[indent] Все его планы, все его мечты рушатся, словно карточный домик. Алина находит способ его переиграть: она подчиняет оленя себе, нарушая все законы, которым не один год, и сбегает, оставив его ни с чем. Хотя, так уж и ни с чем она его оставила? В память о себе, в подарок, который никак не сравнится с оленьими рогами у нее на шее, она оставляет ему глубокие раны, чернеющие у него на лице и теле, оставляет ему звенящие в ушах крики, оставляет ему новую силу, к которой он оказался вынужден прибегнуть, чтобы выжить. Со скифа спаслось слишком мало человек, слишком мало гришей, и это то, что больше всего его злит. Он оборачивается на раненого Ивана, поддерживающего Наталию [шквальная умрет, он видит и понимает это, но молчит, не размениваясь на лишние слова], на пару потрепанных солдат из Первой армии и останавливает свой взгляд на ничегой, которые безмолвными исполинами следуют рядом, выкачивая из него, их создателя и творца все силы.
[indent] Девчонка обманула его, обвела вокруг пальца и сбежала - неужели она думает, что далеко? Неужели думает, что он ее отпустит? Дарклинг скалится, крепче прижимая руку к поврежденным ребрам и упорно идет вперед. До ставки недалеко, дозорные уже должны были их увидеть, поэтому он ждет, что их встретят. Они должны были вернуться с победой, он рассчитывал на то, что перестроит с помощью Заклинательницы солнца мир, но она малодушно сбежала, предала его и их народ, предпочтя всем отказника. До нежных чувств девушки ему нет никакого дела, но проклятого следопыта он растерзает, когда доберется до него и до Алины. Предатели не должны жить, не должны видеть солнце и небо, и если для этой глупой полукровки он еще готов сделать вынужденное исключение [потому что она нужна ему, все равно нужна, и раз она не хочет по-хорошему, то он посадит ее на настоящую цепь и будет держать как собаку у своих ног], то ее дорогому другу точно не жить. Надо было сразу избавить ее от всего, что могло бы отвлечь ее, как жаль, что он счел это пустой тратой времени!..
[indent] Дарклинг не ошибается, их в самом деле встречают, но вместо радостных возгласов слышатся вздохи, крики и полные непонимания и неверия возгласы. Эту битву они проиграли, потерпели сокрушительное поражение, которое горечью отдается у него во рту. Он хромает ближе к людям, ничегои послушно следуют за ним, и это, кажется, пугает всех еще больше. Трусы, его окружают слабаки и трусы: как же он от этого устал, как же ему надоело все, с чем он имеет дело! Дарклинг делает глубокий вдох, готовясь привести всех в чувство громким и резким окриком, даже несмотря на то, что каждая рана в его теле отдается болью, но встречается взглядом с Женей.
[indent] -Подойди, - вместо крика, выдыхает он, глядя на нее, стоящую за спинами прочих гриш. У нее большие глаза, но сейчас они кажутся ему просто огромными, словно она на самом деле кукла какая-то, а не живой человек. Дарклинг делает еще шаг, забывая о своих новых питомцах, и тяжелее хромает. Ему надо отозвать их, но как же сложно сосредоточиться на чем-то одном...
[indent]
[indent]

[indent] Дарклинг помнит все уроки своей матери - она рассказывала ему о том, как устроен этот мир и объясняла ему, как пользоваться доставшимися ему силами. От нее же он узнал про мерзость, о которой много позже прочитал в дневниках своего деда. Мать наставляла его, вбивая в его голову, что гриши могу менять то, что уже есть, создавать что-то из того, что у них уже есть, потому что они ученые, а ученые могут работать лишь с тем, что имеют. Они не созидатели, не творцы, не в их силах создать что-то из ничего. Мать врала, потому что гриши могут все, в том числе и менять действительность. Он пошел по стопам своего деда, он воспользовался теми силами, которыми не должен был пользоваться и вначале создал Теневой Каньон, а теперь и это - живые верные ему сгустки теней. Разве не чудо? Ничегои, так он их, пожалуй, назовет, потому что это самое верное для них название. У них нет индивидуальности, нет своих желаний, нет даже мыслей и сознания. Их главная цель исполнять волю своего создателя [любую, абсолютно любую, их не надо уговаривать и им не надо ничего объяснять] и не подводить.
[indent] Все смотрят на него почти как на прокаженного - шепчутся, пятятся и боятся. Только Женя подходит к нему и он опирается на подставленное плечо, дышит сквозь стиснутые зубы и шипит что-то невнятное в ответ. Его бесстрашная девочка держит его, смотрит на его изуродованное глубокими черными ранами лицо, не опускает головы и глаз, не пятится, а раздает резкие указания. Почему только она должна была оказаться портнихой, почему не могла оказаться Заклинательницей солнца? Все было бы тогда намного легче [у них не было бы тогда никаких проблем], ему не пришлось бы ставить на ту, которая могла предать и предала. От мысли об Алине ему хочется рычать и его пальцы сильнее сжимают плечо Жени. Он даже вопрос ее слышит не сразу, мажет мутным и темным взглядом по Владу, который тянет к нему руки, чтобы хотя бы унять боль, если еще не исцелить, потому что на ходу это делать сложно, а с тем, в каком он состоянии, почти невозможно.
[indent] За его спиной вздыхает Иван, которому тоже, наконец, приходит помощь. Наталию забирают у него, бережно поддерживая, и Дарклинг хочет сказать, что ее уже не спасти, но Женя снова касается его, привлекая к себе внимание, и он облизывает пересохшие губы.
[indent] -Они мои, - коротко говорит он, и голос у него хриплый, перетруженный, будто бы он несколько часов подряд кричал. Или не будто бы и в самом деле кричал? Сколько времени прошло с тех пор, как его скиф был поглощен Каньоном? Сколько же они отбивались от волькр? Сколько шли к ставке? - Могу... могу, - Дарклинг осознает, что все напуганы, и понимает причину страха. Он хмурится, делает над собой усилие и дает ничегоям растаять в воздухе, опасть пылью на землю и тут же раствориться. Они - его часть, и эта часть требует чудовищно много сил для существования. Без них легче, в том числе и дышать, но он все равно почти ничего не говорит, пока они не оказываются в палатке, только указания дает: западные равкианцы напали на них, Алина оказалась предательницей и сбежала, ее надо найти и вернуть [она еще нужны, пускай ему и хочется свернуть ей шею], следопыта Оретцева, тоже предателя, убить.
[indent] Дарклинг упускает момент, когда в палатке с ним остается Женя. В какой-то момент делается тихо и он чувствует на своем лице прикосновения ее ладони.
[indent] -Мы не проиграли, - говорить становится легче. Он открывает глаза и смотрит на склонившуюся над ним девушку. - Это не поражение. Просто... просто понадобится еще время. И оковы получше, - когда он снова получит Алину в свои руки, то наденет на нее такие кандалы, которые она уже не сможет снять.

[indent] Дарклинг чувствовал вкус победы на своих губах [Женя все сравнивала ее со вкусом шампанского пузырьками на языке, и он с ней даже соглашался], она уже была в его руках, но эта проклятая девчонка все испортила. Будь она трижды проклята, будь она трижды неладно! Он давным-давно привык к тому, что все кругом предают его, что почти никто не понимает те цели, которые он преследует, и все равно злится от поступка Алины. Ей досталась такая невероятная сила, ей повезло владеть таким могуществом, она ведь тот самый долгожданный шанс исправить все ошибки и изменить если не саму историю и прошлое, то ее путь и будущее, которое ждет их всеъ впереди, а она предпочла всему этому мнимую свободу и отказника, который никак не может стоит всех тех жертв, на которые она ради него идет! Она предает не самого Дарклинга, она предает весь свой народ, гришей и всех тех, кто так долго страдал под гнетом чужого сумасбродства и самодурства, и это то, что он никак не может простить.
[indent] Несмотря на все манипуляции Влада и его лечение, лицо Дарклинга продолжает болеть и ныть. Раны ему заживляют, заставляют кожу затянуться и зарубцеваться, плоть стягивают, скрепляют, но этого мало. Он чувствует, что кожу тянет и понимает, что собственное отражение в зеркале ему не понравится. Шрамы - это не что-то непривычное для него, у него хватает их на теле, но впервые он оказывается настолько потрепан и это не получится скрыть. Он не поднимает руки вверх, не касается воспаленной зудящей кожи, но знает, почувствует неровности. Это неприятно и это тоже злит, потому что теперь у него есть такое явное напоминание о своей неудаче, что-то, что будет видеть только он [или Женя, которая теперь чаще всех видит его тело без какой-либо одежды], а все. Все будут знать о том, что он ошибся, поставив на керамзинскую сиротку и решив, что она может помочь спасти этот мир и сделать его лучше. Ей на память остались оленьи рога, один из древних усилителей его деда, а ему - уродливые шрамы от волькр, и это слишком неравноценный обмен.
[indent] Женя рядом с ним, улыбается и касается его кончиками пальцев, стараясь не причинять лишней боли. Он ей почти благодарен за чуткость [и, все же, она его злит, потому что он не хрустальный, чтобы с ним так обращаться] и за то, что в ее голосе звучит непоколебимая вера. Это просто одна ошибка, которую можно будет исправить, небольшая отсрочка перед тем, как они получат все, о чем мечтали. Все поправим, все не смертельно, даже несмотря на все потери, которые они сегодня понесли. Скиф - самая меньшая беда, куда хуже то, что у него не вышло задуманное, а из гибели тех, кто сопровождал его, можно будет выжать что-то полезное. Он не допустит, чтобы их смерти оказались напрасными, и так слишком много гришей погибло и погибает, в этот раз все будет иначе, а когда он получит Алину обратно, запрет ее и лишит возможности что-либо с этим сделать, все окончательно изменится. Этому замкнутому кругу будет положен долгожданный конец.
[indent] -Их нужно найти, и быстро. Она нужна мне живой, - живой, здоровой, способной использовать свои силы. Если бы он мог, он лишил бы ее их, потому что она недостойна, а сам он может куда лучше ими распорядиться. Увы, это невозможно, поэтому ему придется смириться с тем, что она просто будет послушна, и послушания этого он добьется любым способом. Дарклинг хмурится, прислушиваясь к словам Жени и кривит губы. Он хочет смерти Оретцева [обид и оскорблений он не прощает, поэтому и Бреккера не забывает, пускай пока что он и его друзья не так важны и опасны], а она предлагает его не убивать. - Я хочу, чтобы он умер, я хочу... - его голос становится громче, но Дарклинг обрывает себя, делает судорожный вздох, пытаясь успокоиться. Горячиться не стоит, от этого не будет ничего хорошего, спешка редко идет на пользу. - Нет, ты права. Завтра я распоряжусь... или ты передаешь мои слова сегодня, - она говорит ему об отдыхе, но он не хочет отдыхать. И, тем не менее, поднимает руку, приглашая девушку хотя бы ненадолго лечь к нему.
[indent] Если она не боится того, чем он стал, конечно.

[indent] Все мысли Дарклинга сейчас крутятся вокруг Алины. Он привык к предательствам, привык к непониманию, привык к тому, что каждый сам до себя [он вспоминает доведенную до отчаяния Аннику и все еще не может ее винить], потому что этот мир не жалеет гриш, не щадит их. Они в нем страдают больше всего, потому что их убивают от страха и забавы ради, используют как цирковых зверюшек, отлавливают для опытов и за людей-то не считают. Это то, с чем он борется уже много лет, это то, чему они могли бы положить конец, если бы только Заклинательницей солнца оказалась кто-то более достойная, кто-то более преданная, кто-то преданная их делу и понимающая их проблемы! Но у нее только отказник стоял перед глазами, только он оказался ей важен, и он никак не может этого принять. Алина утверждает, что она не гриша, Алина цепляется за ненужное ей прошлое, Алина думает о бесполезном Оретцеве, Алина не понимает хорошего отношения.
[indent] Что ж, тогда он в самом деле будет ее злодеем.
[indent] Дарклинг не замечает, что пугает Женю. Он слишком устал, он взвинчен и он горит ненавистью, какой еще не знал. Он впервые оказался настолько близко к победе, у него ее вырвали самым жестоким и бесчеловечным образом, и от этого у него внутри все кипит и бурлит. Все мысли у него темные и вязки, они полнятся злостью, разочарование и жгуче обидой, поэтому он невнимателен, поэтому не держит себя в руках и не думает о том, как выглядит со сторон. От Жени страха он не ожидает и не ждет [может быть, он и тут ошибается, но надеется, что это не так], проверяет ее скорее по привычки, не веря, на самом деле, что она может его бояться. Она, пожалуй, единственная, кто не боится его, кто никогда в его присутствии не теряется и позволяет себе смех - он сам ее к этому приучил, поэтому и не думает, что от нее может получить какое-то другое отношение. Во всяком случае она - его и ничья больше, в ее верности ему не нужно сомневаться, потому что ей просто не к кому больше уйти. Не к Алине же, не... нет, точно нет.
[indent] Голос у Жени тихий и спокойный, смотрит она на него, кажется, чуть настороженно, но не отстраняется от него, не отшатывается. Пару мгновений она рассматривает его, а потом, поправив на нем одеяло, осторожно устраивается рядом с ним. Обычно она сразу к нему прижимается, обвивает его руками словно дикий плющ и устраивает голову у него на плече, ничего не боясь и ничего не стесняясь. Сейчас она едва-едва касается его, и это неожиданно раздражает Дарклинга. Он хрипло вздыхает и сам придвигает к себе девушку, переживая короткую вспышку боли в уставшем и раненном теле, когда она ложится к нему нормально, и вместе с тем ему становится как-то легче от этой привычной уже ему позы. Дарклинг чуть приподнимает руку, сгибает ее в локте и зарывается пальцами в рыжие волосы Жени. Он пытается за что-то уцепиться и успокоиться, прикрывая глаза и сосредотачиваясь на Жене, на ее дыхании и тонких ловких пальца, лежащий у него на груди. Она осторожничает, чтобы не причинить ему боли, и позже он ее поблагодарит, наверное.
[indent] -Я не хочу ждать появления следующего Заклинателя солнца еще сотни лет, - вздыхает он и чуть поворачивает голову, чтобы видеть лицо девушки. - Просто передай потом мои слова... можешь Ивану, он с остальным разберется, - Женю могут не послушать, но его любимого сердцебита ослушаться не посмеют, а уж на него она управу найдет. В конце концов, это не может быть сложнее, чем управляться с его ничегоями. Дарклинг делает несколько вдохов и выдохов, а потом даже не неохотно, а просто устало объясняет: Они, по сути, продолжение Каньона, но их я могу контролировать. Я создал их также как и его с помощью мерзости. Они... они ничего, просто ничего Ничегои, они не сущности даже, а ожившие тени, которые будут слушать меня, - если бы только все его творения оказывались такими же послушными! Если бы только не было у него столько проблем! Он чуть морщится от неудачного вздоха и вдруг щурит темные глаза, под которыми залегли круги, от которых Женя наверняка попытается избавить его в ближайшее время. - Ты опять в красном.

[indent] Тени - это неотъемлемая часть Дарклинга, он не может себе представить жизни без них и не понимает, как Алина сумела так запрятать в глубине себя свои силы. Неужели они не просились наружу, неужели не требовали выхода? Это странно и нелепо, глупо даже, и он не может никак уяснить для себя, как так можно было жить. Его силы - это то, что делает его особенным, выделяя из толпы, и пускай когда-то давно он и хотел слиться со всеми, став такими же как они, то теперь считает это слабостью и трусостью. Свои корни он скрывает не из стыда и страха, а по практическим соображениям [он внук Ильи Морозова, и одно дело признаваться в том, что он потомок, а другое, рассказывать всю правду о том, кем он ему был и что он сделал сам; взгляд Жени меняется, когда она узнает правду, но она, в отличие от трусливой Алины, остается с ним], потому что они будут ему только мешать. Ради того, чтобы добиться своего, ради нового мира и власти над ним он готов на многое. Это не блажь и не прихоть, это то, что нужно сделать, пускай его собственная мать и придерживается иного мнения.
[indent] Дарклинг уже и не помнит, что чувствовал, когда создавал Теневой Каньон. Тогда он был опьянен счастьем о того, что сумел что-то создать из ничего, что нарушил все законы мироздания и не просто выжил, а добился величия. Да, он не сумел взять свое творение под контроль [эту ошибку он исправит, теперь он знает, как это сделать], он веками не мог ничего с этим сделать, пускай и пытался, но теперь все изменится. Он получит Алину обратно, обуздает и ее силу, и силу Каньона и тогда все будет именно так, как должно быть. Он вздыхает и даже это дается ему тяжело - ничегои вытягивают из него много сил, они кормятся им, но не паразитируют, потому что и он с этого получает много. Они сильнее всего, что он видел, они сумели противостоять волькрам, и это уже немало. Даже сейчас, отпустив их, он чувствует представляемую ими мощь. Стоит только потянуть за невидимую нить и вот они, готовые выполнить любой его приказ.
[indent] -Хорошо, хорошо, - Дарклинг соглашается одновременно и с тем, в чем его убеждает Женя [Алине не сбежать и не скрыться, ее найдут и притащат к нему обратно], и с тем, что она ему обещает. В том, что она сделает все именно так, как он ей велит, он даже не сомневается - она умная, она исполнительная, она верная, и это уже больше и лучше всего, что из себя представляет Алина. Он гладит ее по волосами, путается в них пальцами, хмурится, думая о том, что лучше бы такая сила была у нее, тогда ему не стоило бы ни о чем переживать. Женю не пришлось бы приковывать никакими цепями, потому что она уже его, уже с ним и никуда не уйдет, потому что ее вера в него безгранична и затмевает даже страх, который она нет-нет, а испытывает, видят, как наполняется его шатер тенями. Обычно он лучше их контролирует, но сейчас он слишком устал для этого. Бой в Каньоне тяжело ему дался, создание ничегой тоже не прошло для него бесследно.
[indent] -Вспомни уроки Багры - материю нельзя создать, ею можно только манипулировать или изменять. Мы не можем сделать что-то из ничего, мы всего лишь преобразовываем. Ты не изменишь цвет глаз человека, если у тебя нет цвета, который ты можешь взять, - голос у него хриплый и тихий, но все равно Дарклинг продолжает объяснять ей, видя, что она не совсем его понимает. Он заполняет ее пробелы в образовании, но кое-какие дыры еще остаются. Это его вина - он сам лишил ее возможности учиться, отправив в дар королеве Татьяне. -  А мерзость - это власть творения, власть жизни над смертью, с помощью нее может коснуться сути мироздание и менять его, создавая что-то новое самому, как Каньон, например, как мои ничего, но это... это требует сил. Я могу призвать их когда угодно, но это требует сил, - но это Женя и так видит, а он продолжать разговор не желает, поэтому ему куда легче говорить о кафтан. Цвет ее одежды ведь имеет значение, он показывает о том кто она, чья она, какова ее роль во Второй армии. Он дает ей выбор между черным и красным, удивляясь, что она выбирает слиться с корпориалами.
[indent] -В черном, который я прислал тебе, - повторяет Дарклинг то, что уже говорил ей. - Бежевый ты больше никогда не наденешь, Женя, - потому что ее служения подошло к концу, больше ничьей прислужницей и игрушкой она не будет, он ведь ей это когда-то и обещал.

[indent] У Дарклинга слишком много масок, которые он надевает друг на дружку. Мать приучила его прятаться, рано внушила мысль о том, что он особенный настолько, что ему необходимо осторожность, иначе он пропадет в этом жестоком мире. Он хорошо помнит Аннику, несмотря на то, что с тех пор, как она погибла, прошли сотни лет: тогда он глупо и наивно открылся, доверился, за что едва не поплатился жизнью. В те годы он был ребенком, во многом беззащитным и неопытным [ребенком, простым ребенком, на которого был возложен слишком тяжелый груз, худые плечи едва-едва были способы его выдержать], не знающим толком ничего о жизни, но с тех пор утекло много воды и он перестал быть беззащитным, и все равно не смог избавиться от большей части тех привычек, которые въелись в его кожу, плоть и даже кости. Он не может открыться кому-то сразу, у него несколько столетий лжи и зверств за плечами, он сотворил Теневой Каньон, он внук Ильи Морозова, он совсем не тот кем притворяется и он ни о чем не жалеет.
[indent] Жене он показывался постепенно, приучал ее к себе и к тому, что из себя представлял, привязывал красными шелковыми нитями [никогда не сажал на цепь, оставлял если не выбор, то его иллюзию], делая так, что каждый слой лжи, который он снимал перед ней, не пугал и не отвращал ее так, как должен был. Сама его суть ведь оставалось неизменной, менялись декорации, менялись условия, дополнялась картина и к тому моменту, как на холсте из тени наконец-то выступило чудовище, оно уже не было ни чужим, ни незнакомым. Дарклинг сделал так, что Женя почти не удивилась тому, что увидела, тому, кем оказался ее Саша, поэтому она смогла принять и его, и его правду, оставшись рядом с ним, верной ему и его целям. Он надеется провернуть тоже самое и с Алиной, надеялся постепенно ей все рассказывать, чтобы не вызвать неприязни, но во все вмешалась Багра, слишком рано вывалив все на нее и разрушив все его планы. Осторожная игра и интрига оказались совершенно напрасными, и теперь ему все придется начинать заново, только с теперь с одним отличием: больше перед Алиной скрываться нет смысла, а следовательно и ему проявлять терпение и понимание уже не нужно. Она сама виновата, что поверила, сама виновата, что теперь он зол и просто хочет посадить ее на короткий поводок. Она могла бы получить все, что пожелала бы, если бы осталась верна ему и их целям, но предатели не достойны снисхождения.
[indent] Женя рисует у него узоры на груди, осторожничает и не касается бинтов, своими прикосновениями едва-едва щекоча его кожу, пока он сам перебирает ее волосы, то ли успокаивая ее, то ли успокаивая себя. Все эти движения привычны, монотонны, и помогают его сердцу в груди биться медленнее и тише, а не рваться прочь из грудной клетки. Ему тесно в своем теле, его мыслям тесно в его голове, но присутствие девушки отвлекает его, дает возможность за что-то уцепиться и остановится, встав на одном месте. Это то, что ему нужно, это то, что позволит ему заснуть и завтра выйти к своим людям едва-едва тронутым всем произошедшим.
[indent] -Скажешь ведь, - Женя смеется, и Дарклинг не выдерживает, с его губ срывается смешок, отзывающийся болью во всем теле. Он едва заметно морщится, но эта боль терпимая, справиться с ней не так уж и сложно, и уже через мгновение он перестает дышать через стиснутые зубы. - Нет... моего деда можно было бы назвать субстанциалом, но в те годы такого деления не было, поэтому он ударялся во все, что его интересовало, - пожалуй, его творения оказались куда более удачными, нежели то, что сотворил его внук. Теневой Каньон и ничегои, все же, не так уж и хорошо получились у Дарклинга, но он все равно чувствует смесь темной радости и гордости за них. - Я никогда не мог контролировать Каньон, он с самого начала был мне неподвластен, но они мне послушны, они не могут сделать что-либо без моей указки. У них воли-то нет, их не контролировать сложно, ими сложно управлять - это марионетки, которых не только надо дергать за ниточки, но еще и питать чем-то, - а питать их он может только своей силой, что дается ему тяжело. С практикой все наверняка станет легче, поэтому он не собирается о них забывать, нет уж.
[indent] У Дарклинга вообще очень хорошая память, поэтому он уверен в ом, что хочет сделать Женя со своим кафтаном, если она этого еще не сделала. Бежевый с золотом - цвет унижений, с которым она смирилась с большим трудом и только ради будущего, которое он ей пообещал. Королева оскорбила ее тем, что записала ее в прислугу, и это та рана, которая еще не скоро у нее заживет, потому что слишком часто в нее втирали соль.
[indent] -Я надеюсь, что до этого не дойдет, Женя, - вздыхает он, чуть крепче сжимая пальцами волосы девушки, прежде чем расслабить ладонь. Мысль о том, чтобы потерять ее слишком рано [все они не чета им, все отличаются от них с матерью, все слабее, все уязвимее, все просто прах] - Рано? Хочешь дождаться нашей победы и тогда достать его из шкафа? Поступай как знаешь, но я бы хотел увидеть тебя в своих цветах, - он отдал их Алине - и зря. Теперь он хочет видеть в них ту, которая заслужила их, которая достойная стоять около него. Он устало прикрывает глаза и накрывает своей ладонью ладонь Жени, пальцы которой все еще скользят по его коже.