Киллиан смотрит на неё соловым взглядом и часто-часто удивлённо моргает, говоря: «Убийство? Прямо в центре Йью-Йорка? Да в жисть не поверю!»

Свон только закатывает глаза — очень устало и очень угрюмо. Она говорит:

— Эта Реджина Миллс — наша единственная зацепка. У нас буквально больше ничего нет. Вскрытие ничего не показало, о гематомах Вейл отозвался, как о следствии эротических игр, а не покушения на убийство. Её телефон так и не удалось восстановить, а личной почтой, ты не поверишь, она совсем не пользовалась, только рабочей. На рабочей нет ничего интересного или интимного. Ящик её дома пуст, никаких угроз, никаких жалоб соседей на выстрелы или крики из дома. Фрэнк и Бобби проверили её дачный домик в Нью-Джерси, но там ничего не обнаружено. Впрочем, в её доме тоже нет никаких следов взлома или насилия, в принципе чего-то, что могло бы натолкнуть на убийцу. Мы изначально зашли в тупик, нам буквально придётся искать иголку в стоге сена, потому что компания может быть никак непричастна к её убийству.

Эмма ведёт ниточку от фотографии Кэтрин, прикреплённой к центру доски, до фотографии Реджины Миллс. Мотив: заказное убийство на почве зависти и жажды власти — красуется подпись.

Сомнительная, но, пока что, единственная весомая зацепка. Но и та — настолько призрачная, что кажется почти нереальной. Они висят в воздухе, изначально стоят в тупике, из которого, кажется, попросту нет выхода.

— А родственники? Кто-нибудь есть?

— Нет. Кэтрин жила одна в пригороде Нью-Йорка. Соседи говорят, что иногда к ней захаживали любовники, но ничего такого, что могло бы быть интересным. Мать мертва, отец никогда не участвовал в её жизни. Детей, не считая общего ребёнка с Миллс, тоже нет. Редко выходила в свет, была скорее домоседкой по словам друзей и знакомых. Иногда срывалась, но никаких признаков алкогольного или наркотического опьянения. В общем, относительно чиста на руку. Единственная интересная деталь — была замужем за Дэвидом Ноланом примерно год, потом она застала его с другой женщиной и развелась, фамилию решила оставить. Но это было почти девять лет назад.

Киллиан откидывается на спинку стула и задумчиво вертит в руке карандаш. Будто тот может дать ответы на все его вопросы.

— Получается, компания — единственная существенная деталь. Что ж… посмотрим записи, может быть, обнаружим что-нибудь новое. Нужно же с чего-то начинать.

— Нужно, — угрюмо кивает Эмма.

Ей нисколько не нравится тот факт, что деталь в этом деле всего одна. Обычно у них есть как минимум две теории, которые нужно проверить и которые ниточками ведут к другим, более существенным. Здесь всё иначе. Кэтрин Нолан кажется настоящей загадкой, и это при том, что практически вся её личная жизнь оставалась на виду долгие годы. Из-за этого факта в животе стелется странное, удушающее чувство тревоги. Словно они что-то делают неправильно, словно чего-то не хватает; словно не замечают чего-то очень важного.

На следующее утро они, ни свет ни заря, заваливаются в офис к Реджине. На самом деле прийти так рано — инициатива Эммы. Чем больше они узнают деталей, тем сильнее ей хочется расковырять это дело, узнать, что хранится у него на дне. Извлечь истину, которая пока кажется неподвластной… и это будоражит так же, как и тревожит.

— Доброе, — не слишком приветливо отзывается она, стаскивая красную куртку с плеч и оставаясь в одной лишь чёрной водолазке. Близится осень, а холода в Нью-Йорке наступают раньше, чем хотелось бы.

Киллиан представляется ей, — «Доброе утро, мисс Миллс. Детектив Джонс, полиция Нью-Йорка. Рад встречи с вами», — а Эмма лишь вежливо улыбается.

— Благодарю, но мы хотели бы как можно скорее приступить к работе. Не хочется отнимать у вас много времени. Вы предоставите нам серверную? Просмотр видеозаписей — дело… почти интимное, мисс Миллс. Требует тишины и уединения. — Она смотрит на неё непроницаемым взглядом. Смотрит прямо в глаза и видит там раздражение, злобу и испуг. И задумывается.

«Мы определённо должны узнать, что она скрывает. Чего ты боишься, Реджина Миллс?»

— Нет, мисс Миллс, к вам вопросов больше нет. Пока что, — вежливо улыбается Эмма, окидывая кабинет взглядом и отыскивая, куда можно повесить куртку. Дождавшись, когда Реджина покинет помещение, она облегчённо выдыхает и бросает куртку на спинку соседнего стула, после чего подтягивает его ближе к столу и садится рядом с Киллианом, расслабленно вытянув ноги.

— Ну, — говорит напарник, хлопнув себя по коленям и широко ухмыляясь, — я бы не стал принимать от неё кофе. Уверен, она в него плюнет. Кстати, а ты так пялилась на её зад по какой-то особой профессиональной причине или просто запала?

— Что?! Я не… Я не пялилась на её зад, детектив Джонс!

— Детектив Свон, я отчётливо это видел. Твоим глазам служила опорой её обтянутая юбкой красивая, круглая и упругая попка. Интересно, какие образы посещали тебя прямо в этот момент? Как она садится ею на лицо своей лучшей подруги?

— О, господи… — раздражённо цедит Эмма, резко согнув ноги в коленях и выпрямляясь.

— Осторожнее, Эмма. Рискуешь «получить гематомы вследствие эротических игр». Даю руку на отсечение, что она любительница ролевых игр. А может даже практикует БДСМ… Как думаешь, она верхняя или нижняя?

Эмма закатывает глаза, а Киллиан лишь ржёт, как конь, прикрываясь рукой от удара в плечо.

— Да брось, она секси. Если бы я был, ну, знаешь, по девочкам, я бы тоже на неё запал.

— Во-первых, — цедит Эмма, — я на неё на западала и даже не считаю привлекательной. А во-вторых, приступай к работе, Джонс, у нас и так мало времени. А я ещё хочу успеть заскочить к Руби.

Видимо, перспектива заскочить выпить Киллиана очень даже устраивает, потому что он больше не спорит и наконец приступает к работе. Они просматривают записи, — в основном скучные и нудные, — порядка двух часов, но не добираются даже до четверти июля. Эмма жалеет, что записи нельзя ускорить или сильно промотать, потому что это значительно сэкономило бы им время. И, кроме того, они не находят абсолютно ничего интересного. Парочка интрижек и поливание грязью за спиной, чей-то недо-секс возле туалета, ну и просто — умеренные сонные деньки, наполненные работой и криками начальников. Ничего необычного.

— Бля-я-я-я, — потягивается Киллиан в кресле, склонив голову набок. — Я сейчас сдохну от этой нудятины. Давай продолжим завтра, а? Клянусь, если я посмотрю ещё хоть одну запись — меня стошнит прямо в этом кабинете, и, клянусь богом, эта мадемуазель не применет выписать за это какой-нибудь штраф. Она придумает что-нибудь.

Эмма собирается ответить ему, что у них есть ещё примерно полчаса, однако слышит приближающийся стук каблуков и закатывает глаза, понимая, что эту партию напарник явно выиграл.

— Помянешь чёрта, — бормочет она себе под нос, вновь бросая взгляд на часы. — Ладно, мы как раз успеем пообедать. Отвези документы в участок, встретимся через полчаса в «Зелёной Двери».

— Ага, супер, — радостно подпрыгивает Киллиан и хватает со стола папку с важными (не особо) документами.

Эмма поднимается тоже, прихватив со спинки стула куртку. Дверь открывается как раз в этот момент, и Киллиан, пробормотав какое-то сбивчивое и очень торопливое прощание, не менее торопливо выпрыгивает наружу. Так что Эмма остаётся один на один с Реджиной Миллс. Она откашливается, натягивая куртку на плечи.

— Мы продолжим завтра, мисс Миллс. Придём в это же время, — говорит она, опуская руки на шею, чтобы вытряхнуть волосы из-под воротника.

Эмма меряет её взглядом, пытаясь понять, что же она задумала. Пытается выпытать важную информацию или просто переживает за подругу? Она поднимает взгляд на её глаза, всматриваясь в эту плотную глубину мёда и шоколада, но не видит там ответа на свой вопрос. Реджина кажется такой же непроницаемой, как и она сама. Что ж, этого следовало ожидать от человека вроде неё. Босс крупной компании, — она имела здесь власть ещё до смерти Кэтрин Нолан, а значит научилась защищаться и прятаться, когда нужно. Загрубела, научившись скрывать эмоции, переодевать в броню, когда потребуется.

Эмма лишь коротко пожимает плечами и складывает руки на груди.

— Ничего, о чём могла бы вам сообщить, — говорит она непринуждённо, продолжая следить за её реакцией лишь украдкой. Видит, как слегка напрягаются мышцы на её шее и слабо усмехается себе под нос. Всё-таки она права. Реджина скрывает что-то важное. И это «что-то важное» непременно есть на записях, иначе Миллс бы так не нервничала.

Эмма жалеет, что они не могут запросить эти записи и забрать их в участок. На самом деле её беспокоит тот факт, что подозреваемая имеет к ним полный доступ и может стереть «неудобную» для неё информацию в любой момент. Списать всё на ошибку серверов или сбой в системе, если будет достаточно аккуратной и не оставит цифровых следов. Эмма думает, что Реджина Миллс достаточно умна для того, чтобы их не оставить, — в конце концов, она босс крупного журнала, который выпускается не столько на бумаге, сколько в цифре. Значит, в этом она понимает больше, чем может показаться на первый взгляд. Да и к тому же, если она — действительно убийца Кэтрин Нолан, то её умению заметать следы можно только поаплодировать. Глупо, конечно, будет, если оно так и есть. Даже скучно.

— Зайти к вам? О чём вы? — Эмма удивлённо приподнимает брови, повернувшись к ней всем телом.

Что-то в её глазах, в её позе и осанке, в её движениях рук — меняется. Как будто она приглашает её на свидание, что, впрочем, маловероятно. Реджина Миллс — крупная птица, и на свидание пригласит её разве что под дулом пистолета. Во всяком случае, так ей кажется всякий раз, когда она видит злобу и презрение в глубине её карих глаз. Для неё Эмма — что грязь под ногами. Неприятное, конечно, сравнение, но достаточно точное, когда дело касается кого-то вроде Миллс; да и не то чтобы ей привыкать.

Она всё же надавливает на ручку двери от разошедшегося волнения, и в следующий миг в её бок кто-то влетает, едва не сбив ног. Руку и живот обжигает что-то горячее и крайне неприятное. Эмма вздрагивает, повернув голову, и с досадой понимает, что это — кофе. Латте, кажется. Судя по растёкшемуся пятну у неё на животе — с большим количеством сливок.

— О господи, простите ради бога, — тут же начинает беспокоиться налетевший на неё мужчина с опрятной щетиной и в чёрной рубашке. — Не понимаю, как это произошло, — он суетливо улыбается, оглядываясь по сторонам и ища, чем вы вытереть пятно. Эмма с не меньшей досадой понимает, что теперь перед ней стоит выбор: или ехать к Руби, или завернуть домой и переодеться. Вот же дерьмо. — Простите ещё раз, я сейчас как-нибудь…

— Ничего страшно, — широко и искренне улыбается ему Эмма, забавляясь его суетливостью и расторопностью. — Всё в порядке, не суетитесь так.

— Ох, вот чёрт… — говорит он и переводит взгляд на Реджину. — Мисс Миллс, простите, я хотел принести вам кофе, но… Сами видели, что с ним случилось. — Он тихо смеётся, словно рассказал какую-то очень смешную шутку. — Я зайду позже, — добавляет, поняв, что над шуткой никто не смеётся и, ещё раз извинившись, выходит за дверь.

Эмма неловко прикрывает пятно красной курткой, которая, впрочем, тоже заляпана кофе, и снова поворачивается к Реджине, дожидаясь её ответа.

Она принимает салфетки из её рук и несколько секунд бесцельно вертит коробку в пальцах, словно видит такое приспособление впервые. На самом деле коробка эта напоминает ей об одной из приёмных семей, где ей посчастливилось побывать. Дерек — так звали её приёмного отца — покупал точно такие же салфетки, и Эмма помнит, что стоили они до безобразия дорого, в то время как не отличались от любых других салфеток ничем, кроме пафосного логотипа на красной коробке. Она недоумевала всякий раз, как видела их, не понимая, как можно тратить лишние деньги на что-то настолько бесполезное. Тогда она ещё даже не догадывалась, как далеко могут зайти люди ради того, чтобы подчеркнуть свой статус, власть и богатство.

Она хмыкает себе под нос.

— Конечно, — говорит, попутно вытаскивая салфетку и вытирая ею куртку. — Точно, домработница. Я зайду к вам завтра в семь, мисс Миллс.

Она резко замирает и поднимает голову, когда Миллс упоминает о том, чтобы сжечь «безвкусную», на её «профессиональный» взгляд», куртку. Эмма поджимает губы, несколько секунд разглядывая стоящую перед ней женщину — словно не веря, действительно ли она это сказала или это всего лишь шутка?

— У некоторых вещей есть не только стиль, но и память, мисс Миллс, — глухо говорит она, наконец отмерев и возвращая салфетки на место. Испачканные она комкает в кулаке и бросает в мусорную корзину. — Эту куртку, например, подарил мне лучший друг. Перед тем, как погибнуть от пули во время облавы на наркопритон. Не то чтобы меня волновало ваше профессиональное мнение. — Она вскидывает брови, сверля её взглядом, давая понять, что Миллс вообще не должен волновать вопрос того, как она одевается.

Она приходит сюда не на показ мод, а для того, чтобы делать свою работу, — искать убийцу Кэтрин Нолан.

— Хорошего вам дня. Увидимся завтра, — говорит она, прежде чем хмыкнуть и, развернувшись на пятках, выйти из кабинета.

Чёртова Миллс, раздражённо думает она по пути к выходу из здания «The Queen», сжимая и разжимая пальцы.

Чего она не может терпеть больше всего, — так это высокомерия и желания засунуть нос в личную жизнь и вкусы другого человека. Тем ироничнее, что совать нос в чужие дела, — буквально её работа. Впрочем, думает она, есть разница между желанием засунуть нос в чужую жизнь из злобы и личной обиды, и засунуть нос в чужую жизнь потому, что иначе раскрыть дело просто невозможно.

На выходе она вновь едва не сталкивается с Грэмом, и тот неловко смеётся, позабавленный тем, что они постоянно норовят врезаться друг в друга.

— Да это, похоже, карма, — улыбается он, неловко пытаясь отойти в сторону, в то время как Эмма шагает в ту же сторону. Она неуверенно улыбается ему. — Простите ещё раз за кофе… э-э-э, простите, не знаю вашего имени.

— Детектив Свон, — тут же отзывается она. — Эмма. Ничего страшного, я всё равно собиралась заехать домой и переодеться. — Она складывает губы в тонкую бледную улыбку.

— Но тем не менее, — вздыхает Грэм. — За испорченную одежду я должен вам как минимум обед и чашку кофе, если вы не возражаете. Знаете, у нас тут отлично готовят. Мисс Нолан следит… Простите, следила за тем, чтобы сотрудники питались правильно.

— О… — говорит Эмма, неловко переступая с ноги на ногу. — Да, я… Не думаю, что идти на обед в испорченной одежде — хорошая идея. Я перекушу дома, но спасибо за предложение, Грэм. — Она наконец обходит его, попрощавшись, однако Грэм окликает её, когда она уже касается пальцами ручки двери:

— Тогда до завтра, Эмма. Надеюсь, завтра я смогу расплатиться за свою неловкость, — с улыбкой говорит он. Эмма лишь пожимает плечами и, улыбнувшись, наконец уходит.

Следующим утром Эмма отправляет Киллиана разбираться с записями одного, ссылаясь на то, что техники восстановили часть информации с телефона убитой, и эту информацию нужно немедленно изучить. Напарник, конечно же, глухо стонет и почти слёзно умоляет её поменяться местами, однако Эмма непреклонна. Во-первых, ей и самой не слишком-то хочется видеть Реджину Миллс, особенно учитывая вчерашний инцидент и тот факт, что они так или иначе увидятся вечером. Во-вторых, она действительно хочет изучить полученную информацию детальнее. Она может оказаться новой, куда более весомой зацепкой, и тогда все они смогут облегчённо выдохнуть, оставив Миллс в покое. Эмме отчаянно хочется верить в то, что Реджина здесь ни при чём; и не только потому, что она попросту не желает иметь дел с директором компании и дальше.

Когда Киллан уходит, она вытаскивает из ящика документы и открывает несколько сообщений, которые удалось восстановить. Первую часть — всякий спам и мусор — она просто пропускает. Затем ищет среди сообщений, которые ближе всего к дате пропажи. В конце концов она натыкается на переписку с кем-то, кто пишет с неизвестного номера, — и это учитывая, что в переписке больше десятка сообщений.

«Завтра в семь, всё в силе?» — пишет неизвестный номер.

«Конечно, только, умоляю, побрей ноги. Это просто ужасно».

«Ха-х, как скажете, моя госпожа. Уверена, что Реджина нас не подозревает?»

«Я тебя умоляю. Я знаю её всю жизнь, она не станет копаться в моём телефоне или выпытывать, куда я деваюсь вечером».

«Знаю, и всё-таки рано или поздно всё тайное становится явным. Нужно сказать ей о нас»

«Ох, дорогой, давай не будем об этом здесь, окей? — И, следом: — К тому же ты знаешь её. Эта сучка шкуру с меня живьём сдерёт, если узнает о нас. Я пока не готова».

И это — последнее сообщение из переписки, датируемое парой дней до непосредственно пропажи. Во всяком случае, удалось восстановить только это. Эмма пролистывает переписку вверх в надежде, что имя таинственного незнакомца упоминается хоть где-то, но — увы. В основном встречаются лишь сердечки, признания в любви и договоры о тайных встречах где-нибудь в мотеле. К сожалению адрес последнего нигде не указан. Остаётся лишь догадываться, знала ли Реджина об этих тайных отношениях. И если знала, то почему не сказала? Неужели, думает она, это всё-таки убийство из ревности? Или Миллс и вправду не догадывалась об отношениях Кэтрин с кем-то, кто, вероятно, был ей близок? Эмма нервно стучит пальцами по стулу. На самом деле ей даже немного жаль Миллс. Кем бы она ни была — она не заслуживает такого отношения, особенно предательства лучшей подруги. Впрочем, как и Кэтрин Нолан — не заслуживала смерти.

— Джек! Эй, постой-ка! — зовёт она проходящего мимо мужчину. Тот останавливается и удивлённо вскидывает брови:

— Нашла что-то интересное?

— Ага. Можешь пробить этот номер? Сомневаюсь, что что-то получится, но вдруг.

Джек хмыкает, забирает из её рук листок, а возвращается лишь спустя полчаса, чтобы сказать:

— Номер одноразовый. Зарегистрирован на некоего Джексона Холмса. Какая ирония… Но, впрочем, следы ему спрятать удалось, и довольно успешно. Вряд ли его можно будет отследить, особенно теперь.

— Значит, придётся допрашивать Миллс. Снова. — Она закатывает глаза от одной только мысли. О, она уже предвкушает этот взгляд и выражение лица, когда объявится с новостями. Заодно опросит и домработницу. Если быть точнее, просто задаст пару вопросов про мусорные мешки, на которые домработница ответит вряд ли. Но попытка не пытка.

Когда Джек уходит, — Эмма откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза. Она думает. Думает, стоит ли брать ордер на обыск прямо сейчас или всё-таки дать Миллс ещё один шанс? В конце концов, она до сих пор сомневается, что эта женщина может быть убийцей… Но — она может быть заказчицей убийства. При её связях и деньгах нанять кого-то, кто сделает за неё всю грязную работу, — не такая уж проблема. Остаётся лишь вопрос, почему только Кэтрин? Эмма вздыхает, бросает взгляд на часы. Киллиан снова опаздывает, а значит опоздает и она. Это слегка раздражает. Она ждёт его ещё двадцать минут, а затем наконец не выдерживает и уходит, быстро заводит «жука» и отправляется к Миллс. По пути она пишет смс напарника: «Пробей, находили ли тела в Нью-Йорке в то же или примерно то же время, что и Кэтрин Нолан. Мужские».

Эмма стучит пальцами по рулю, стоя на светофоре, и начинает заметно нервничать. И снова все зацепки ведут к Миллс. Или к таинственному любовнику Кэтрин, которого та точно знает, независимо от того, была ли она в курсе их интрижки. Этот мужчина явно был близок им обеим. Может ли он быть убийцей? Решил убрать угрозу за своего пути, испугался, что Реджина узнает о них. Может быть, Кэтрин пригрозила ему, а он испугался.

Теорий становится больше, и это определённо радует.

— Прощу прощения за опоздание, — говорит она слегка прохладно, барабаня пальцами по дверному косяку. — Однако у нас появились новые зацепки, и их пришлось срочно проверить. А вам — придётся ответить ещё на пару вопросов. Обещаю, что не займу у вас много времени, мисс Миллс.

Эмма раздражённо поджимает губы. В какой-то момент, думает она, ей определённо захочется дать Реджине по лицу, особенно если они продолжат в том же духе. Эмма искренне не понимает, почему Миллс не желает сотрудничать. В конце концов, если верить её словам, Кэтрин была её лучшей подругой и любовницей. И чем больше ерепенится Миллс, тем больше она подозревает, кто личность убийцы. Нужно было взять ордер на обыск, думает она, когда проходит в дом. Ей не нужно было давать ей никаких шансов. Это — её работа, а в работе она не должна допускать того, чтобы эмоции или интуиция затмевали логику и привычный порядок действий. В конце концов, эмоции редко помогают в работе, когда дело касается полиции, и в этом она лично убеждалась не единожды.

Возможно, когда-нибудь она перестанет танцевать на одних и тех же граблях.

Эмма замирает в столовой, оглядывая её от и до, и оценивающе смотрит на домработницу. Судя по поведению, она — довольна близкий для семьи друг. Во всяком случае, ведёт себя именно так. А значит она предана Миллс. Так или иначе. Мысленно Эмма вздыхает, теперь уже уверенная, что ничего не добьётся.

Она удивлённо приподнимает брови, когда женщины начинают говорить на испанском или каком-то похожем на него языке, а затем хмурится. Ей определённо не нравится, когда в пылу детективного расследования с ней говорят загадками на неизвестном языке. Кто знает, быть может они обсуждают, как её отравить? Или что прямо сейчас кто-то подкладывает бомбу под её машину. Эмма нервно поправляет ворот чистой чёрной куртки.

— Нет, спасибо, я собиралась поужинать с друзьями. Не смотрите так, мисс Миллс, у меня тоже есть личная жизнь вопреки вашему мнению о том, что детективам больше нечем заняться, кроме как вламываться в чужие дома, — бледно улыбается она. — И да, я бы хотела поговорить с вами по отдельности. Роуз, можете оставить нас ненадолго?

Она обращается именно к домработнице, поскольку та выглядит явно добродушной и настроенной на сотрудничество. По правде говоря — она выглядит как добрая родственница, желающая накормить всех и каждого своими пирожками, а потом прочесть сказку на ночь. С такими людьми всегда проще работать. Впрочем, и не так уж интересно.

Когда Роуз выходит, Эмма хватает свободный стул за спину и садится, кивая Миллс, чтобы села напротив.

— Вам придётся быть честно, мисс Миллс. Были ли у вас отношения с мужчиной непосредственно до пропажи Кэтрин Нолан? — она спрашивает, но не утверждает. Хочет испытать её, узнать, скажет ли она правду или решит солгать. От её ответа буквально зависит ход расследования, ведь если она солжёт, значит, почти наверняка мотив убийства — ревность.

А если мотив убийства ревность, то у них останутся только два главных подозреваемых. Имя второго они обязательно узнают если не от самой Миллс, то от других сотрудников «The Queen». Или просто найдут. На самом деле она почти уверена, что, кем бы ни был этот мужчина, он так или иначе связан с компанией или вертелся возле неё, а потому отыскать его будет не так сложно.

Эмме кажется, что ещё секунда — и у неё просто повалится пар из ушей от злости. Ей определённо нужно было взять ордер на обыск или послать вместо себя Киллиана, потому что неприязнь Миллс становится слишком очевидной, а её собственная злость — и того подавно. Личные эмоции никогда не сулили ничего хорошего. А между ними явно вспыхивает если не ненависть, то как минимум неприязнь. Эмма сама не может сказать, отчего Миллс так влияет на неё.

В конце концов, ей и раньше приходилось иметь дело с не слишком приятными людьми, а уж сколько раз она слышала издёвок и проклятий — по пальцам обеих не сосчитать. Но никогда эти люди не вызывали в ней такой отклик. Сильный, яростный; так, что внутри всё начинает реветь и греметь от желание подняться и дать человеку по морде. Она сдержала себя даже тогда, когда они поймали педофила, что крал девочек из разных школ, а затем душил и убивал; сдержалась, когда нашла убийцу лучшего друга, хоть ей невыносимо чесалось дать ему по морде. А Миллс… У неё, кажется, даже руки начинают сжиматься в кулак против воли.

Ну что за ребячество.

— Реджина, вы взрослая женщина, — говорит она слегка хриплым голосом. — И должны понимать, что никаких ламп на допросе не бывает. Это художественный вымысел. И — да, я имею право задавать вам вопросы. Когда мы начнём говорить с вашим адвокатом — для вас всё будет гораздо печальнее.

Она смотрит на неё исподлобья, изучая, а затем тихо выдыхает.

— Мисс Миллс, отвечайте на вопрос прямо и без увиливаний. У вас были отношения с мужчиной до пропажи Кэтрин?

Она невольно опускает взгляд на её оголившееся бедро, и с ненавистью думает о том, что это блядское бедро чертовски привлекательно, что бесит её ещё больше. Она снова поднимает взгляд на её глаза, желая увидеть там… ну, хоть что-нибудь.

— Единственный, кто здесь заигрался, мисс Миллс — это вы, — спокойно отвечает Эмма, выдерживая её взгляд так, словно перед ней трёхлетний ребёнок, решивший поиграть в крутого парня. — На данный момент вы — главная подозреваемая, и хоть мне хочется верить, что вы этого не делали, я должна работать по протоколу. Мне нет дела до того, с кем вы спите, пока это не касается непосредственно дела. У меня нет никакой охоты разбираться с промахами коллег и, уж тем более, задерживать тело мисс Нолан в морге. — Она тоже наклоняется ближе, и их лица оказываются совсем близко. — Я лишь делаю свою работу, и это вам следует усвоить раз и навсегда. Если вы — не убийца Кэтрин, то я вам не враг. Реджина, я не собираюсь арестовывать вас на основании одних лишь догадок. Если вы хотите, чтобы мы продвинулись в расследовании, то вам следует сотрудничать с нами. И — вот так новость — вы получите тело и сможете похоронить подругу, а мы сможем наконец найти убийцу.

Она снова откидывается на спинку стула и внимательно наблюдает за тем, как Миллс пытается успокоить себя. То, что она выполняет дыхательную гимнастику, которой учат ещё в школе, — и ежу понятно. Так что Эмма терпеливо ждёт, пока она закончит, а затем вновь поднимает на неё взгляд, когда та наконец снова оказывается напротив. В её глазах читается какая-то странная, нетипичная злость.

— Самое прямое, мисс Миллс, — пожимает она плечами. — Кто он? Назовите его имя, фамилию и адрес. А также скажите: вы знали, что он изменял вам с вашей лучшей подругой и любовницей. И, если да, был ли у вас конфликт на этой почве? — Она снова непроницаемо смотрит в её глаза. — И нет, я вас не обвиняю. Во всяком случае — пока что. Положа руку на сердце, Реджина, я тоже чертовски устала вести с вами беседы, поэтому скажу прямо: ваш любовник также может быть убийцей. В любом случае, мы обязаны допросить его и провести обыск. А теперь главный вопрос… Вы когда-нибудь угрожали Кэтрин расправой?

Эмма стучит пальцами по подлокотнику стула, вперившись взглядом в свои ботинки. Она слушает — и одновременно думает. Кэтрин, определённо, была Реджине ближе, нежели этот Робин, о котором она говорит, особенно если их отношения не были серьёзными. В таком случае, если тут и было место для ревности, то мёртвым нашли бы именно мужчину, а не Кэтрин Нолан. Да и о какой тогда ревности может быть речь, если, судя по словам Миллс, у них с Кэтрин были свободные отношения? Зависть? Злость? Едва ли это походит на серьёзный мотив для убийства. Что-то не сходится, равно как и не сходится теория о том, что убийцей может быть Робин Локсли.

На кой чёрт ему убивать любовницу, если в конечном итоге Реджина всё уже знает?

Эмма кусает щеку и слегка прикрывает глаза, глядя на собственные ботинки сквозь ресницы. В паззле не хватает какой-то важной детали. На самом деле ей кажется, что они даже не начали его собирать.

— Мисс Миллс, во-первых, вы мне не не нравитесь. Во-вторых, моё личное отношение никак не влияет на расследование, — говорит она, не поднимая на неё взгляда. — И, в третьих, мне нужно увидеть эту запись. — Она поднимает взгляд. — Ведь именно её вы так боялись показать нам, я права? Не смотрите так. Я прекрасно видела ваш страх. О таких вещах следовало сказать сразу, но — что уж попишешь.

Она поднимается, опираясь ладонями о подлокотники стула, и подходит к Миллс ближе. Встаёт напротив, оперевшись локтями о высокий стол, на котором стоят два стакана, один из которых вежливо пуст.

— Я верю, что вы не убийца, — прямо говорит она. — Верю, что вы бы не стали убивать лучшую подругу из ревности. И всё же должна сказать это: мисс Миллс, не выезжайте из штата до конца расследования. Как ни крути, вы всё ещё подозреваемая, и тот факт, что вы скрывали всё это от полиции не прибавляет очков в вашу пользу. Вы понимали это, и потому молчали.

Она задумчиво крутит пустой стакан в руке и слегка усмехается собственным мыслям. Совсем скоро экспертиза назовёт оружие, из которого стреляли, и тогда они смогут начать искать владельца. Дом Реджины обыщут так или иначе, потому что она слишком крепко связана с этим делом. Не тяни она с этим так сильно — его обыскали бы уже давно. Возможно, нашли бы огнестрел и сопоставили с ранением. Или, может статься, экспертиза так ничего и не сможет выяснить. Тогда они останутся даже без этого.

— В любом случае, если вы скрывали ещё что-то важное, то лучше рассказать об этом сейчас. Потому что если дело вдруг дойдёт до суда, то молчание не будет играть в вашу пользу, мисс Миллс. Подумайте об этом. Мой номер у вас есть. — Она резко ставит стакан на место и отталкивается ладонями от стола. — Я зайду за записями завтра в полдень. В том числе и о той, где вы угрожаете Кэтрин Нолан. А теперь, с вашего позволения, я поговорю с домработницей.

Эмма ожидаемо не узнаёт у домработницы ничего важного и интересного. Мешки для мусора она, действительно, покупает и меняет сама. Учёт, разумеется, не ведёт, и не может сказать, пропадали ли мешки в день пропажи Кэтрин Нолан. О самой Миллс отзывается как о справедливой, пусть и сварливой, хозяйке. А ещё зачем-то добавляет: «Она такая одинокая, мисс Свон. Ей рядом нужен кто-то, кто будет её достоин, а не эта Кэтрин или… Робин, прости-господи». Эмма только пожимает плечами. Ну, в конце концов, она — детектив, а не сваха. Роуз смотрит на неё как-то странно, а затем резко улыбается и говорит, что ей больше нечего добавить. Эмма замечает в её глазах какой-то странный огонёк, однако не может сопоставить его абсолютно ни с чем, так что просто не обращает на это внимания и наконец уходит, не прощаясь с самой Миллс.

Позже она заезжает в участок, чтобы отдать мешок на экспертизу и заодно узнать, есть ли какие-то новости. Вейл говорит, что они смогут отдать тело лишь через пару дней, на что Эмма сухо кивает и наконец отправляется домой, так и не доехав до бара. Пишет Руби смс, что не сможет прийти, потому что слишком устала.

Она и правда чувствует себя слишком уставшей. Реджина, мать её, Миллс, никак не выходит из головы. Не только из-за дела. Она словно проникает куда-то под кожу — этими своими дурацкими взглядами, «обидными» комментариями и попытками задеть. Умом Эмма понимает, что всё это — следствие её страха за собственную шкуру. Но не может не признать, что Реджина интригует и даже, в каком-то смысле, будоражит её. К тому же, она говорит правду — там, на кухне; Миллс ей не не нравится. Она бесит, раздражает, вызывает желание дать ей по морде… А ещё пробуждает внутри что-то странное, похожее на сострадание и сожаление, каких она не испытывала уже давно за годы работы в полиции. Конечно, большинстве из дел трогают её. Но всё это кажется каким-то общим, фоновым шумом, который вскоре забывается, — ну, в большинстве случаев. Здесь всё ощущается несколько иначе. Ей отчего-то хочется узнать, что скрывается у Реджины внутри. Кто она на самом деле. Она ощущает в ней такую же внутреннюю силу, и это завораживает, как могут завораживать картины или музыкальные композиции.

Вечером, уже ближе к десяти вечера, когда она возвращается с пробежки и собирается лечь спать, её внезапно дёргает что-то написать Реджине. Сначала она просто вертит в руках телефон, не зная, что написать. Возможно, ей просто хочется поддержать Миллс или сказать что-нибудь, отчего она перестанет чувствовать себя, загнанной в угол. Но вместо этого пишет:

Эмма тихо смеётся, подкладывая руку под голову и, вытянув ноги, перечитывает сообщение снова и снова. Её забавляет, что даже в переписке Миллс остаётся всё той же… Миллс. Эмма даже читает это сообщение её голосом и тоном, представляя себе её рассерженное лицо. Она скидывает входящий звонок от Киллиана и, устроившись поудобнее, принимается печатать:

Эмма Свон 10:22 PM

«А что, так можно было?  — притворно удивляется она. — Я хотела сказать, что вы сможете забрать тело Кэтрин через два дня. Но можете поделиться полезной информацией… если у вас есть».

Она думает всего пару мгновений, прежде чем наконец решиться и нажать на кнопку «отправить».

Телефон щёлкает, оповещая, что сообщение отправлено и дошло до адресата.

Эмма раздражённо цокает, ловя себя на мысли, что всё-таки хочет хоть как-то поддержать Реджину. И сама не понимает — зачем ей это? Тем более что она может быть убийцей. Не важно, как она выглядит, не важно, какие вызывает эмоции. Не важно, что испытывает к ней сама Эмма и не важно, верит ли она ей. Главное — логика и улики. А пока все зацепки ведут, — так или иначе, — к Реджине. И оттого становится лишь неприятнее.

Но…

Эмма задумчиво кусает губу. Она видит в её взгляде не только злобу, но и что-то, похожее на неё саму; какой-то отклик, который не даёт покоя, который разжигает, как ураган, прошедшийся по внутренностям и привычному миру. Может быть, думает она, будь обстоятельства их знакомства иными, — и они смогли бы даже подружиться.

Она качает головой, сама не понимая, что на неё нашло и почему такие мысли её вообще посещают. Нет, они определённо точно не могли бы стать друзьями. И не только потому, что Реджина Миллс — высокомерная стерва, но ещё и потому, что она бы попросту не взглянула на неё в иных обстоятельствах.

Раньше такое пренебрежение точно разозлило бы её, но она отчего-то лишь посмеивается, устраиваясь удобнее на кровати, когда видит очередное сообщение от Реджины. А затем тяжело вздыхает.

Эмма Свон 10:27 PM

Реджина, если это намёк на то, что мне пора сменить гардероб, то вы неприлично много думаете о моей одежде.

Она хмыкает, словно Реджина может её видеть, а затем опускает голову на подушки и подносит телефон к лицу, скрестив ноги.

Эмма Свон 10:28 PM

Не за что, рада была помочь.

Она думает ещё немного, покачивая лодыжками, а затем печатает:

Эмма Свон 10:30 PM

Спокойной ночи, Реджина.

Проснувшись следующим утром, Эмма не понимает — какого чёрта на неё вообще нашло? Мало того, что она писала Реджине Миллс, так это ещё и крайне непрофессионально. Если Голд узнает об этом — придушит собственноручно. Не уволит, конечно, — слишком долго она работает в участке, — но по шее надаёт по пятое число. Эмма тяжело вздыхает, перечитывая переписку, и закусывает губу, всё же не в состоянии сдержаться. Эти перепалки с Миллс злят и будоражат одновременно…

Эмма Свон 9:24 AM

Так и манит? Что это… Одеждомания? Никогда о таком не слышала
Я заеду через два часа.

Она и правда заезжает через два часа, когда время близится к полудню, расправившись с бумагами и напарником в участнике. Она решает не брать его с собой, — будет только мешаться. И… Может быть, она не хочет, чтобы он видел, как Реджина угрожает своей лучшей подруге расправой. Словно хочет защитить её от лишних подозрений. Только вот она сама не понимает — почему. Почему ей вообще хочется защищать её от лишних подозрений, если они вполне оправданны?

«Я просто чувствую, что она не врёт, — думает Эмма. — Это редко когда не работает».

Во всяком случае, именно так она утешает себя, когда входит в здание «The Queen» с двумя стаканами кофе. Один — для себя, а второй — для мисс Миллс. Она уверена, что пожалеет об этом. Она буквально чувствует это позвоночником, — пожалеет, как только увидит её взгляд и услышит холодный тон.

К чёрту.

Она проходит мимо секретарши, мило поздоровавшись с ней, а затем стучит и заходит в офис Реджины. Та, конечно же, на месте. Как всегда идеальна и с иголочки. В отличие от неё: ночью ей так и не удалось поспать нормально — всю ночь мучили кошмары, так что заснуть нормально она смогла лишь под утро.

— Доброе утро, мисс Миллс. Принесла вам кофе, чтобы не скучали, пока ждёте, — говорит она, подходя ближе.

— Ну… — Эмма пожимает плечами, явно игнорируя тот факт, что уже обед. Ей всегда было сложно уследить за временем, а уж за этикой приветствий и подавно. — Тогда доброго дня. Напарник узнал про скидки в «Manhattan Mall» и ломанулся туда. — Она саркастично приподнимает брови. — Решил провести расследование.

Эмма пробегает по Реджине взглядом, думая, что с прошлого вечера явно что-то изменилось, хотя по факту всё выглядит так, как обычно. Та же идеально выглаженная одежда, тот же строгий, теперь слегка надменный взгляд. Даже поза в кресле, кажется, та же самая. И всё равно кажется, что что-то не так. Так и не найдя ответа на свой вопрос, Эмма делает ещё шаг и протягивает Реджине кофе.

— Тыквенный латте. Надеюсь, вам понравится, — говорит она без тени улыбки. Кофе-то весьма специфичный, но ей нравится, так что она решает, что и Реджине должен понравиться. Ибо — почему нет? К тому же в прошлый раз Грэм опрокинул на неё именно латте, так что и выводы Эмма сделала соответствующие.

Она снова бегло изучает её и думает, что дело, вероятно, в её взгляде. Он изменился. Как будто стал более открытым. Или как будто с её плеч резко упал тяжёлый давящий груз. Возможно, Реджина и правда больше ничего не знает, и теперь, когда правда всплыла наружу, он чувствует себя спокойнее и защищеннее. Ну, секреты всегда выходят людям боком, думает Эмма.

— Ладно, — говорит она наконец, отчего-то неловко отводя взгляд. — Давайте приступать. Покажите мне запись, а затем… я продолжу изучать остальные. Может быть, найдём что-то важное.