону, игру вели другую. Придворная жизнь строилась на намёках и недомолвках, на умении видеть и слышать то, что едва показывают и даже шёпотом не говорят, и Женя без ложной скромности может сказать, что в этой науке она очень хороша. Обрывки королевских сложностей просачиваются и в стройную иерархию Малого дворца, где корпориалы и эфириалы спорят о том, чей обеденный стол ближе стоит к черному стулу Дарклинга, где внутри орденов соревнуются за главенство, где цвет кафтана и узоры на его вороте и рукавах значат очень много. Жене сложно об этом не думать, сложно не сравнивать себя с другими, сложно не замечать свое низкое и обособленное положение: у неё даже своего места за столами нет, и когда Алина тянет её за собой эфириалам, на неё там смотрят как на чумную.
[indent] Она не ноет Дарклингу о своем обидном положении и не жалуется на свой цвет кафтана после того первого раза, когда он пообещал ей, что все её страдания окупятся. Это было бы слишком по-девичьи, слишком наивно, слишком глупо - Александр ждёт от неё другого, называет её солдатом, ждёт от неё донесений из Большого дворца, а не слез и жалоб. Но появление Алины и внезапная, неожиданная, острая ревность вскрывают все старые раны, и снова почувствовать себя ненужной после того, как долго наслаждалась вниманием Дарклинга и позволила себе вознестись надеждами очень высоко, для Жени оказывается тяжёлым испытанием. Не умеющая толком пользоваться своими силами сиротка получает все, о чем другие могут только мечтать, - и при этом отнимает, сама того не замечая, чужое хрупкое счастье.
[indent] Александр почти смеётся над ней, а Женя вспыхивает как свечка и алеет румянцем, наполовину обиженным, наполовину гневным. Она хорошо себя контролирует и никогда ни слова не скажет Алине, лелея и оберегая единственную Заклинательницу Солнца; она и Дарклингу ничего не собиралась говорить, но она сам у неё все выпытывает - и ещё чему-то забавляется при этом.
[indent] - Как прикажешь, мой повелитель, - с ядовитой насмешкой тянет Женя, признавая, что его власть над ней беспредельна, но чуть ли не впервые проявляя строптивость. Она перешагивает все возможные границы и забывает о том, что хотела быть взрослой, сдержанной, разумной и спокойной - как, если Александр смотрит на нее как на ребёнка и разговаривает с ней как с ребёнком? - Я буду действовать так, как ты мне скажешь, но... Контролировать? Как? - Она осекается и смотрит на него удивлённо, хмурится и слабо шевелит пальцами, вспоминая жесты, которые он же ей показывал: Женя научилась отдавать приказы, но невозможно полностью подчинить человека своей воле и не выпускать его из-под контроля круглыми сутками; и тем более невозможно распоряжаться чужой силой в обход её обладателя. Поэтому с Алиной столько возни и суеты, поэтому её окружают сладкоголосыми птичками, поющими о прелестях жизни в Малом дворце. - Может быть, для тебя кафтан - мелочь, но не для остальных. И не для меня. И не для Алины тоже, - но ей честь носить чёрное оказалась не нужна, она отказалась от этого, отбросил щедрое предложение в сторону, пока Женя задыхалась рядом от ревности и выдавливала из себя удивлённые вздохи.
[indent] - Нет, не нарушал. Но ты и не обещал мне, что... - Женя отводит взгляд в сторону и пожимает плечами с деланным безразличием. Дарклинг обещал ей свободу, месть, награду; но никогда не обещал себя. - Вы же с ней похожи, у вас одна сила, и никто не поймёт тебя так, как понимает она. Подобное тянется к подобному, разве нет? - повторяет она слова Багры, которые та первым делом вкладывала в головы всех юных гриш, объясняя принципы Малой науки. Подобное к подобному - Дарклинг и Алина как две стороны одной монеты, они же предназначены друг другу, они же тянутся навстречу, разве нет?..

+2

12

[indent] Мать помнит его мальчишкой: она все твердит, что в детстве он был другим, что в юношестве он был лучше, она все уверена, что это мерзость извратила ее сына. На самом деле все куда прозаичнее, и изменило его время. Шестьсот лет, которые он прожил с момента своего рождения, повлияли на него, заставили его ко многому относиться иначе. Так он, видя всю картину целиком и смело заглядывая в будущее [он все изменит, все исправит, станет тем правителем, которого все так долго ждали], не замечает порой каких-то мелочей вроде той же ревности, которой терзается Женя. Он забылся и не учел того, что молодая красивая девушка может быть уязвлена тем, что он уделяет внимание кому-то еще, что она может отвлечься от цели, которая стала для них общей. Дарклинг старается не упускать такого из виду, но и у него бывают ошибки, даже несмотря на его возраст и опыт.
[indent] Гнев и ревность кипят внутри Жени, ее щеки горят румянцем и она, наконец, перестает изображать из себя живую, покорную его воле куклы. В том, что она исполнит все, что он ей велит, Дарклинг не сомневается, потому что видит, что она верна ему, что любит его. Будь все иначе, она бы не была так обижена [и, все же, она держит себя в руках, сохраняет поразительное хладнокровье, за которое ее стоит похвалить], но мучить ее понапрасну у него никакого желания.
[indent] -Ты мне язвишь? Какая неожиданность, - тянет Дарклинг и тянется к пуговицам на ее кафтане, расстегивая первые три и чуть приспуская с ее плеч. Под ним у нее простое платье [Женя уже давно не носит ничего вычурного, особенно тогда, когда собирается придти к нему вечером; тяжелые многослойные одеяния ему не нравятся и для нее это никакой не секрет] и он тянет его ворот вниз, обнажает ключицы и проводит по ним пальцами, от центра ее груди к плечам. - По-твоему я так наивен и доверюсь ей, даже если она будет клясться мне в любви? Женя, до того момент, как ей можно будет доверять, еще слишком далеко, а мне нужна ее сила уже сейчас, - он заглядывает ей в глаза и приоткрывает перед ней завесу тайны. Пожалуй, она готова к тому, чтобы узнать о его планах чуть больше, чем он уже ей рассказывал. Он ведет большим пальцем по ее шее, замирает на бьющейся жилке пульса, отсчитывая его удары. - Пускай расцветет, пускай поймет, как ею пользоваться, потому что ей нужно достичь своего пика. Когда это случится, то у нее появится усилитель - я велел отыскать Оленя Морозова, его рога подойдут. Фабрикаторы сделают из него ошейник, с помощью которого я смогу контролировать ее силу, - а до тех пор, пока они этого не сделают, у нее не должно и мысли возникнуть о побеге, она должна радоваться тому, что оказалась в Малом дворце, что оказался гришей, что вернулась, наконец, домой. Если все пройдет хорошо, то она, пожалуй, даже страдать от этого не будет, а там, кто знает, быть может, не понадобится так уж и сильно ограничивать ее. Пока что это неясно, пока что это смутная мысль, возникшая просто из-за того, что Дарклинг хочет создать свой идеальный мир.
[indent] -Женя, очень скоро мы изменим мир, и тогда ты сможешь надеть тот кафтан, который заслуживаешь, я тебе обещаю, - он знает о том, что кафтан значит для нее, понимает, насколько же это унизительно быть гришей, но не в одном ряду с остальными, считать прислугой, и при этом стоять на ступень выше них. Он знает, что ее положение лишило ее защиты [он подарил ее королеве ребенком, королева отвернулась от нее, лишила своей защиты, но не вернула ему опротивевшую ей игрушку, а буквально сама распахнула дверь комнаты Жени, вручив ей кафтан такого цвета], знает, что из-за этого она страдала. Если бы у нее были цвета гриш Второй армии, то она бы была под защитой Дарклинга, и Александр III не посмел бы к ней прикоснуться. Ему жаль, что так вышло, но уже слишком поздно что-то менять. -Как я рад, что ты запомнила, чему тебя учила Багра. Ты ее повторяешь все слово в слово. Ты права, подобное к подобному, и Алина со временем сможет понять мою силу, но не меня, - он сомневается в том, что она сумеет его понять - она другая и даже не в прожитых годах дело. Разве сравнятся ее лишения и потери с теми, что были у него? Разве сможет она так быстро посвятить себя той же цели, которой посвятил себя он? Нет, нет и нет. Ему шесть сотен лет [огромная пропасть между ними и всеми, кто его окружает, но кому-то удается перекинуть через нее хотя бы хлипки мосты], а ей нет и двух десятков и жизнь ее, пускай и в приюте, была куда лучше и легче, чем у той Жени, попавшей в золотую клетку и лишившейся невинности слишком рано. Дарклинг смотрит на нее, поглаживая большими пальцами ее ключицы и тянется к ней, застывает у самого ее лица, едва-едва касаясь ее розовых губ своими, когда он продолжает говорить.-Не обещал тебе чего? Что ты хочешь? - Пускай озвучит, раз уж начала говорить с ним таким тоном, а он послушает и решит, что ему с ней делать.
[indent] Отпускать ее он так или иначе не собирается. Прошло то время, когда она могла уехать из столицы и забыться, такого предложения ей больше не поступит. Она нужна ему здесь и точка.

+2

13

[indent] Женя дерзит, вредничает и капризничает, даже себе напоминает ребенка, у которого вдруг отнимают любимую игрушку, а уж что о ней должен подумать Дарклинг, который старше ее на целую сотню лет! Она вспыхивает румянцем, но злости и обиды в нем все же больше, чем стыда; долго сдерживаемые чувства разгораются в невиданное пламя, вырываются наружу и грозят ее саму опалить и сжечь. Зоя за зависть уже поплатилась, но она едва не убила Заклинательницу Солнца, а Жене хватает все же сил и выдержки, чтобы с Алиной вести себя идеально и ничем [почти ничем, потому что про могущественных мужчин она ее все же предупреждает с горечью в голосе] не выдавать своей ревности. Она взрывается лишь перед Александром - это и лучше, и хуже, потому что ничем не грозит его плану, но ей грозит его немилостью, злостью, строгим наказанием: что может быть для нее хуже, чем лишиться его расположения и остаться снова одной?
[indent] Но оборвать себя Женя уже не может, особенно когда Александр над ней веселится и забавляется: он делает это вполне добродушно, без злого укора, но она слышит острую насмешку, ядовитые упреки, снисходительность, которой там на самом деле нет, и злится еще больше. Он был ее Сашей, самым ценным и важным человеком в ее жизни - а теперь все его внимание направлено на керамзинскую девчонку, которая не сделала еще ничего полезного, которая не видит радости в своем стремительном возвышении, которая не благодарит судьбу за данную ей силу, а скорее проклинает ее. Она глупая, наивная, простая - Женя бесится и не понимает, почему же именно ей так повезло, почему она заслуживает все, почему она без труда попадает в центр внимания, почему к ней обращен теперь взгляд Дарклинга [нет, понимает - и от этого бесится еще больше]. Нечестно, несправедливо!
[indent] - И в мыслях не было, мой повелитель, - фраза ее смиренна и скромна, зато голос все еще полон яда: Женя уже чувствует, что поплатится за это, но не останавливается и как отважный мотылек мчится к опасному пламени. Язык она прикусывает лишь тогда, когда Александр делится с ней своими планами, доверяет ей то, что, скорее всего, не говорил пока никому, рассказывает ей, как собирается нацепить на Алину ошейник и посадить ее на короткий поводок, и Жене даже немного жалко становится девчонку, которую он окутывает льстивым обманом и уже готовит для нее тесную клетку. Немного, совсем чуть-чуть - себя Женя жалеет намного больше.
[indent] Она едва не говорит, что олень Морозова - это легенда, сказка для детей, что его не существует, что его никогда никто не видел; а потом вспоминает все же обрывистые записи в дневниках его предка и молчит. Самый мощный усилитель, самый надежный ошейник - Алине везет и одновременно нет.
[indent] - Ты думаешь, его получится найти? Никому прежде не удавалось, может, он мертв давно, - удивленно бормочет она, теряя дерзость и рассеянно наблюдая за движениями его пальцев. Если все так, если на Алине окажется ошейник, если Александр будет ею управлять, она не простит его за это [не в ближайшие годы, не в ближайшие десятилетия - дальше Женя не загадывает, ее-то жизнь не так длинна и ее красота не вечна]. Это ее успокаивает куда больше всех его заверений и обещаний, этому она понимающе кивает и грустно усмехается, представляя, что будет с Алиной, если она вздумает противиться, если не будет достаточно очарованной и послушной, если захочет управлять своей жизнью сама.
[indent] Они изменят мир, они его перевернут с ног на голову, они поставят гриш выше отказников - Женя все еще в это верит и пылает мечтой, которую дарит ей Александр, ждет этой победы и находит в себе силы, чтобы терпеть кафтан. Словно подтверждая свои обещания, Дарклинг стягивает его с ее плеч - Женя следом выбирается из рукавов, остается в простом бежевом платье, лишь по рукавам украшенному скромной вышивкой, и опять доверчиво льнет к его ладони, лежащей на ее шее: ей никакой ошейник не нужен, она уже принадлежит ему, она еще послушнее и покорнее быть не может - но Александру ведь не только ее смирение нравится, но и живость, решимость, готовность в чем-то с ним спорить и убеждать? Сегодня она заходит слишком далеко, цепляется за запретную тему, предъявляет на него свои права - и рискует, рискует, рискует.
[indent] - И какой же я заслуживаю? Я не корпориал и не субстанционал, к какому же ордену ты меня отнесешь? - хрипло спрашивает она, против воли очаровываясь его мечтой и из последних сил споря. Ей нет место ни среди первых, ни среди вторых, она стоит между орденами и не принадлежит ни к одному - что за печальная участь? - Если даже Алина тебя не поймет, то кто же поймет? - Он тянется к ней, щекочет словами ее губы, заставляет ее дышать прерывисто, путает ей все мысли и выпытывает из нее ответы, которые в здравом уме Женя никогда бы не озвучила; но она сама начала говорить о своих ожиданиях, сама зашла на недозволенную территорию, и сейчас у нее голова идет кругом, когда она, не потеряв еще весь злой пыл, выдыхает чуть слышно: - Тебя. Я хочу тебя, а ты никогда себя не обещал, - и пока он не ответил, что таких обещаний ей никогда не услышать, Женя поддается вперед и касается его губ, не вынеся этой близости, с которой за прошедшие недели попрощалась уже сотню раз.

+2

14

[indent] Дарклинг привык к тому, что до конца его не понимает никто. Раньше он был уверен, что мать способна разобраться в нем, что она видит его насквозь и знает его так, как никто другой не знает. Она была ему ближе всех, дороже всех [он предлагал сестра занять какое-то значимое место в его жизни, искренне хотел, чтобы она была с ними, но, увы, - Улла сделала свой выбор много лет назад, когда рискнула всем ради тех, кто не был того достоин], но он создал Теневой Каньон и все изменилось. Она не смогла простить ему то, что он оказался так сильно похож на своего деда. Подобное к подобному, как любит она говорит до сих пор, так что же так сильно удивило его? На кого еще ему было становиться похожим, когда она все его детство и юность, долгие годы твердила ему о том, что он не такой как все, что он уникальный, исключительный, что достоин большего, нежели серой жизни в неизвестности и страхе за свою жизнь? Она сама сотворила с ним такое и не поняла даже, как это у нее получилось. Сказать ему на этот счет ей нечего, потому что сделанного уже не исправить.
[indent] Сделанного уже не исправить, и Женю заставить замолчать сейчас тоже невозможно. Она копила в себе яд, долго молчала и терпела, отказываясь показывать ему и свою тоску, и свою ревность, и свою злость. У нее ведь хватает поводов чувствовать себя уязвленной, она ведь и так считается всеми хуже и ниже всех. Не прислуга и не гриша, не воспитанница королевы и не свободный человек, не солдат и не девица. Кто она, что она? Когда-то давно ей, заплаканной и напуганной, Дарклинг сказал, что она все это вместе. В ней нет изъянов, она совершенна и совершенство свое неустанно подчеркивает, но в глаза остальных она на ступень, а то и на две ниже остальных, ничего не представляющая из себя портниха. Это все изменится, теперь изменится очень скоро, потому что у них есть Заклинательница солнца, и теперь победа не просто в будущем, а вот она - нужно просто руку протянуть и забрать ее себе.
[indent] Женя горит гневом, но тот уступает место удивлению и какому-то пониманию. Она не отстраняет от себя его рук, не отталкивает его и смотрит на него широко распахнутыми глазами. Дарклинг открывает ей свои планы постепенно, не спешит рассказывать все сразу, не желая пугать ее. Он не хочет вываливать на нее все, что задумал, зная, что это может ее напугать, отвернуть от него, отвратить. Он осторожничает и с ней, и с Алиной, но если одна к нему уже привыкла [Женя уже его, от и до, сомнения в этом нет], одна уже его знает и не видит без него мира, то для второй все вокруг слишком новое, поэтому осторожничает он даже больше, показывает себя не просто с хорошей стороны, а с лучше, потому что без Заклинательницы солнца им придется ждать еще дольше, им придется придумывать что-то новое, а он не согласен на подобное. У него есть ответы на все вопросы, есть решение всех проблем, так к чему ему отказываться от него?
[indent] -Верб мне Женя, я тебя не обману и не разочарую, - шепчет Дарклинг, не убирая рук с ее шеи ключиц, продолжая поглаживать нежную светлую кожу. Он не хочет тушить ее пламя, не хочет, чтобы она сцедила весь яд - пускай лишь направит все это на тех, кто заслуживает подобного, а не на него. - Он не мертв. Все три усилителя Морозова живы, нужно просто найти и соединить их, тогда мы получим то, что хотим, но для этого нам нужна Алина, - только для этого и не для чего иного, но Женя предполагает иное. Она предполагает то, что может предполагать только молодая влюбленная девушка, обиженная и уязвленная. Почти как Зоя, но не Зоя, потому что у Жени, все-таки, есть повод и куда более весомый, чем отсутствие внимания окружающих.
[indent] Дарклинг смотрит на нее внимательными темными глазами, а она льнет к нему, тянется к нему, отвечает на все его взгляды и прикосновения. Она ему верна, она его, и от Алины он хочет нечто подобного, но не тоже самое, никак не тоже самое, потому что к Жене он привык, приучил ее к себе [и приучился сам, чего и не заметил даже], сделав так, что верит она только лишь ему одному и никому больше. Умная девочка, хорошая девочка, полезная девочка, его девочка.
[indent] -У тебя будет свой кафтан, других цветов, с другой вышивкой и другим узором. Ты заслуживаешь того, чтобы только у тебя одной он был... и у тех, кого сможешь и захочешь обучить, - Дарклинг строит планы, придвигается к ней теснее, оказывается между ее ног [широкая юбка мешает ему не так уж и сильно, хотя бы за это стоит сказать спасибо] и отвечает на ее поцелуй прежде, чем успевает ответить на другие ее вопросы. женя целует его сама - зарывается пальцами в его волосы, ероша их, сжимает их в кулак, тянет его к себе, и он не может не обвить ладонью ее шею, не может не устроить ее у девушки на затылке, не может не ответить так, как она того хочет, потому что он и сам хочет этого. Он прижимается к ней, его вторая рука обхватывает ее за талию - теснее, теснее, теснее. Сколько уже ночей она не была у него? Сколько времени уже избегала? - Мне хватает того, что ты меня понимаешь, - почти всегда и почти во всем, во всяком случае в том, что он ей говорит и объясняет. - И разве я должен обещать тебе себя, Женя? Разве я должен проговаривать это вслух? - Дарклинг врет и не врет одновременно, Дарклинг не думает об этом, а целует ее вновь, уже куда более жадно и голодно, чем она поцеловала его.

+2

15

[indent] Дарклинга не знает по-настоящему никто. Женя перестает обманываться и верить, что он перед ней уже все маски снял; его темный взгляд - бездна, и Женя лишь падает все глубже в пропасть, а дна не достигнет никогда. Он подпускает ее ближе, чем кого-либо еще, он доверяет ей то, о чем не говорит больше никому, она стоит за его плечом и подглядывает во все, а он не отталкивает ее, но постоянно поворачивается новым боком, раскрывает новые секреты, озадачивает новыми откровениями. Сколько их еще, сколько тайн он хранит, сколько скрывает от людей? В те тяжелые часы раздумий, которые накрывали ее в эти томительные дни, Женя начала сомневаться во всем, кроме его целей [если эту мечту у нее забрать и разрушить, не останется ничего, не останется самой Жени, эта цель нужна ей как воздух, и ее она не оспаривает даже в худшие моменты]: в его имени, в его возрасте, в той привязанности, которую она пытливым взглядом находит или придумывает, в каждом обещании, которое он ей дает. Его даже винить в этом сложно - он делает то, что считает правильным и нужным для своей цели, он удерживает рядом с собой полезных гриш любыми способами, он использует их, чтобы потом освободить...
[indent] ...а потом Женя просыпается, и все мысли мрачные мысли кажутся лишь навеянными дремой, предчувствием кошмаров, которые так и не приходят, отражением переживаний, которые она безжалостно в себе давит, пока те не набирают силу и не побеждают ее, выплескиваясь беспощадной волной. Она захлебывается собственным ядом, но он гасится о спокойствие Александра, об очередной секрет, над которым он приоткрывает завесу тайны, о доверие, которое ей кажется сейчас таким огромным. Она вздыхает и неверяще улыбается, с готовностью хватается за предложенное ей утешение и верит, всегда верит: Алина ему не нужна и не важно, она получит не его любовь и доверие, а строгий ошейник и короткий поводок, чтобы быстрее привела его к победе. Одной девчонкой не жалко ведь пожертвовать ради блага всех гриш?
[indent] - Я верю, - зачарованно шепчет она, а потом мир тонет в поцелуе, от которого все ее тело, вся бегущая по венам и артериям кровь сразу загораются. Она же соскучилась, она же извела себя себя ревностью, представляя его с Алиной, она же думала, что никогда такого снова не почувствует [как думают все влюбленные по уши девчонки, стоит только им поверить в охлаждение взаимной страсти]. Она же нуждалась в нем и нуждается сейчас, поэтому сдвигается на край кровати, льнет к нему всем телом, сжимает его бока запутавшимися в подоле юбки коленками, разрушает его идеально строгую прическу и не может оторваться от его губ даже ради вздохов - хотя приходится потом все же пересилить себя. - Как ты его найдешь? Он может быть где угодно, может быть во Фьерде... - Женя вспоминает бившиеся в ее голове мысли и сомнения, боится, что описанный Дарклингом вариант - иллюзия, фантазия, утопия, которой не достигнуть.
[indent] Она снова наклоняется, снова целует, ловко справляется со сложными застежками его кафтана и ныряет ладонями под разведенные полы, гладит его бока через тонкую ткань черной же рубашки и тихо стонет, наслаждаясь его жаром.
[indent] - Обучить? Других портных? Их же мало, да и кто захочет... - У тех, кто расположен к ее делу, есть выбор: стать корпориалом или фабрикатором, лечить, убивать или творить; и кто в своем уме выберет стать портным и всю жизнь подтягивать морщины и менять лица? Она смеется - и благоразумно не спрашивает, в каком же кафтане он видит ее и ее воображаемых последователей; и все равно представляет, как могла бы передать другим свои знания и свои навыки, как счастлива была бы стать не единственной, а одной из многих. Александр дает ей новую мечту - и наверняка знает, что Женя за нее зацепится, не отступит уже, снова на все пойдет, чтобы ее добиться.
[indent] - Понимаю ли? Так ли, как тебе надо? - Он одинок, ужасно одинок, и себя Женя не считает лекарством, наоборот - она за его счет исцеляется от одиночестве, но ему того же дать не в силах. Она отстраняется, хмурится, ведет пальцами по его щеке и печально качает головой - это очередная сказка, да еще оборванная на полуслове, потому что единственное нужное ей он так и не обещает, а она не может просить, не может даже выдавить из себя сухое и насмешливое "было бы неплохо", потому что на самом деле он ей ничего не должен, и они оба это знают. У нее есть только его поцелуи, только эти моменты вдвоем - ей надо быть довольной этим и не мечтать о большем, и она погружается снова в его поцелуи, жадные, голодные, требовательные, она отвечает и целует сама, скользит губами по его щекам и кусает кожу на подбородке, царапаясь острой щетиной [без ее масел и ухода она становится колючей и неприятной, она не должна больше оставлять Александра без своей заботы]. Она путается обеими ладонями в его волосах и охает, когда он тоже дергает скрепляющие ее пряди шпильки, бросает их куда-то не глядя, рассыпает ее волосы по плечам и сжимает их, заставляя наклоняться к нему все ниже и теснее, не отстраняться больше ни на секунду, не прерывать цепочку жарким поцелуев и не думать ни о чем постороннем и пустом.

+2

16

[indent] Женя терпит и почти не касается его, упрямится и чуть ли не отворачивается, но все меняется за секунду, и вот уже ее руки нетерпеливо теребят застежки на его кафтане, спускают его с плеч, толкают вниз по рукам, потому что он мешается, а ей хочется тепла, поэтому она прижимает ладони к его бокам. Она соскучилась, истосковалась даже, поэтому отвечает ему с таким пылом, поэтому тянет ближе к себе, заставляет его буквально вжаться в нее. Женя никуда от себя его не отпустит, никому не отдаст - так какая разница, обещает ли он ей себя или нет, если она уже считает его своим? - и поэтому целует его с каким-то отчаянием, зарывается пальцами в его волосы и не дает отстраниться, делит с ним вздохи, судорожно наполняя легкие воздухом и снова прижимаясь своими губами к его губам, приоткрывая рот и пропуская в свой его язык. Дарклинг не замечает, что скучает, не замечает, что ему не хватает ее внимания и ненавязчивой заботы, и пускай это все так, его голод сложно не понять и не соотнести с тем, что чувства Жени он разделяет. У него не было времени тосковать, он и не думал этим заниматься, но он сам отыскал ее в коридорах Малого дворца, сам подгадал, когда она будет здесь и поймал, желая поговорить. Это ли не знает того, что он, привязывая Женю к себе, привязывается к ней и сам?
[indent] Ее бесчисленные заколки летят куда-то в сторону [утром она непременно будет ворчать, отыскивая каждую и вставляя в свою прическу, чтобы не приведи святые о ее присутствии здесь никто не узнал], его пальцы путаются в ее длинных рыжих прядях, не давая ей ни отстраниться от него, ни даже простосвою голову откинуть назад. Позволяет он ей это чуть погодя, когда спускается поцелуями к ее шее, следом за ее кафтаном тянет вниз и платье, которое уже умеет с нее снимать. Все приходит с опытом, а он всегда все схватывал на лету, к тому же Женя, зная его вкусы, избегает сложных нарядов с целой уймой потаенных крючков и застежек. Она все делает для него, ради него, ничего не боится - она верная, она его, и она его страшно ревнует к Алине. он видит, что успокаивается он только услышав о его планах. Женя слишком долго страдал и мучилась, чтобы жалеть кого-то больше себя, над ней слишком долго издевались, ее слишком долго унижали, ставя ниже всех, чтобы она могла по-настоящему проникнуться чьими-то еще переживаниями. Она привыкла выживать, а Дарклинг никогда не был слеп, поэтому видит всю несправедливость, которую она терпит, ничего не упускает из виду кроме ревности, ярким пожаром бушующей в ней.
[indent] -Верь мне, верь, мне в порядке будет, как мы хотим, и олень тоже у нас будет, - шепчет он ей в шею, прикусывает светлую кожу, проводит языком по бешено бьющейся жилке. Ему кажется, что он слышит стук ее сердце, а если не слышит, то чувствует его и может даже отсчитать. - Лучшие следопыты ищут его... и найдут, пусть даже во Фьерде. Оттуда тоже достанем, не страшно, - страшно, если он вдруг ошибается и никакого оленя нет, что все, что написано в дневнике его деда - лишь фантазии и выдумки. Но нет, о подобном думать нельзя ни в коем случае. Дарклинг не суеверен [как ему быть суеверным, когда он познал уже суть бытия и сотворил что-то сам из ничего?], просто не хочет лишний раз тревожиться, не желает накручивать себя понапрасну. Он знает, что усилители Морозова существуют, и знает, что ни перед чем не остановится и добудет их любой ценой. Больше одного ни один гриша не может носить, но Алине предназначены все три, ей он из добудет, потому что так она станет тем орудием в его руках, которое он так долго ждал. Заклинательница солнца подчинится ему, Теневой Каньон подчинится ему, а следом за ними - и вся Равка. Разве сможет кто-то противостоять ему, когда такая сила будет в его руках?
[indent] Свои силы Женя недооценивает, себя до конца не осознает, но Дарклинг рад это исправить. С хриплым рычанием он отстраняется и встает на ноги, избавляется от своей рубашки и забирается на кровать, тут же снова притягивая девушку к себе и усаживая ее к себе на колени. Ему хочется поскорее избавить ее от этого дурацкого платья, хочется прижаться ее к себе, поэтому он торопится. Они оба торопятся так, словно желают наверстать все упущенное за последние дни, стереть из памяти недолгую разлуку так, чтобы о ней никогда больше не вспоминать. Ревности тут не место, Жене не к чему и не к кому ревность, как бы он не вел себя с Алиной.
[indent] -Захотят, когда узнают все то, что могут портные, - он откидывает голову назад и заглядывает ей в глаза, откровенно ластится, целует ее подбородок и шею, проводя ладонями по ее гладкой спине вверх и снова зарываясь пальцами в ее волосы. Словно жидкий огонь, думает он, сжимая кудри пальцами, и наслаждаясь их мягкостью. - Понимаешь. Не забивай свою голову глупостями, Женя, Алина - всего лишь инструмент, - он отвлекает ее поцелуями, переплетается с ней языками и не хочет, чтобы она думала о чем-то или о ком-то, кроме него. Никто больше не важен, ничто больше неважно, а о страхах ей лучше забыть.

+2

17

[indent] У Жени не так много вещей, в которые она верит и за которые держится. Ей нет дела до святых [Апрат подсовывает ей книжку про святых с закладкой на странице про святую Марфу, раскаявшуюся грешницу и блудницу; книжица обращается в пепел тем же вечером, обрывки миниатюр с казнями грустными глазами святых смотрят на нее из камина еще пару дней], она поминает их только всуе, когда ругается и закатывает глаза. Ей нет дела до чужеземных богов, нет дела до сказок и легенд. Женя не верит в высшую справедливость, в правду, в равенство, не верит в силу смирения и скромности, не верит в божественное предназначение и все, что скармливают крестьянам и солдатам те, кто за их счет богатеет и жиреет. Все создается руками людей, все извращается и искажается, все людям же и служит так, как они захотят. Вечна и неизменна только красота, которой Женя преданно поклоняется всю жизнь; и верит она только в Александра и в его мечты, пугающие и завораживающие своим размахом. В них находится место и свободе, и справедливости, и праведному возмездию, и счастью, и ценностям, за которые не жалко отдать жизнь; и другой веры Жене не надо, других святых она знать не хочет.
[indent] Он отвечает на ее молитвы, утешает ее слезы, шепчет ей самые сладкие обещания - все, кроме одного, кроме того, которое она больше всего жаждет услышать, которое ей недостаточно чувствовать, которое она не может вывести из его действий. Ей надо знать, что он ее, надо это услышать, надо убедиться - но Женя благоразумно проглатывает все вопросы, из тесных тисков которых Александр мастерски вывернется, а он сам не спешит надевать на себя оковы клятв [и на краю ее разума, в темных глубинах души продолжает тлеть мысль, что Алине он все бы пообещал, всего себя отдал бы, накормил бы ее досыта любыми обещаниями]. Она вздыхает и старается об этом не думать, она растворяется в жарких поцелуях и в хаотичных объятиях, недовольно стонет в его губы, когда Александр неосторожно выпутывает из ее волос путающиеся шпильки и дергает пряди, и счастливо стонет, когда он оставляет следы вдоль пульсирующих на шее вен.
[indent] - Верю, всегда верю, тебе одному верю, - с ее губ клятвы срываются легко, ей нечего скрывать, ей не страшно обещать ему и тело, и душу, и вечную верность, и все свои скромные силы, и ту покорность, которой он никогда не дождется от Алины, Зои или кого-то еще. Женя мажет губами по его лбу и утыкается носом в его волосы, которые успела уже растрепать и привести в такое состояние, что любому увидевшему сейчас Дарклинга ясно бы стало, как он проводит вечера. Она жмурится до белых кругов под веками, впитывает в себя его неповторимый запах, запоминает навеки этот миг: она надумала себе кучу глупостей, все пустое, все ерунда, она нужна ему, они снова вместе, все чудесно, и никогда она не была так счастлива. - Тебе найдут оленя, украдут даже из-под носа дрюскелей, приведут связанным на заклание, и ты наденешь на девчонку свой усилитель, уничтожишь Каньон, возвысишь гриш, все будет, я верю, - запальчиво шепчет Женя своему святому, никого ни в чем не убеждая: эти картины она видит так ясно, будто они уже произошли, будто это не фантазии, а воспоминаний, будто весь мир уже у его [у их?] ног. Но разве это не так, разве победа уже не греет кончики протянутых к ней пальцев?..
[indent] Он ослабляет тугую шнуровку на ее платье, путается пальцами в шелковых лентах, тянет ворот вниз с ее плеч - а потом вдруг останавливается, отвлекается, стаскивает с себя рубашку; Женя наблюдает за ним голодным взглядом, изучает такое знакомое тело, кусает губы от нетерпения и протягивает к нему руки, как только Дарклинг возвращается к ней на кровать. Ворох ее юбок путается между ними, накрывает ноги, беспощадно мнется, пока Женя выбирается из узких рукавов и дает корсажу сползти ниже по груди.
[indent] - И что же могут портные? Творить себе идеальное тело и завлекать в свои сети строгих генералов? О, за такими достижениями очередь выстроится, - смеется Женя, толкая Александра в плечи и заставляя откинуться на спину и нависая над ним сверху, замирая на несколько секунд и любуясь его лицом - с такого ракурса только она его может видеть, таким его только она может видеть. Но многие гриши отдали бы все, чтобы оказаться на ее месте; Зоя бы ей горла перегрызла, если бы только узнала об их близости; ее уже не презирали бы, а ненавидели - и Женя забавляется порой, представляя все эти яростные и завистливые взгляды, которых на самом деле никогда не увидит. - Хорошо, я буду забивать ее голову глупостями... Хочешь, чтобы она смотрела на тебя влюбленными глазами? - почти так же, как смотрит на него сама Женя, когда наклоняется и мокро целует его подбородок, шеи, ключицы [на них она оставляет укус и слабо надеется, что с утра он разрешит след не сводить, под одеждой все равно не видно]. Она представляет, как вложить в голову Алины нужные мысли, как распалить ее трепетные чувства, как внушить ей желание; и сейчас ей все кажется забавной шуткой, почему бы и нет, это же не опасно, Александр же привяжет ее к себе легко и сам не привяжется, такого же никогда с ним не происходило и не произойдет, его не интересуют все лишь полезные девчонки, всего лишь удобные инструменты в его руках, всего лишь фигурки в его долгой игре.

Отредактировано Genya Safin (2021-05-21 21:30:24)

+2

18

[indent] Женя проводит с Дарклингом чудовищно много времени, настолько много, что Иван замечает ее присутствие. Он не задает ему никаких вопросов, не смеет обсуждать с генералом то, с кем тот коротает вечера и ночи. Да и какое ему должно быть дело? В конце концов, он же не Зоя, чтобы терзаться или переживать из-за этого, и ему, скорее всего, еще и спокойно от того, что это всего лишь Женя. Он не боится ее, не опасается, поэтому не переживает о ее присутствии [он знает, что Дарклинг способен сам о себе позаботиться, что он сильнее всех тех, кто служит во Второй армии, но все равно он - его верный солдат, самый верный из всех], которое для большинства жителей Малого дворца так и остается незаметным. Женя приходит к нему вечерами и уходит рано утром, она читает его записи у него через плечо, трогает и переставляет его вещи, спит его в постели и целует его, обнимает, притягивая к себе все теснее и крепче так, как никто другой и помыслить не может.
[indent] С губ Жени срываются жаркие вздох и тихие заверения, что она его - она верит ему, она слушает его, она покорная ему. Дарклинг и не сомневается, что найти кого-то вернее нее будет почти невозможно, не ставит под сомнение о то, что она ради него сделает все, что угодно. Она его, он привязал ее к себе невидимыми нитями, приковал неосязаемыми цепями и теперь не отпустит никуда. Лишаться своего он не любит [сколько раз свое он оставлял, сколько раз позволял лишить себя чего-то, сколько раз уходил и не оглядывался даже, потому что было никак нельзя это сделать?], хватило ему лишений за все эти очень долгие годы. Она спрашивает, что поймет его, спрашивает, кто нужен ему, а Дарклинг отвечать не хочет, задумываться не желает и просто тянет ее ближе к себе - к чему эти вопросы, если Женя его, если только его и это неоспоримый факт, который будет неизменным. Она уйдет, только если он будет гнать ее, но будет ли он? Зачем ему это, к чему? Алина - не замена Жени, она то самое оружие, которое ему необходимо, но никак не Женя.
[indent] У нее сладкие губы и мутные взгляд, у нее жаркие объятия и жадные руки. Даркринг привык к ней, но сегодня все не так как обычно - они слишком давно не были вместе, и он даже не знает, что из них больше истосковался и соскучился. Это слишком сложный вопросы, слишком неважный вопрос, особенно тогда, когда девушка толкает его в грудь, заставляя упасть на постель, и сама нависает над ним. Дарклинг никогда не спрашивает Женю о том, как проходят ее встречи с королем: он не хочет слышать о том, как он берет ее, а она не хочет об этом лишний раз вспоминать. Он не замечает, чтобы с ним она чего-то боялась, но отмечает, что есть кое-что, что ей особенно нравится. Например, она никогда не против устроиться на нем, никогда не против сесть на его бедра, никогда не против сама опуститься на него и застонать, откидывая голову назад и прижимая его ладони к своей идеальной [как и все прочее в ней] груди с твердыми розовыми сосками. Есть то, что ей нравится, и он полагает, что это прямо противоположно всему, что делает с ней король. Дарклинг смотрит на нее темным взглядом, обводит ее фигуру голодным взглядом и устраивает ладони у нее на бедрах под ее юбками. Кажется, раздеться до конца у них терпения не хватит, во всяком случае, пока.
[indent] -Вот, Женя, вот и верь, потому что все будет именно так, как я говорю, - повторяет он, когда девушка наклоняется к нему и целует его, не желая отстраняться и отрываться от него ни на минуту. - И олень будет, и Равка будет, и все будет... и портные будут, и они менять тела, совершенствовать их, делать крепче и сильнее, а не просто красивее. Ты же у меня умная, такая умная, неужели тебе хватит меня только лица, заниматься только такими глупостями, - у него ладони полные рыжих волос, он сжимает их, наслаждается мягкостью и шелковистостью и снова целует ее припухшие губы. Они у нее всегда розовые и нежные, но после их встреч ей приходится приводить их в порядок, настолько по ним видно, что их целовали всю ночь напролет. Женя разрывается между желанием смотреть на него и целовать, выбирая в конце концов второе и тихо постанывая от того, как он отвечает. Алину Дарклинг очаровывает, заставляет его видеть в нем только хорошее, только благородного генерала - лишь красивый искусственно созданный им образ, вроде тех же орхидей, которые выводят в королевских теплицах для королевы Татьяны. Алина видит только то, что он ей показывает, только то, что не может ее напугать, в то время как Женя видит куда больше, почти все - и не боится ничего, льнет к нему и не боится водить по его телу руками, не боится опускать руки вниз, чтобы если не избавить его от штанов, то хотя бы приспустить их.
[indent] -Хочу, чтобы она смотрела только на меня, слышала только меня и не думала о прежней жизни, хочу чтобы на ее шее сомкнулись оковы, хочу, чтобы она отдала мне свою силу и тогда... тогда мы, Женя... - он обрывается, хрипло стонет и насаживает ее на себя, крепко придерживая за бедра и хрипло рыча. Все думают, что с Заклинательницей солнца Дарклинг избавится от Теневого Каньона, но это не так, совсем не так. Он тянется вверх, хочет поцеловать Женю, но потом падает обратно на подушки и просто устраивает одну ладонь у нее на груди, сжимает и мнет, потому что ему нравится смотреть на нее снизу вверх, нравится румянец у нее на щеках и шее, нравится все.

Отредактировано The Darkling (2021-05-19 09:18:55)

+2

19

[indent] Женя годами повторяет себе, что на память от короля Александра у нее не останется ни одного шрама - ни на ее нежной, идеально белой коже, ни в душе. Он вообще не оставит после себя ничего - его уничтожат и забудут, никто даже не спросит, как же король пал и где его могила, никому не будет интересно, как он страдал перед смертью, никто не сможет назвать ни одного его достижения, потому что их нет и не будет. Его забудут, вспоминать будут лишь как последнего Ланцова, бесполезного и праздного, ленивого и ненужного, ничего не сделавшего для Равки и ничем не отличающегося от череды погрязших в неге королей до него; и Женя тоже его забудет, уже забывает, едва только король покидает ее постель, едва она стирает с себя его следы, едва оказывается в объятиях его верного генерала. У нее не появляется никаких запретов, ничего, от чего она вздрагивала бы и чему изо всех сил противилась: она запрещает себе, называет такое поведение слабостью, трусостью, поражением, искореняет в себе все намеки на неудобство и стыд; но все равно остается что-то, что она любит больше, и с этим уже ничего не может поделать.
[indent] Может быть, это никак не связано с королем; может быть, Жене просто нравится наблюдать за Александром сверху, самой задавать темп и ритм, получать в свои руки немного власти или хотя бы ее иллюзию; может быть, это только ее характер, а не последствия всех унижений, через которые ее провела царская чета. Она не хочет об этом думать, не хочет задавать себе вопросы, не хочет углубляться в размышления, которые не приведут ни к чему хорошему. Какая разница, если Александр позволяет ей делать все, что она хочет; если он не нуждается в том, чтобы всегда поднимать ее под себя и не давать ей ни капли свободы; если он темно усмехается и зарывается ладонями под ее смятые юбки, чтобы сжать ее бедра и теснее прижать к себе? Ему-то не надо утверждать над ней свою власть и тешить гордость, не надо доказывать свою силу и добиваться ответа силой - Женя все ему дает сама, все отдает охотно, подчиняется без единого слова и делает все, чтобы ее Саша был счастлив и доволен ею.
[indent] - Как прикажете, мой генерал, - выдыхает она в его губы, неторопливо покачиваясь и дразня его; и в этот раз ее слова куда искреннее и теплее, в этот раз она не дерзит и не изображает послушание, в этот раз она верит беспрекословно не только в его цели, но и в те чувства, о которых он никогда не говорит и никогда не скажет. Женя все еще наивна, все неозвученное она охотно додумывает сама, строит воздушные замки и наводит в них порядок, поселяется внутри и прогоняет всех, кто покушается на их стеклянные стены; только керамзинская сиротка своим солнечным сиянием проникает внутрь и оплавляет хрустальные башни, но Дарклинг все чинит, окутывает тенями и убеждает Женю, что бояться ей нечего. - Ты мечтатель... никто не может вмешиваться в... или может?.. - она ведь говорила также, когда он учил ее отводить глаза; когда рассказал про воздействие на волю; когда велел ей полностью сменить ему лицо. Никто не может вмешиваться глубоко в тела людей - но если корпориалам дано работать с живыми тканями и органами, а фабрикаторы преобразуют материю, то почему бы Жене, зависшей между орденами, не быть способной на большее?..
[indent] Она все равно не верит, качает головой, снова его целует - и наконец вскрикивает, когда Александр, потеряв терпением, давит на ее бедра и опускает ее вниз. Если Женя еще могла дышать, то теперь ее дыхание совсем сбивается; она приподнимается немного, опирается вытянутыми руками на постель рядом с его головой, смотрит жадно и начинает двигаться - сначала неторопливо, но терпения ни у одного из них сейчас не хватает, и вскоре движения становятся резкими, быстрыми, лихорадочными.
[indent] - Не хочу... не хочу больше ничего о ней слышать, не сейчас... - из последних сил возмущается Женя: почему Александру не хватает ее взглядов, почему она не нужна ему так сильно, как нужна Алина, почему ей таких признаний не достается?.. Она снова наклоняется, ловит его губы в злом поцелуе - пусть лучше молчит, чем продолжает говорить про девчонку, которой здесь и сейчас места нет совсем.

+2

20

[indent] Оказываясь сверху Жену всегда как-то неуловимо меняется: она не труслива, отнюдь, но в такой позе становится еще смелее и взгляду нее делается жадным и хищным. Они никогда не обсуждают то, что происходит у нее с королем, только то, что она будет делать с ним и с королевой, когда настанет ее час. Близости она не боится, от его прикосновений и поцелуев горит, поэтому он уверен в том, что ничего из того, что он с ней делает, не заставляет ее вспоминать или думать о липких прикосновениях короля. Даже тогда, когда Дарклинг нависает сверху и вдавливает ее в матрас, Женя сама его целует и жмется к нему, сама обвивает руками за шею и путается пальцами в волосах у него на затылке, сама стискивает его бока коленям и подмахивает ему бедрами, встречая каждый его толчок, насаживаясь и постанывая. Его она не боится, к нему никакого омерзения не чувствует, и, все-таки, будучи сверху оживает так, как больше на его памяти не оживает никогда и никак.
[indent] Его ладони скользят по ее бедрам [он жалеет, что не видит ее всю, что ткань платья мешает ему наблюдать за тем, как соединяются его тела и как легко она принимает его плоть], он сжимает и гладит ее, хрипло стонет, когда он оказывается в ней, такой тесной и жаркой. Женя ужасно жадная, поэтому она тут же двигается, тут же наклоняется ниже и не дает ему отвечать ни на какие вопросы. Позже он расскажет ей о том, что не такой уж он и мечтатель, что она может делать все, что он ей описывает. что он научит ее, покажет ей все, расскажет, позволив стать кем-то более важным - к чему ей быть просто той, что подтягивает лица, когда она может куда больше? Ему нравится то, с каким восторгом она принимает все, что он ей дает, нравится блеск в ее глазах, и он не скрывает от нее этого, хвалит, постоянно хвалит, называя своей: умницей, красавицей, девочкой. Чья она, если не его? Женя принадлежит ему, и Дарклинг привыкает к этому, признает и считает ее действительно своей, единственной, кому можно больше, чем многим другим.
[indent] -Есть только ты, - может быть, он говорит ей то, что она хочет услышать, может быть, говорит ей то, что действительно думает и во что на самом деле верит. Сейчас в самом деле есть только она и никого больше, сейчас все его мысли только о ней, потому что это она тесно жмется к нему, это она прижимается к его губам кусачими поцелуями и задает свой резкий и ритм. Вообще - вообще тоже есть Женя, всегда, самая верная и самая послушная, в которой ему не приходится сомневаться. Красивая девочка и солдат, еще одно его творение, еще одно его оружие.
[indent] Сколько времени они не виделись Дарклинг сказать не может, просто знает, что слишком долго. Слишком долго, чтобы не соскучиться друг за другом, слишком долго, чтобы не соскучиться по тому, что происходит между ними, просто слишком долго. Им обоим хочется наверстать упущенное, но они оба уже близки к финалу. Он хрипло стонет и не закрывает глаз, любуясь Женей и наблюдая за ней, а потом, когда напряжение становится невыносимым, с его губ срывается тихое рычание [кажется, оно даже отдаленно напоминает ее имя], и все - он падает и тянет девушку за собой, до синяков сжимая пальцы у нее на бедрах.

+2

21

[indent] Женя устает от чужих имен - и не дает Александру говорить, увлекает его поцелуями, выбивает из него воздух вместе с рычащими стонами, не хочет слушать даже обещания, в которых ей чудится успокоительная, сладкая, благая ложь. Дарклинг мастерски сплетает правду с обманом и выдает такие скользкие фразы, что его потом не в чем даже упрекнуть, не на чем поймать, не за что злиться: он говорит правду, просто не всю, выдает ее кусками и позволяет людям самим обманываться, и Женя с каждым днем видит его тактику все лучше. Но с ее глаз не спадает еще пелена, она еще хочет верить, что с ней он другой, что ей рассказывает все, что с ней делится всем; она боится разочарования и боли, сама отгоняет их от себя, все сильнее путается в его сетях и заставляет себя доверять, потому что не хочет потерять свое единственное и последнее счастье.
[indent] Он в долгу не остается, лишает ее всех обид и заодно всех мыслей, пока сжимает ее бедра, впивается пальцами в светлую кожу и толкается бедрами вверх, не соглашаясь с выбранным ею темпом. Женя хрипло смеется, наклоняется ниже, опирается теперь на локти и отрывается от его губ только ради редких рваных вздохов, а все остальное время тратит на злые, кусачие, голодные поцелуи. Есть только она - хотя бы в эти минуты, хотя бы сейчас это правда, хотя бы ненадолго мир отступает в сторону и в тумане теряются все лишние, ненужные, посторонние люди; хотя бы на несколько минут Женя позволяет себе поверить, что не только она целиком и полностью принадлежит ему, но и Александр тоже принадлежит ей, отдает ей тело и душу, вручает сердце и разум. Нет иллюзии более сладкой и желанной, нет фантазии, которая сильнее плавила бы ее тело и возносила к вершинам блаженства, нет ничего, о чем Женя мечтала бы чаще, и в моменты вроде этого ей кажется, что все возможно.
[indent] Они соскучились и истосковались [Женя верит, что Дарклинг скучал по ней, а не только по тому, что она ему дает в постели, не только по этому жару, не только по наслаждению, на которое не расщедривается пока Алина], и все от этого делается ярче и острее, поцелуи становятся грязнее, движения - резче и глубже, вдохи - чаще, а долгожданное удовольствие - ближе. Женя торопится, не находит сил дразниться и затягивать, не хочет играть и срывать с его губ какие-то признания и клятвы, ее устраивают невнятные стоны и хриплое рычание, в них она слышит все, что ей необходимо, чтобы снова дышать, чтобы избавиться от тоски, чтобы обрести почву под ногами, а затем оттолкнуться и взлететь. Она взлетает, вскрикивает - и падает в темноту, опускается без сил на грудь Саши, закрывает наконец глаза и вот теперь отчаянно нуждается во всех ласковых словах, которые он только может придумать.
[indent] - Есть только я? - тихо переспрашивает Женя, напрашиваясь на нежность и похвалу, не находя в себе силы жить без его внимания, забывая все установки, что справится, что не будет навязываться, что не станет ревнивой тенью за его спиной, что отпустит и найдет себе новый смысл жизни. Не найдет, не нужен ей никто другой - и она что угодно сделает, чтобы ему другая тоже не подошла, не нашлась, не была необходима как воздух.

+2

22

[indent] Все выходит сумбурно и смешно, жарко и грязно, и Дарклинг не видит в этом ничего дурного, не может найти повода для того, чтобы остановить или одернуть Женю. Зачем, когда все идеально и прекрасно? Обычно ему не нравится, когда на ней остается одежда, обычно он предпочитает видеть ее в своей постели обнаженной и с распущенными волосами, обычно лишняя ткань и лишние украшения мешают ему, когда попадаются под руку, но сегодня он не находит ни единого поводя для раздражения. Его ладони безжалостно мнут и сжимают ее бедра [завтра будут синяки, которые Женя вряд ли станет сводить; а на его шее останутся ее следы, которые он, пожалуй, спрячет за высокими воротниками рубах и кафтана], его бедра вскидываются вверх, потому что невозможно сейчас быть безучастным, это вышел его сил. Все выходит сумбурно и спешно, жарко и грязно, и Дарклинг ни на что иное бы это не променял, не в состоянии отпустить что-то или кого-то, кто принадлежит ему.
[indent] Женя кусает его губы, а когда отрывается от них ради жадных вдохов, он впивается в ее белоснежную шею. Рыжие волосы щекочут ему лицо, но он на это не обращает внимания, потому что девушка не дает ему ни на чем сосредоточиться, кроме себя одной. Она заполняет собой все, заставляет его видеть только ее [порой в толпе его взгляд сам по себе находит ее, пускай Дарклинг и не отдает себе в этом никакого отчета, не задумываясь даже о такой мелочи], заставляет желать только ее. Он знает, что Алину Зоя пыталась разозлить тем, что спала с ним - выдумка, ложь, сказка, в которую легко поверить из-за того, что она постоянно вьется подле него. Зоя врет, но начни что-то рассказывать Женя, то это была бы чистейшая правда, потому что она уже столько раз ночевала с ним, столько раз стонала под ним и на нем, столько раз опадала ему на грудь или наоборот, притягивала ближе к себе, что сам Дарклинг уже сбился со счету, который никогда и не начинал, не забивая голову подобными глупостями. Когда Женя рядом, его занимают совсем другие вещи.
[indent] Толчки становятся резкими и рваными, движения насквозь пронизаны отчаянной жаждой близости. Женя желает его, он желает Женю, и все приходит к разумному финалу: с ее губ срывается крик, а сам он рычит ее имя, теснее прижимает ее к себе и откидывает голову назад, когда терпеть эту сладкую пытку становится невыносимо. Дарклинг тяжело и жарко дышит, поднимает одну руку вверх, устраивая ее на оголенной спине Жени, и прикрывает глаза, позволяя себе несколько минут не думать ни о чем. Пальцами он лениво поглаживает ее влажную кожу, наслаждаясь редкими минутами покоя.
[indent] -Перестань забивать себе голову глупостями, - вздыхает Дарклинг, неохотно открывая глаза и поворачивая голову так, чтобы видеть устроившуюся у него на груди девушку. Он убирает волосы с ее лица, ласково касается костяшками пальцев ее щеки и мягко улыбается. - Есть только ты, Женя, - повторяет он, а затем усмехается и щурит темные глаза. - Но я прошу тебя, не говори об этом пока что Зое, я не думаю, что она вынесет такую конкуренцию, - имени Алины он не повторяет, потому что про нее он сказал уже все, что мог.

+2

23

[indent] Обычно они более аккуратны, особенно Женя. Ее раздражает беспорядок, даже если он находится вне пределов ее зрения; ее выводят из себя небрежно смятые и брошенные вещи; она ненавидит даже намеки на грязь и неряшество. Прежде чем оказаться в постели Александра, она чаще всего успевает стянуть с себя одежду, аккуратно ее сложить или повесить, распустить сколотые волосы и остаться в одной сорочке, которую смять и испачкать уже не так жалко. Дарклинг тоже своих гриш приучает к казарменному порядку, он тоже не любит хаос и небрежность, и не торопит Женю, когда она мешкает из-за одежды. Но сегодня все выходит иначе, сегодня они спешат неведомо куда и не находит лишней минуты, чтобы раздеться; ее платье беспощадно мнется между их тел, вся светлая юбка утром будет покрыта складками - и никому из них нет до этого дела, им даже ткань не мешает прижиматься теснее друг к другу и тонуть в жарких прикосновениях.
[indent] Обычно они не падают поперек кровати и хотя бы убирают тяжелое темное покрывало; Женя лениво скользит взглядом по аккуратно заправленным подушкам в стороне и усмехается: ей, пожалуй, все понравилось, все вышло даже жарче и приятнее, чем обычно, но даже эти необыкновенные ощущения не стоили многодневной тоски и кокона тяжелых мыслей; даже это не стоило того, чтобы она обходила покои Александра стороной и избегала встречаться с ним. Женя жалеет о потерянных днях и возможностях: для нее каждый вечер с ним - на вес золота, она еще не пресытилась, не начала скучать, не прожила так долго, чтобы дни и ночи стали сливаться в одну серую тень; ей всего девятнадцать, она еще наслаждается каждым мигом - и зачем-то решает от своего единственного счастья отказаться, изобразить никому не нужное благородство, отступить в сторону и страдать молча, не пытаясь ничего изменить, считая себя в глазах Александра равной той же Зое, которую он безжалостно отсылает за одну роковую ошибку.
[indent] Обычно она не напрашивается на похвалу так откровенно [наверное; или нет?]. Но сейчас Жене надо знать, что не только она принадлежит Александру, но и он - хоть чуть-чуть, хоть немножко, хоть капельку; на все она не претендует - ей. Она прислушивается к частому и громкому стуку его сердца в груди под ее ухом - из-за нее, по ее вине, ради нее, правда ведь?..
[indent] - Я еще даже не начинала, - обиженно ворчит она, запрокидывая голову, чтобы лучше видеть его лицо, и прижимаясь к его пальцам. - И где же есть только я? - Женя ведет пальцами по его взмокшей груди, останавливается ровно над сердцем, давит чуть сильнее, словно спрашивая: вот там, там только для нее есть место, туда она прокралась незаметно и обосновалась накрепко? - Ну вот, а я так надеялась ее добить такими новостями, чтобы она упала уже с небес на землю, - своей неприязни к Зое Женя никогда не скрывала и не собирается, да и шквальная на нее смотрит сверху вниз, как на грязь под своими ногами; с Алиной все сложнее, ее Женя очаровывает улыбками и убеждает в своей вечной дружбе, хотя сама скорее придушила бы - если бы только Александр не запретил трогать его Заклинательницу Солнца, если бы она не была той надеждой, которую он ждал десятилетиями.

+2

24

[indent] Зоя - сложная и тяжелая, с ней слоэно сладить, она упрямая и самоуверенная. Дарклинг не отрицает того, что у нее хватает и достоинств [иначе бы он не выделил ее из толпы, не обласкал бы и не позволил получить усилитель], но приближать ее к себе слишком сильно он очень рано посчитал плохой идеей. Даже сейчас, в том положении, в котором она находится, она умудряется создавать проблемы, забывая о своем месте. Она из тех, кто всегда будет пытаться урвать кусок получше, она никогда не сможет смириться с тем положением, в котором находится, никогда не удовлетворится тем, что имеет, и будет хотеть большего. Женя же... Женя умеет быть и благодарной, и довольной, и Дарклинг ценит в ней это. Все, что Зоя пытается получить, действуя агрессивно или даже прибегая к каким-то хитростям и ухищрениям, Женя добивается осторожностью, постепенно забирая себе все больше и больше. У нее выходит это все незаметно и тихо, так, что даже Дарклинг далеко не всегда одергивает ее.
[indent] Дарклинг гладит девушку по спине, пытается восстановить дыхание, продолжая ласкать Женю. С тех пор, как в Малом дворце появилась Алина, они проводят вместе все меньше и меньше времени, а в последнее время и вовсе не виделись. Он неожиданно для себя замечает, что ему не хватало девушки, не хватало этого всего, и поэтому теперь он чувствует какое-то необычное удовлетворение. Он не насытился ею, до этого еще далеко [и отпускать от себя ее сегодня он не собирается, разве что совсем под утро, когда им обоим придется собираться, чтобы приступить к своим делам], и он даже не обращает особого внимания на то, что они не до конца разделись, что лежат поперек кровати, даже не попытавшись одернуть покрывала. Позже, когда они немного отдохнут, то лягут по-другому, а пока им и так хорошо. Пока он не желает ни о чем думать, даже о том, что ему еще придется позвать кого-то из слуг, чтобы они принесли им поздний ужин. Ветчины, сыра и хлеба, пожалуй, будет достаточно сегодня даже для Жени, привыкшей к большим изыскам.
[indent] -Да? Неужели мне показалось? - Усмехается Дарклинг, веселясь и улыбаясь. Со своими гришами - он генерал, в словах и приказах которого нельзя сомневаться. С Алиной он тоже другой - ее он обихаживает, заставляет поверить в самые его искренние намерения, пробуждает в ней сочувствие к потерянному мальчику, который жаждет исправит ошибки своих предков. И только с Женей он оказывается ближе всего к тому, чтобы показаться ей настоящим. Он привыкает к тому, что перед ней ему нужно меньше всего притворяться, он привыкает к тому, что Женя принимает его, даже если не понимает, привыкает к тому, что она не требует от него ничего, кроме внимания. С ней легко, и эта легкость - то, что его, кажется, успевает немного разбаловать. - Везде, где ты можешь быть и должна. Женя, твое место не займет никто, в том числе и Алина. Ты - незаменима, - Дарклинг щипает ее ща подбородок, а потом тихо смеется над мечтами Жени, которой все никак не дает покоя Зоя. Эта вражда орденами гриш ему не очень нравится, но изживать он ее будет позже, уже после своей победы.

+2

25

[indent] Собственные покои в Малом дворце давно стали составной частью ее вечной мечты - занять принадлежащее ей по праву место, стать одной из своих здесь, получить обычный кафтан и перестать быть отверженной и от гриш, и от отказников, и от солдат, и от придворных. Ей хотелось переселиться сюда, завтракать вместе с гришами, спорить из-за места за столом, стонать над крестьянской едой, веселиться с такими же гришами, как она; вместо этого Женя получает Алину, которая видит несправедливость и жаждет ее исправить, привязывается к своей няньке и идет всем наперекор, называя королевскую подстилку своей подругой. И вместо этого Женя получает Дарклинга: его комнаты пропитываются ее присутствием, с подушек не сходит запах ее духов и масел, в ящиках прячутся мелочи, которые она приносит вроде бы ему, а пользуется сама; и почти каждую ночь на вешалках или спинке стула оказывается ее одежда, а на столике горкой лежат шпильки и заколки; и почти каждую ночь Женя занимает лучшие в Малом дворце покои, о которых прежде не могла и мечтать.
[indent] Ей кажется, что она отсюда вовсе не уходила, что не было этих долгих дней и одиноких ночей, что теплых объятий Александра она не покидала ни на минуту [и что он кольцо своих рук ни на ком больше не смыкал, что не касался Алины так же, как сейчас касается ее, перебирая встрепанные волосы и щипая подбородок]. Женя нежится, ластится к его руке, улыбается легко и счастливо: бурная ревность сыто сворачивается и прячется, успокаивается и тает, согретая его жаром; ее сейчас ничто не тревожит, все волнения кажутся глупыми и пустыми, наивными и напрасными. Она же здесь, Дарклинг же ее ищет в коридорах и ведет за собой - Алина ночует одна в своих огромных и одиноких покоях, строчит письма своему отказнику и наивно смотрит на очаровывающего ее генерала, которому от нее нужна лишь необычная сила.
[indent] - Показалось. Пригрезилось в тенях, их здесь так много, - лукаво улыбается повеселевшая, ожившая Женя, у которой глаза наконец снова загораются привычным блеском. И она теперь жалеет, что за эти дни запустила себя, перестала дотошно следить за цветом кожи, позволила волосам едва заметно потускнеть, спрятала подальше столь дорогое ее сердцу кольцо - пожалуй, изменения в зеркале смогла бы заметить только она сама со своим наметанным взглядом, но теперь они вовсе пропадают, потому что радость действует даже лучше, чем ее силы. - И ты как всегда отвечаешь честно, но абсолютно бесполезно. Кто научил тебя так увиливать? - Она фыркает и щелкает его по груди, топчет в себе бесполезную обиду: Александр бросается расплывчатыми фразами, в которых можно услышать что угодно, и все равно не говорит, где же ее место, на котором она якобы незаменима. Женя привыкла, она редко требует большего, она смиряется, что значит для него намного меньше, чем он для нее. Еще бы: он старше ее на сто лет, и девушек вроде нее в его жизни должно было быть много, она лишь одна из многих, лишь временное утешение, потому что беспощадное время ее не пожалеет и заберет из его жизни слишком быстро. Ей пора научиться жить настоящим и не грезить о будущем, но Жене, как и всем влюбленным по уши девчонкам, это плохо дается.

+2

26

[indent] Женя успокаивается, и это самое главное. Он видит, как она расслабляется и перестает переживать об Алине, снова веря в то, что у него нет никого дороже нее, что нет никого, кто может занять ее место. Тут она не совсем права - Алина бесценна [как драгоценный алмаз, самый чистый и сверкающий даже в самом тусклом свете], ее невозможно будет заменить и он отказывается ее лишаться. Женя же... Женя уже получила свое место, прочно заняла его и никто не способен будет заполнить эти нишу. И, более того, она принадлежит не королю, не королеве, а ему, не любящему лишаться своих вещей. Она его нравится ей это или нет, он вложил в нее слишком много сил, он позволил ей подступиться к нему слишком близко, и теперь не отпустит, нет. В их новом мире, у нее будет другая роль, но он не врет, когда говорит, что она непременно будет важной. Зря в Равке недооценивают портних, зря смотрят свысока на гриш.
[indent] Сейчас Дарклингу слишком хорошо, чтобы думать о чем-то серьезном, он разнежен, расслаблен, ему хорошо так, как не было уже давно. Женя прижимается к нему, целует и гладит, у него в руках победа - как он может не чувствовать себя замечательно? Как ему удержаться от того, чтобы не начать смаковать все уже сейчас, пускай ничего из его планов еще не притворилось в жизнь? Все обязательно будет хорошо, он в этом уверен.
[indent] -С каких пор тебя смущают тени? - Дарклинг смеется - тихо, но куда более искренне, чем с кем-либо еще. Женя добивается от него слишком много честности, он показывает ей слишком много себя настоящего. Зря он привыкает к тому, что ему не нужно перед ней изображать кого-то еще, - когда-нибудь ведь может выясниться, что это было ошибкой, что он очень зря подпустил ее так близко к себе. Люди предают, предают по самым разным причинам, но глупым, низким и мелочным, но это ведь Женя. Разве может она отвернуться от него, может начать замышлять что-то? Он смотрит на нее [ее глаза горят, она довольная, счастливая, веселая] и не видит у нее повода для предательства - она крепко привязана к нему, она любит ему, верит каждому его слову и не может представить своей жизни без него. Он гладит ее по волосам, а потом вздыхает, когда замечает отголоски обиды в ее голосе. Он знает, что она хочет услышать, прекрасно понимает это, когда ловит его на том, как искусно он уходит от неприятных ему разговоров.
[indent] -Там, Женя, я боюсь, что нет ничего, кроме тьмы, - говорит он, накрывает на мгновение ее руку у себя на груди. - Но вот здесь, тебя слишком много, поверь мне, это куда лучше моего черного сердца, - Дарклинг постукивает указательным пальцем по своему лбу и снова усмехается, кидая взгляд на дверь. - Что ты скажешь насчет того, чтобы что-то поесть? Увы, изысками я тебя порадовать не смогу, - он заставляет ее скатиться с себя, но вместо того, чтобы отпустить, нависает над ней, тянет вверх надоевшее ему платье и вжимает ее в матрас. - Мне кажется, что тебе понадобятся силы, чтобы завтра бегать по дворцу, - очень много сил, потому что сам он еще не насытился.

+2

27

[indent] Не пережившая еще обиду и одновременно опьяненная счастьем, Женя позволяет себе слишком много: придирается к словам Дарклинга, требует у него ответов, постукивает пальцами по его груди над сердцем и негодующе вздыхает над всеми его уловками. Он, кажется, забывает, сколько времени она проводит при королевском дворе и сколько слышит искусных льстецов, сколько извилистых обещаний дают королевской чете и сколько им клянутся в верности, не собираясь ее соблюдать, - Женя многому становится свидетелем, сама учится юлить и выворачивать слова наизнанку, ускользает от ненужных вопросов и все это практикует с Алиной, которую обмануть невероятно легко. У Дарклинга намного больше опыта, чем у кого-либо из придворных, но Женя начинает слушать его внимательнее и замечает наконец куда больше, чем хотела бы. Он рассказывает ей намного больше, чем другим: Женя уверена, что никто больше не знает о дневниках Ильи Морозова или о тех планах, которые он строит на Заклинательницу Солнца; но ей этого уже недостаточно.
[indent] И сделать ничего она не может. Александр на ее обиды вздыхает и усмехается, снова ускользает и путает ее словами; Женя их оценивает - и решает поверить, какой еще у нее есть выбор, если она хочет остаться рядом с ним, хочет остаться в его жизни, хочет никогда не покидать его объятий? Она верит - ровно до следующего раза, когда у нее возникнет повод для сомнений; она верит: затаптывает в себе ростки подозрений, давит обиды, смиряется и улыбается как ни в чем не бывало. Лишние вопросы ничего ей не дадут, не обеспечат место в его черном сердце, не обезопасят от соперниц - Женя должна быть скромной и послушной, полезной и смирной, а не уподобляться Зое, которая за дерзость уже лишилась последних надежд.
[indent] - Когда это меня хоть что-то смущало? - смеется Женя. Тени ее тем более не пугают и не смущают: они - верные слуги Дарклинга, подчиненные его воле и никогда не бунтующие; и если он ею доволен, то и его тени ей ничем не грозят. Они укрывают ее, когда по пустым коридорам Женя проскальзывает к его покоям и без стука заходит в спальню; они защищают ее, как и всех гриш, живущих в стенах Малого дворца. И сгущающаяся тьма - не враг ей, а друг, и безлунные, беззвездные ночи - лучшее время в ее жизни.
[indent] - Я не верю тебе, - шепчет она, сильнее надавливая пальцами на его грудь. Там колотится живое, жаркое, страдающее сердце, и если бы там была только тьма, гриши давно были бы обречены, потому что Дарклингу ни до кого не было бы дела. Он очерняет себя - а Женя не верит, смеется, спорит, радуется и тому месту, которое занимает в его мыслях, а потом охает, когда Александр переворачивает ее на спину и снова к ней прижимается. - Я пока не проголодалась... но тут ты тоже можешь и хочешь мне помочь, верно? - хохочет она, сжимая его бока коленками и не путаясь больше в платье. - Не понимаю, что ты находишь в этой солдатской еде и почему не согласен порадовать свою армию нормальными блюдами, а не вечной селедкой. И тебе придется постараться, чтобы я согласилась это есть, - Женя смотрит на него лукаво, обвивает руками и точно знает, что он не просто постарается, а заставит ее проголодаться так, что любая еда покажется ей пищей богов.

+2


Вы здесь » rave! [ depressover ] » завершённые эпизоды » can't be the one


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно