в-а-н-д-а. ванда была гораздо интереснее брата. эрик, как не старался не мог разобраться, что у нее за способности. но и подойти от чего-то не мог. удивительная мягкотелость для старого эрика. наверное, он все таки смог пересилить себя и подойти к ванде. возможно, он окончательно осознал, что скоро, совсем скоро он уйдет, чтобы заняться совсем другим, более важным... читать дальше

rave! [ depressover ]

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » rave! [ depressover ] » завершённые эпизоды » ready to comply


ready to comply

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

https://i.imgur.com/sWNA6Xy.png


— ready to comply // helmut zemo & winter soldier

/// I like to call myself wound, but I will answer to knife.

[icon]https://i.imgur.com/IX6ePVG.gif[/icon]

Отредактировано Helmut Zemo (2021-04-25 21:38:05)

+1

2

[icon]https://64.media.tumblr.com/07c7543c96910dbec605fbf213f722fb/tumblr_ncc4le80k81tmbu1fo1_500.gif[/icon]в программном коде закрадывается ошибка и заводские настройки слетают со скоростью несущегося в бездну поезда. зимний солдат не спит третью ночь. в забытье ему холодно, промерзлый воздух пробирается под военную форму и кусается в надежде отобрать еще одну жизнь. зима безжалостна и сурова, не щадит никого - время года не бог, оно глухо к молитвам. когда-то в прошлом они спасались, зажигая костры, но во тьме ущелья нет никого. никто не принесет с собой тепло, ему суждено сгинуть во тьме и холоде.
судьба избирается баки барнсом, тот ученый решает повести его по своему пути. зимний солдат после даже не пытается сопротивляться.

у того героя пронзительный взгляд. знакомый и ненавистный до трясучки. жертвы зимнего взирают на него с ужасом, словно заглядывают в глаза своей смерти. этот не такой. сожаление делится с пережитой скорбью, освещается огоньком надежды. зимнему не нравится - рука, сжимающая оружие, дрожит. с ним такого не бывает, не может быть. зимнему неизвестна жалость, размышления. настройки делают его совершенным в своем деле мастером, убийцей без задней мысли. пирс дает приказ и солдат его исполняет. он не сомневается. но почему в тот момент - да? почему вытаскивает из холодных вод человека, чьи слова бьют ударом ножа без физических увечий? зимнему неприятно и он проклинает проснувшегося где-то внутри баки барнса. отрицает его существование и связь с прошлом, болезненно приходящую каждую секунду. настройки самостоятельно не встают на место, нужна стороняя помощь. и помощи этой нет.

про гидру становится известно, и каждый, кто с восторгом следовал за ее идеалами, становятся жертвами гонений. сияющий славой и благородием щит дискредитируют самих себя, но показывают миру правду. миру, что не готов принять идеалы организации, поскольку слишком слепы. люди -  скот, идущий за сильными, за правительством, за мстителями, верующие в их правду, а не в истинную. они в гневе, в ярости. охота начинается заново. зимний пытается найти хоть кого-то, но даже проклятущий рамлоу теряется в этом хаосе. и все. зимний застревает в открытом ему мире, без установок, без цели, призраком застревает среди мирной жизни и не знает что делать. не понимает. и не хочет делать шаг вперед сам, потому что шаги эти ему прописывает протокол.

свобода еще один ошейник, только душит сильнее. зимний пробует еду, пробует прогуливаться по улицам, пробует все, что законом вообще-то разрешается и ему не нравится. идя на поводу своих желаний, он чувствует как только сильнее падает в бездну, из которой не вырваться, и опасается приближения ночи. во снах он видит то, чего не хочет. картинка плохая, с помехами, как на старом телевизоре, но звук зато отличный. он слышит голос баки барнса, человека, которому война была не нужна, но долг требовал идти. он верил в то, во что боролся. он верил в капитана америку, в своего друга. он верил в то, что зимний про себя называет глупостью, и давится дешевым кофе, чтобы не возвращаться в этот омерзительный ад. баки барнс ему противен своим светом, верой в лучшее будущее и человечностью. баки барнс - это то, чем зимний солдат никогда не будет и не хочет быть.
в этот раз у него нет выбора и зимний солдат отчаянно сопротивляется.

нью-йорк огромный муравейник, где каждый занят своим делом в попытке выжить. большой город как пасть кракена, затягивает всех, кто не справляется и отправляет на самое дно. прелесть его в том, что никто не ищет. зимний легко теряется среди отбросов общества: воришек, бездомных, наркоманов, проституток. здесь не спрашивают имена и не задают вопросов. когда-то появляется кто-то новый они просто делают ставки сколько еще осталось ему. зимний не знает сколько ему осталось, но за поясом на всякий случай держит нож. если станет совсем не в силах терпеть - выход есть. самоликвидацию он оставляет на крайний случай, как и завещают слетевшие настройки. рука его точно в этот раз не дрогнет.

перед музеем капитана америки зимний останавливается несколько раз, сомневается слишком долго, прежде чем пересечь порог. знает, что это шаг в никуда, но все равно его делает, чтобы проверить свои опасения и убедится, что он совершенно другой человек. что он не баки барнс, которым его упрямо звал капитан америка. и видит то, чего не пожелаешь самому злейшему врагу. славу человеку, которого он не принимает. баки барнс был героем, павшим за свою страну. баки барнс был человеком великих целей. баки барнс заперт и зимний лучше себе глотку перегрызет, чем позволит ему вернутся на свет. гидра не одобряет таких людей, миру, которому требуется сильная рука, не нужно появление таких людей. зимнему солдату это не надо.

в музей зимний возвращается почему-то каждый вечер, гуляет по залам, смотрит старые фильмы и замирает перед стендом баки барнса. пытается убедить себя в том, что это не он, какой-то другой человек, который действительно умер. обязан был умереть. зимний надеется, что встретит того человека и перережет ему горло. зимний замечает другого человека, что ходит в этот же музей каждый вечер и смотрит. и от человека этого приятно веет знакомым хищнику запахом силы.

- кто ты такой? - русская речь неприятно режет по перепонкам. - что тебе нужно?

зимний специально приводит человека туда, где их никто не услышит. на заброшенной стройке стоит неприятный запах, на который впрочем едва ли обращается внимание - бывало и хуже. он знал, что в этот вечер человек действительно пойдет следом. и сейчас, стоя прямо перед ним, зимний щурится, вздыбливает шесть и готовится вцепиться прямо в глотку. если ошибся. если сталь в его взгляде лишь наигранная дурость. если перед ним кто-то, кого он не желает видеть.

Отредактировано James Barnes (2021-04-25 21:33:27)

+2

3

патриотизм - болезнь. первый товар, исчезнувший с полок всех супермаркетов и мелких магазинов после одиннадцатого сентября, не продукты длительного хранения, лекарства или оружие, а американский звездно-полосатый флаг. после того, как наталья альяновна в самоубийственной атаке на гидру срывает разом все покровы, выпуская в открытый доступ протоколы, засекреченные документы, зернистые пленки с кадрами допросов и казней, все давно прощенные и отпущенные грехи, закрытые государственной индульгенцией, земо мысленно ей аплодирует, признавая смелость. после столько лет жизни, после стольких масок, прилипших намертво к когда-то миловидному чистому лицу, она так и осталась до самых костей русской. они как известно, никогда не сдаются, так при осаде крепости осовец мертвые русские пошли в атаку прямо через тёмно-зелёный химический дым (смесь хлора и брома) в штыковую на живых немцев. осада продолжалась еще какое-то время, а потом верховное командование приказало оставить крепость, и осовец был взят. агент романова ничего не остановила - только отстрочила неизбежное, как продлевают страдания безнадежно больным.

на волне патриотизма, в недоверии к правительству, рядовые американцы ищут спасения в понятных себе символах, на которых не успела попасть грязь - образ капитана америки священен, как флаг, герб, доллар, конституция, the stars and stripes forever, как право воевать за чужую нефть на чужой мертвой земле. музей переполнен, около него очереди собираются в длинные цепи прямо под солнцем, все в добром самаритянстве делятся бутылочками с водой и тенью. в лабиринте стеклянных стендов с информацией о далекой войне бегают и играют дети, которым щит обеспечил счастливое детство (которых не похищают из кроватей, не сортируют по исследовательским базам и не препарируют заживо в прямых продолжениях концлагерных экспериментов), взрослые делают фотографии плакатного, ни страха, ни сомнения лица стива роджерса, чтобы хранить его, как икону. мало кто из них понимает, что это была за война, сколько погибло, и остальные их не интересуют - только капитан, к изображению которого тянутся ладонями, к старой форме как к святым мощам.

земо обычно приходит под вечер, ближе к закрытию, когда толпа рассеивается и приглушается голос диктора, по кругу зачитывающий один и тот же текст на фоне патриотических старых песен. гидру лихорадит, гидра воет (больше от нанесенного оскорбления, чем от серьезности нанесенной раны), они проводят многочасовые совещания с другими лидерами, разрабатывая план действий, но больше малоэмоционально переругиваясь, обвиняя друг друга в неудачах. земо большую часть этих встреч молчит, пока не получает прямые вопросы, требующие его немедленного ответа - офелия саркиссян источает похожий на тот самый зеленый дым злость, фон штрукер требует больше денег, чтобы перевести активы (под этим словом скрываются живые люди, но это никого не интересует), остальные впадают то в малополезный коллаборационизм, предлагая начать сотрудничать с властями про-гидровских стран, то в неуместный пафос. господа, напоминает земо, мы убили щит, мы сделали то, что не смогли сделать наши предшественники, подбирайте отрубленные головы, избавляйтесь от балласта, и за работу

записная книжка с тисненой в кожу красной звездой ждет своего часа, убрана ближе к сердцу во внутренний карман пальто. цель оправдывает средства, так всегда говорил отец, если нет, значит, была выбрана неправильная цель. всего несколько смертей за советские протоколы доступа - гостовская бумага от времени пожелтела, стала ветхой, легко рвалась прямо в руках и приходилось надевать перчатки (многие вещи исчезают во времени, тают в пожарах, распадаются на куски, покрываются плесенью, так исчезла красота хайке, берлинская стена, целая огромная страна, только гельмут со своих тридцати шести лет так и не изменился больше ни на одну морщину, ни на одно пигментное пятно, ни на один час) - не цена даже, удивительно щедрый подарок, который барон принимает с благодарностью. это одновременно ошейник, поводок и намордник. все в наборах на первый взгляд бессмысленных слов, приводящих в действие заложенные психологические триггеры - наравне с курсом "красной комнаты", удивительная победа советских ученых и спецслужб над гидрой.

ему приносят репорты каждый час: гельмут читает даже будто бы рассеянно, без особого внимания, просматривает лихорадочные перемещения на карте, похожие на болезненные метания. зимний солдат пытается найти себе место за пределами металлического бокса и приказов пирса, и не находит - барон морщится каждый раз, когда думает, что такой ценный проект попал в руки такой бездарности с мегаломанией. все, с кем работал александр, эта отрубленная голова, были либо задержаны, либо уничтожены. земо милостиво позволяет зимнему солдату довести себя до состояния разбитого механизма. он пробует все то, чего был лишен все эти годы: еда, алкоголь, секс, насилие. базовый набор. он ходит в музей, чтобы джеймс барнс ответил на его вопросы прямо со старой оцифрованной фотографии, с кадров военной хроники, где он по-мальчишески лихо и бесстрашно улыбается, плечом к плечу с капитаном роджерсом, против всех в мире врагов.

земо наконец выбирает день. das reicht ihm. в желании посмотреть, насколько жалко может выглядеть суперсолдат в трущобах квинса, барон и так поставил под удар базовые протоколы - пойдут они трещинами, баки барнс не восстанет из этой могилы, но работать с зимним солдатом будет сложнее. базовые протоколы ведут его за земо настороженной собакой, заставляют держаться чуть за спиной, удобно для нанесения удара, которого, гельмут в этом уверен, не будет. недостроенный корпус музея просел из-за отсутствия финансирования, подгнил, густо пахло могильной сыростью.

- спасение. - коротко отвечает земо. русский он не использовал давно, сильно сглаживает его акцентом. молчит несколько мгновений, подбирая правильное слово - освобождение.

он показывает зимнему солдату записную книжку - как собаке палку.

- важен другой вопрос. кто ты?
[icon]https://i.imgur.com/IX6ePVG.gif[/icon]

Отредактировано Helmut Zemo (2021-04-25 21:38:28)

+2

4

зимний похож на загнанного в угол волка, которого гнали в западню несколько дней. преследователь должен восприниматься угрозой, на его шее нужно сомкнуть зубы и вырвать глотку. защищаться во имя - во имя чего? свобода зимнему и даром не нужна, она воспринимается как насмешка от бывших хозяев, не желающих возвращать игрушку на место. или не имеющих на то сил. пирс оказывается вообще оказался в гробу. человек, который давал ему приказы, кормил, наставлял, возвращал из заблудшего состоянией порцией электрошока, был в могиле стараниями рыжей. та рыжая на мосту, та рыжая с капитаном америкой - тоже цель. зимний должен этим заняться, но позже.

пока он концентрируется на человеке, чей русский не так далек от идеала. зимний напряжен, хмур, пальцы крепко сжимает вокруг рукоятки ножа - шаг один будет караться смертью. он не уверен кто перед ним, все предположения приходят и уходят. не может быть человеком правительства, слишком открыт, слишком опасен. тем более не может быть человеком мстителей. фбр? наемным убийцей? да не смешите. зимний легко узнает руки убийцы, а этот. этот другой. он знает кто перед ним, подготовлен, собран. и шел с четкой целью вернуть свое домой. а зимний очень сильно хочет домой, под сильную руку, что схватит за шиворот и направит на верный путь. получавшая приказы машина не может находится долго без контроля.

машина не хочет становиться обратно человеком.

этот человек может отдать приказ. отправить убивать кучу людей, не моргнув и глазом, не задумавшись об этих людях - потому что они угроза их цели. верхушка гидры никогда не задумывается о семьях пострадавших, им это не нужно. ради великой цели можно и миллиард людей отправить на тот свет. жертвы оправданы. жертва солдата тоже оправдана. свобода в это время ничего не дает и он имел возможность в этом убедиться. дно нью-йорка показательная картина, что будет, если не установить контроль. каждый день приходят новые. каждый день в черные мешки грузят очередное тело. свобода - раковая опухль на чреве земли, распространяется, пока не поглотит полностью. за свободой идет хаос. а хаос это смерть человечества.

- не верю, - зимний нервно ведет плечом, пристально вглядываясь в человека, щерясь на движение.

зимний делает стремительный шаг вперед, выхватывая нож из-за спины. готовится обраняться от угрозы, от нападения, если оно того потребует - оно не требует. порыв задушен одной лишь книжкой, знакомой звездой на обложке. она заставляет остановиться, опустить руки. он знает эту книжку, помнит. видел столько раз, что даже обнуление не может выжжечь без следа ее из головы. она всегда находилась у кого-то, кого нужно слушаться. а зимний умеет взаимодействовать с теми, кто стоит выше его по званию. бойцовые собаки уважают своих хозяев.

- я не тот человек, - отвечает незамедлительно, но больше не позволяет себе поднять взгляд, взглянуть как-то неправильно. - и не желаю им быть.

зимний не говорит: не хочу быть человеком. его об этом не спрашивали, как и не спрашивали каковы его желания. если ты часть какого-то большого механизма, то и быть у тебя их не может. следуешь просто за целью, ее осуществление - твое желание. и желание зимнего просто как ясный день: приложить силы к тому, чтобы организация этого достигла любыми целями. все оправдано. тот человек бы никогда не понял этих целей. капитан тем более не поймет, ведь свобода это так важно.

свобода - иллюзия. солдат делает осторожно шаги вперед, подбираясь к своей цели. с каждым пройденным дюймом отдаляется от того, что обещает ему эта ложная свобода, отказывается от воспоминаний, от спасения. от всего, что ему было ненужно. и не чувствует грусти, если быть окончательно честным - не чувствует ровным счетом ничего. его возвращают домой, на свое место рядом с тем, кому он поможет совершить благую цель. зимний не задается вопросом правильно это с моральной точки зрения или нет. вообще не думает. потому что он этого и не вспомнит. как и всего того, что связывает его с баки барнсом. не это ли реальное освобождение?

зимний поворачивает нож в руках, двумя пальцами удерживая его за лезвие, рукояткой поворачивая к земо. и позволяет себе один раз единственную дерзость. просьбу, почти крик о помощи, сокрытый в едва слышных словах.

- я хочу домой.
[icon]https://64.media.tumblr.com/07c7543c96910dbec605fbf213f722fb/tumblr_ncc4le80k81tmbu1fo1_500.gif[/icon]
и он не врет.
дом - это то место, где ты действительно нужен.
а гидре он нужен.

+2

5

легенда, призрак, не оставляющий ни живых, ни следов - перед земо действительно зимний солдат, которого боялись африканские генералы, восточноевропейские радикалы, арабские террористы, американские спецагенты, гельмут двигается осторожно под острием ножа, без единого лишнего движения, чтобы использовать тяжелое молчание на предварительный осмотр, как небрежно рассматривают вещь перед тем, как ее купить - гельмут не будет пользоваться наработками арнима, а разработает свои собственные протоколы (хайке никогда не играла на дорогом kuhn bösendorfer классическую музыку, всегда собирала ее сама из новых, уникальных нот), теперь будет достаточно времени. пока мир будет лихорадить, пока гидра будет регенерировать, земо сможет написать свою музыку поверх совсем стершихся, больше неэффективных партитур. зимний солдат сейчас для него расстроенный инструмент, не более того, оружие, за которым не ухаживали; темные криогенные сны и ненужные обнуления - из-за того, что пирс был недостаточно умен, чтобы правильно формулировать команды, иногда в верха гидры пробиваются самые жадные, и это всегда вредит общему делу, - взяли свое. если бы за то, что они сделали с зимним солдатом, можно было судить и наказать, земо бы отрубил причастным руки. все, что они умели, это бесконечно использовать "желание", "ржавый", "семнадцать", повторяя как молитву, надеясь, что слова настолько крепкие, что не разорвать.

- он был хорошим человеком. - они говорят о джеймсе барнсе как о покойнике. он часть мемориала с бледно-зелеными "1917-1944", земо был всего на несколько лет его старше. ему не отдают военных почестей, достаточно одного упоминания о "друге детства стивена роджерса", он просто одно из имен на то, чтобы одной речью восславить всех в день памяти. гельмуту интересна реакция (он знает из доставшихся в наследство от пирса протоколов, что на романову и роджерса фиксировались положительные, так баки барнс пробивался сквозь лед криогенной камеры) на четко и безжалостно произнесенное имя. - джеймс барнс был верным солдатом своей страны и преданным другом.

свободным в своих решениях. например, он мог спокойно умереть, но гидра ему не позволила, вскормила его собой в быстром и не очень осторожном эксперименте (когда земо читает спешные протоколы испытаний, думает только о том, что это было чистым безумием - к архивам приложены десятки листов с именами пленных солдат с аккуратными пометками каллиграфическим почерком "мертв", "мертв", "мертв", "мертв") прямо посреди горящей кострами проигранной войны. и раз он в единственный позволенный раз выбрал не смерть, гидра дала ему новое имя, новую жизнь, новую цель - не нужно задавать вопросы, чтобы понимать, что за недели, проведенные в одиночестве, без угрозы обнуления и с щедрым предложением свободной воли, джеймс барнс так и остался мертв, а положительные реакции, зафиксированные оборудованием и забитые пирсом (вместо того, чтобы тщательно прорабатываться, как обрабатывают загнившую рану, вскрывают, промывают, зашивают), были просто ошибкой. они сейчас копятся там, за этими растерянными голубыми глазами - в них нет нужной собранности, нужной четкости, этот взгляд почти обиженный, почти детский, - сводя его с ума. его должно быть мучают голоса. имена. даты. географические координаты. чехарда лиц (немцы, русские, военные, ученые), которые держали за ошейник и спускали с помощью голосовых протоколов до конца не понимая механизм их работы.

вместо ответа - протянутый нож, безопасной рукоятью вперед. земо принимает это почти робкое подношение с присущей торжественностью и предупреждает спокойным нейтральным голосом:

- больше никогда не направляй в мою сторону оружия. - первый раз простительно, в следующий раз он будет наказан. гельмут не поддерживает бессмысленное жадное насилие, предпочитая считать, что это удел только слабых, таких, как пирс. провал в нью-йорке и состояние зимнего солдата земо считает единоличной его виной. как можно игнорировать столь явные и понятные сигналы? они не требуют особой расшифровки, легкая пьяная свобода довела его до состояния беспредельного несобранного уродства, до отросших волос и щетины, до того, чтобы завернуть себя в какие-то тряпки и скрыть лицо козырьком кепки, чтобы никто в музее не увидел, как мертвый баки барнс смотрит на свой собственный некролог. "домой" - это не слабость, а уязвимость, которая на руку гельмуту. не бронкс, с которым была связана жизнь джеймса, а ледяной ангар, любимая клетка, едва слышное "домой" звучит мольбой, и земо достаточно просто исполнить его просьбу. никакого сопротивления, и ему не нужно использовать советские протоколы. - я заберу тебя домой, солдат. я буду с тобой работать. больше не будет погружения в криосон и "обнулений". - ждет рубленного кивка и добавляет, - ты можешь называть меня барон. и, bitte, ты говоришь только тогда, когда тебя спрашивают.

земо возвращает ему нож - единственное оружие, которое у него сейчас есть. достает черный и знакомый тугой намордник как дар, в знак серьезности своих намерений.

- я не хочу это делать, но мне придется проверить, как работает твой голосовой код. - барону не нужны записи полковника, он изучил и заучил их наизусть, влажно блестит звезда, будто измазанная свежей кровью. музей еще не закрылся, и там наберется горсть запоздавших посетителей, делающих селфи на фоне храбрых мертвецов. тренировочный материал для солдата.

в этих словах есть определенный ритм. своя музыка. желание. ржавый. семнадцать. рассвет. печь. девять. добросердечный. возвращение на родину. один. товарный вагон.
[icon]https://i.imgur.com/IX6ePVG.gif[/icon]

+2

6

[icon]https://64.media.tumblr.com/07c7543c96910dbec605fbf213f722fb/tumblr_ncc4le80k81tmbu1fo1_500.gif[/icon]зимний морщится, поджимает губы - не подавляет желание выразить недовольствие упоминание имя покойника всуе. сбитые настройки позволяют ему то, что было запрещено, и он вероломно пользуется этой возможностью. джеймс барнс. имя человека, которое он слышал не раз, и не два. оно идет приставкой к становлению стива роджерса как капитана америка. всегда вдвоем. лидер и достойный член ревущей команды. лучшие в своем деле, пережившие столько столкновений, баки барнс даже заключение смог пройти и выбраться живым. герои. всех героев воспевают в праздники, но в другие дни кто они такие? просто люди, положившие свои жизни на борьбу с силой, что в итоге их и поглотила. столько бессмысленны жертв в войне и джеймс барнс одна из них. он воспринимается солдатом как чужой человек, просто имеющий такое же лицо, такое же тело. он где-то внутри, похороненный, не имеющий больше права на существование. не стертый до конца переработанный материал, на котором построили что-то новое, кого-то - зимнего солдата. и новый яростно сопротивляется тому, чтобы старый вырвался и глотнул воздуха. потому что мертвым лучше оставаться в могиле.

джеймс барнс был кем-то,
зимний солдат остается кем-то другим.

зимний солдат смотрит на барона как на что-то действительно необходимое, как наркоман на дозу или голодная собака на кость. все встает на свои места, он на своем месте перед человеком, чей спокойный голос действует на него лучше, чем истерические нотки в речи пирса. впервые за долгое время он ощущает себя как надо, знает, что ему нужно сделать и как поступить. как скажет барон - так и будет. дрессировщик решает все сам, собака только выполняет команды и получает за это награды. зимний в этом плане получше, ему и награды даже не надо. наградой будет уже то, что настойчивый голосок джеймса барнса в его голове наконец-то замолкнет навсегда. стереть его полностью не получится - это все равно что пытаться стереть ластиком напечатанные буквы. но заткнуть можно. и зимний надеется, что это пройдет.

обнуления раз за разом стирали воспоминания. солдат помнит почти каждое из них, эту боль, проходящуюся по нервам, венам. тот момент, когда кровавое полотно снова становится кристально чистым. холод бокса, в котором заперт, когда некуда применить его навыки. пирс всегда говорил, что оружие нельзя держать вне клетки, ведь только клетка сдерживает свободу воли. пирс многое говорил, зимний помнит урывками, моментами - не особо вникал и вспомнать тоже не горит желанием. пирса больше нет, а барон обещает что-то такое, что не поддается пока восприятию и подманивает потерянной игрушкой. зимний не говорит - его не спрашивали, а взглядом не отрывается от намордника. большинство его жертв считали, что он специально для внушения еще большего страха, кто-то даже пытался сорвать его с лица в своем последнем порыве увидеть перед смертью лицо своего мучителя. никому не удавалось. никто так и не понял, что намордник лишь скрывает лицо. лицо человека, которого столько лет считали люди мертвым и ему не следует восставать вновь.

оставаться мертвым, оставаться таким как есть - больше и не надо. на код зимний никогда не реагировал с положительной реакцией, но в этот раз молчит. выдает себя лишь участившимся дыханием и легкой дрожью. каждое слово маслом ложится на шестеренки, закручивает винты, приводит аппарат в относительно пригожий вид. слово спасает, но эффект разрушающий. на рассвете зимний падает на колени, пальцами царапает бетон - громко в голове звучат помехи, голос барона звучит куда громче. зимний повторяет их в своей голове, знает - будет легче. но до этого легче остались секунды, что для него вкладываются в вечность. и когда голос затихает, он поднимается с одной четкой целью: выполнить гребаный приказ (и выпустить всю злость от боли, что прошлась по нервам бетонной машиной).

- я готов отвечать, - три слова и сколько покорности.
земо солдат понимает без слов. ему не нужно указывать или говорить, зимний все читает по глазам и не задается вопросом правильно ли истолковал приказание.

на пол летит бейсболка и старая куртка. зимний переступает через них без лишней задержки, осторожно берет из рук барона нож и наклоняет голову, чтобы ему было удобнее закрепить маску. разница в росте не существенная, но зимний хороший пес, он пытается всеми способами упростить жизнь своего хозяина. как упрощал жизнь пирса, когда ему было это нужно. зимний тянет лишь мгновение, замирая перед земо, втягивая его в игру в гляделки. у него правда тот взгляд, который говорит больше слов. и он не пытается его заставить ждать.

к заданию нужно подходить со вкусом, даже если оно взято из воздуха и просто на проверку. к работе солдат подходит основательно, не оставляя никому шанса на спасения, ведь оставшаяся живая душа сорвет все представление для барона. зимний не ставит цель показать себя лучшим, он действует по давно отработанной тактике. блокирует выходы, перекрывает любой шанс на то, чтобы кто-то проник или сбежал. отключает камеры, которые приметил еще в свой первый приход. он бессознательно всегда держался в слепых местах, теперь следует по протоколу.

его цели ничего не замечают.
даже не предполагают.
пока не выключается свет.
в темноте уже раздается крик.
десяток душ отдается земо как дар.

Отредактировано James Barnes (2021-04-25 22:00:00)

+2

7

soundtrack

земо каждое слово голосового кода режет паузами - в них копится проседающий звук конструкции, музыкальный перебор слегка устаревшей кибернетики, живой скрип зубов, на которых эмаль превращается в мелкую крошку, - он впервые наблюдает что-то подобное (его собственные эксперименты выглядели по-другому, солдаты гидры в клаустрофобно-узких пространствах камер, в сенсорной депривации, без сна, не неделями, а месяцами, у каждого свой тот или иной предел, но он всегда находится для всех), поэтому не торопится, смакует русский на языке, как хорошое вино, и наблюдает. желание, ржавый, семнадцать ломают волю, на рассвете наступает почти человеческая слабость - зимний солдат тяжело падает на колени прямо под ноги барону, поднимая вверх сероватую туманную пыль. печь, девять имеют физическое воздействие, гельмут замечает, как стальными канатами напряжены мышцы шеи, как дергается горло в подобии рвотного рефлекса, пытаясь исторгнуть из себя желчь; добросердечный очищает, возвращение на родину вправляет расхлябанные кости, вытягивает позвонки, строгим ошейником давит шею, один поднимает с колен, товарный вагон превращает воспоминания джеймса барнса в бледные слова с записной книги полковника, складывает в несколько раз, как письма с восточного фронта, и барон действительно видит как за тридцать девять секунд (одна секунда на каждое слово, еще по две приходится на паузы, на то, чтобы солдат дышал глубоко, с хриплым свистом, как затравленный зверь), пусть и в таком неприглядном виде, возвращается легенда.

- хорошо. - в интонациях барона сдержанная, снисходительная похвала, an der rute sparen rächt sich nach jahren. эта программа не построена на простой психологии, связывающей поступок с вербальным или невербальным одобрением, пока земо не собирается сводить все к примитивному "кто хороший мальчик?". он повторяет, уже по-немецки, искренне удивленный изменениями, задумчиво тянет короткое слово - gut.

земо отвлекается на несколько секунд, чтобы проверить сообщение - подтвердили, что все оборудование из лаборатории пирса прошло - слепой, щедро оплаченный - досмотр в таможенной зоне (под видом медицинского) и уже погружено на самолет, вместе с вытащенным по приказу земо из-под завалов, обожженным до пузырящейся корки броком рамлоу (сейчас, когда есть зимний солдат, результат старого эксперимента уже не кажется таким важным, но барон высоко ценит лояльность своих солдат, пусть и захлебнувшихся в собственной кровавой пене). осталось закончить здесь, и можно будет возвращаться в заковию, уходить под черноземную землю в лаборатории без окон и естественного освещения, не замечая формальной смены дня и ночи, как и времени на циферблате старых наручных часов, на обратной стороне которых гравировка от мертвой жены, прикосновение к запястью, как ледяной поцелуй покойницы. зимний солдат наклоняется всем корпусом вперед, будто его спина держится на металлических строительных арматурах, вживленных в мясо, и земо дает ему то, о чем он просит без слов: почувствовал свободу, перемолол челюстями фаст-фуд, синтетические наркотики, бутылочное стекло, женское тело, и вернулся обратно к наморднику, который сам же стащил на мосту. когда-то он нужен был, чтобы скрыть личность зимнего солдата, но земо был склонен считать, что этот элемент относился к психологии больше, чем к практичности. он затягивает его туго, заставляя зимнего сжать сильнее челюсти (специально разработанный элемент жестко фиксирует подбородок, так почти невозможно разговаривать, но зимнему солдату нет необходимости говорить), до дискомфорта, до напоминания - больше без разрешения его снимать нельзя, иначе в следующий раз ему в лабораториях гидры срежут элементы челюсти и приварят его к обломкам костей.
барону не нравится, когда гидра выбирает полумеры - если нужно было защитить личность зимнего солдата, можно было перекроить ему лицо, а не доводить ситуацию до опасной грани.
кто, черт возьми, такой баки?

в управлении зимним солдатом слишком много слов, нет интуитивности, нужно четко формулировать команды, из-за постоянных обнулений он практически не способен действовать самостоятельно за пределами заданной программы - земо думает об этом, когда возвращается в музей тем же путем, которым они пришли, а зимний солдат послушно идет за ним тяжелой поступью, о которой тоже ходили легенды. они проходят мимо огромного граффити, изображающего щит капитана америки, яркая краска подобрана удивительно четко по ало-синим оттенкам. кровь осквернит рукотворный мемориал, память ревущей команды и доставит до стивена роджерса одно простое сообщение: баки барнс считается погибшим с сорок четвертого года, и некорректная, непозволительная сентиментальность зимнего солдата, вытащившего идейного врага из-под обломков, ничего не значит.
совет гидры говорит: в сложившейся ситуации риск слишком велик. земо не соглашается: рецидива не будет.
под его контролем наступит полное выздоравление.

- зимний солдат, - барон дает ему максимально общую команду, не уточняет деталей, - убить всех. - засекает по стрелкам, сколько ему понадобится времени, будут ли проблемы с детьми, вызовут ли секундные сбои старики в медалях, идет по темноте,  обходя кровавые пятна. включившееся аварийное питание подсвечивает все тревожным желтым светом. звуки борьбы звучат слишком нерасторопно, земо для себя оставляет заметку, что зимний солдат должен быть быстрее. рамлоу может убивать примерно с той же скоростью абсолютно безоружных людей.

сейчас покорность диктует исключительно голосовой код - земо не путает это с тем, что зимний солдат признает в нем хозяина. когда признает, им не нужны будут устаревшие протоколы, русские шифры, записная книжка полковника - им не нужны будут даже слова.
[icon]https://i.imgur.com/IX6ePVG.gif[/icon]

+2

8

его всегда натравливали как дикого пса, направляли тяжелой рукой, давай указания: вот тебе фотография цели, солдат, вот тебе время смерти, способ и пути отхода. без свидетелей, устранить, если потребуется, без лишнего шума. все решает аналитический отдел, отбирающий жизни чужими руками, а после проживающие свои жалкие будни спокойно, ведь - как они наивно полагают - в этом нет их вины, они просто подвели к цели, а сделали все чужие руки. в работе солдата нет изъянов, вопиющих ошибок, инструкции он выполняет с поразительной точностью без надежды на какое-то вознаграждение. послужить - уже награда. но при пирсе он становится непослушным, программные сбои происходят все чаще, и в глазах хозяина пробегает тень неодобрительного страха. если бешеный пес выходит из-под контроля, то он подлежит ликвидации. нет гарантий, что он не вцепится в кормящую его руку мертвой хваткой, не оторвет с мясом в приступе безумия. зимний крушит лабораторию, ломает кости и с тем же непередаваемым спокойствием обрывает жизни своих. пирс никогда не говорит - желание, не идет правильным путем, возвращая иллюзию покорности оплепухами, да парой обнулений. ведь если не помнит - не опасен. с каждым новым только все происходит наоборот и процент слетевших настроек становится все выше.

зимнему все равно кого убивать - своих или чужих. его не заботит пол, возраст, расовая принадлежность или сексуальная ориентация. взгляд волка видит лишь куски мяса, которым положено давно уже отправиться на свалку истории. жизнь очень хрупкая вещь и оборвать ее много способов. зимний знает поразительно много, хотя вроде помнить должен не слишком много. но он вспоминает, когда тяжелой поступью проходится мимо стендов, скандирующих великое имя героя, когда заглядывает в полные ужаса глаза матери, к юбке которой жмется ребенок. ради таких женщин и детей джеймс барнс шел на войну, чтобы они были свободны и живы, продолжали существовать в иллюзии покоя и не задумывались, что где-то там, за горизонтом, начинается новая война. глупая цель, жалкая, наивная. войны будут всегда, как и убийцы. храбрецы будут умирать, пока в сторонке, сверкая белозубой, голливудской улыбкой, стоит кукловод. кукловод солдата не улыбается, но точен в формулировках. жалость ему неизвестна.

нож входит в поддатливую плоть легко, под правильным углом, чтобы минимизировать затрату на проход к дальнейшей цели. зимний не обращает внимание на свою цель, насколько прекрасна женщина, как расширились ее глаза от ужаса и затряслись губы. он лишь поигрывает ножом, отталкивая с дороги ненужное тело и перехватывая ребенка за запястье. взмах ножом, лезвие в воздухе проносится беззвучно - брызги крови пачкают чистые ботинки. крик ребенка, предсмертный, дикий, превращается в бульканье и затихает. но другие оживают. паника поднимается и гул голосов бьет по мозгам солдата кувалдой. он сводит челюсти, трясет головой, бросаясь вперед - гнев захлестывает волной, девятым валом обрушивается на спину. зимний испытывает раздражение от голосов, от бегства, от тупой попытки спасти жизни от неизбежного. смерть сопровождает тяжелая поступь, но с каждой мольбой, с каждым криком, агонией, раздражением бьющим по ушам, действия зимнего становятся все хаотичнее, жестче. поддаваясь эмоциям, он вгоняет нож по рукоять в подставленное горло и бросается дальше. металлические пальцы хватают за волосы мужчину, опускают на колени. зимний бросает взгляд на подиум, на благородный костюм капитана америки из военных годов, фиксирует за спиной движение земо, и прикладывает жертву лицом об пол. раз, два, три. методично вбивает лицом в пол, пока крик не превращается в хруст костей и чавкающие звуки. пока кровь не заливает пол перед святым обликом капитана америки.
кто, черт возьми, такой баки?

стивен роджерс увидит то, что должен, но камеры не сохранят в своей памяти следы преступления. солдат поднимается ноги, из тела вырывает свой нож и движется к последней цели. ей едва ли двенадцать, красивое легкое платьице испачкано пятнами крови. зимний поступает слышно, тяжело и останавливается. девочка никого не напоминает, она жмется в угол, закрывает уши ладонями. из красивых, небесных глаз, льются слезы. она зовет маму. зовет человека, захлебнувшегося собственной кровью. ту, кто должна была ее защитить. матери ведь тигрицы, они за защиту родного чада отдадут все, что потребует - зимнему солдату ничего не нужно. нож падает на залитый кровью пол. зимний дожидается, пока она поднимет взгляд, пока почувствует спиной чужое присутствие и тянет руку. он поднимает девочку за горло, впитывая в себя чистый, невинный образ. ее кожа синеет, глаза закатываются, ноги судорожно бьют ногами воздух, а маленькие ладошки вцпляются в металлическую ладонь. солдат смотрит - секунд пятнадцать, не больше - и легким движением переламывает тонкую шейку. в музее устанавливается тяжелая, почти гнетущая тишина. зимний расцепляет пальцы, ладонью проводит по лицу, пытаясь стереть кровь, но в итоге размазывая ее только сильнее и разворачивается лицом к земо. смотрит - вопросительно, склоняет голову.

в его глазах застывает только один вопрос: что дальше? а красиво улыбающийся баки барнс продолжает безмолвно смотреть с мемориала.[icon]https://64.media.tumblr.com/07c7543c96910dbec605fbf213f722fb/tumblr_ncc4le80k81tmbu1fo1_500.gif[/icon]

+2

9

soundtrack

становится тихо, как в сталинградских окопах после зенитной атаки, как утром после рождества, и в этой тишине существует только две вещи: приглушенное намордником сбитое дыхание и тиканье наручных часов,  die zeit läuft ab. земо фиксирует время вместе с хрустом сломанной шеи - только говорят, что кальциевый треск костей невозможно услышать, в таком абсолютном вакуумном беззвучии его можно разобрать, расчленить, сказать точно, где ломается третий, а где четвертый. непроницаемо спокойное лицо не выражает ни разочарования, ни приятного удивления; в новостных блоках это нападение назовут жестоким, но гидра не видит в этом никакой жестокости. да, демонстрация была необязательна и была инициативой исключительно барона, о чем он и напишет в рапортах, методично приложив список жертв и тайминг их уничтожения, десять трупов (включая вооруженного охранника, которого солдат убил, даже не остановившись, дуло пистолета смотрит куда-то в сторону, туда же, куда и остекленевший взгляд, девять гражданских, включая несовершеннолетних детей) лежат подношением монументу кровавой войны, которую гидра проиграла. земо назовет это необходимой практикой для нового объекта - есть ли разница, будет ли сломана шея у американского ребенка или у заковианского? зимнему солдату необходимы тренировки, и безвольные молчащие куклы для этого не подойдут. барон переступает через тело девочки равнодушно, щелчком смахивая с себя неразрешенный взгляд. можешь смотреть в пол. можешь - на трупы, которые в этом моменте очень похожи на еще живых людей, но не на него. запрещается.

земо теперь видит проблему. проблему, которую прошлый хозяин довел до повторяющейся ошибки, до въедливого и от этого сложно искоренимого паттерна. в этом слишком много эмоций - они бесконтрольны и направлены не в то русло. они пожирают необходимую скорость и превращают выполнение задание в бойню; здесь даже пахнет абсолютно так же, железистым запахом скотобойни. задумчиво стучит по циферблату часов и не дает никакой оценки, просто подводит черту, чтобы закрыть задание, хорошая работа, солдат, но ты можешь намного лучше. барон видит огромный нераскрытый потенциал, впустую растрачиваемый на то, с чем справятся хорошо обученные оперативники гидры:

- достаточно. - десять убитых, мертвый взвод щита, взорванное здание оон, убийство говарда и марии старк это все слишком просто для зимнего солдата. он создан, чтобы разрушать империи, а не для того, чтобы служить утешением чужого посмертного самолюбия. гидра была всей жизнью земо, но иногда он не мог не замечать, насколько слепа и недальновидна она была. насколько неосторожна и расточительна. насколько самодовольна и глупа. двенадцатый барон земо учил своего сына, что они живут, чтобы служить гидре, и нельзя оспаривать решения совета. гельмут в совете услышал достаточно, чтобы понять: совет оторван от реальности и больше не может отдавать ему приказов и распоряжений (на базе в заковии, его собственном королевстве, куда его сослали, все они верны ему - в файлах объекта зимний солдат будет только та информация, которую достаточно будет совету (заниженные показатели, измененные цифры, смонтированные отчеты)) - время возвращаться домой.
люди, подобные пирсу, больше не будут иметь власти над подобной силой, если они не способны ее оценить. он не последний в гидре, кто близок к провалу исключительно из-за того, что они перестали лично убирать отсохшие мертвые головы сами.

их уже ждет машина. дав верную оценку - будто маленький ребенок, проходящий примитивные тесты, - зимний солдат держится в одном шаге, за правым плечом, земо накрывает щитом его густая черная тень. пока они не прибыли на базу, пока не началась по-настоящему сложная, ювелирная в своей точности работа (рядом с которой проект по глубокому внедрению агентов гидры в спецслужбы кажется слишком простым), он позволяет ему сидеть рядом с собой в машине и широким разрешающим жестом пройти первому по трапу частного самолета. сегодня у солдата даже есть свое комфортное место напротив кресла земо - все это в порядке исключения, в рамках приручения к одному единственному хозяину. когда самолет набирает высоту и пилоты сообщают ориентировочное время прибытия сначала в лиссабон, потом в новы град, земо встает и подходит к своим вещам, доставая из сумки кожаный нессесер с гербом его семьи.

- обнуление, - он переходит на немецкий, на язык гидры, которым зимний солдат тоже владеет, который выдрессирован понимать так же, как и слова голосового кода, - является вредной практикой. остаются рефлексы, мышечная память, физические показатели на тех же уровнях, разумеется, но подавляется способность мыслить самостоятельно, принимать решения и анализировать их. травматичная процедура, слишком долгое восстановление после. - земо снимает маску с зимнего солдата; от отсутствия привычки ее края оказываются вдавлены и теперь остаются глубокими бороздами на коже. рукой в перчатке он проводит по ним в жесте, лишенном тепла или участия. - это бритва моего отца, двенадцатого барона земо. нужно привести тебя в достойный вид, солдат.

опасное лезвие такое острое, что скользит по коже, травмируя только тонкий верхний слой, срезая жесткую щетину, и близко к голове, почти очищая ее от засохших корок язв, как и от грязных отросших патл. даже когда самолет бросает в воздушную яму, бритва не режет кожу - рука земо легкая, но твердая. это лучшее, что он может сделать сейчас, по прибытию на базу зимнего солдата будут долго обрабатывать химией, как обрабатывают вещь. скоблить, вычищать изнутри и снаружи, обрабатывать старые раны и шрамы. новые кожаные перчатки земо снимает и бросает в мусор, к срезанным волосам. садится на кресло, легко закидывая ногу на ногу и скрещивает ладони.

- ответь мне, солдат, мне действительно важно это знать. what makes you tick?
[icon]https://i.imgur.com/IX6ePVG.gif[/icon]

+2

10

земо дает простые установки: говори, когда тебя спрашивают и больше никогда, смотри, когда тебе разрешают и не переходи грань. зимний грань не переходит и поспешно опускает взгляд на лезвие ножа. кровь капает на пол, пачкает собой лезвие. зимний ведет взглядом дальше, останавливаясь на форме капитана и снова выходит из-под контроля. команды двигаться не поступало, но он делает шаг за шагом, взбирается на подиум и совершает немыслемое. то, что не позволил себе никто. свою одежду, пусть она и подлежит ликвидации, он не портит, но портит историю. белая звезда, символ чего-то большего, становится грязно красной. чужая жизнь останется здесь, рядом с местом поклонения, и капитан америка это никогда не забудет. не забудет свою великую ошибку, повлекшую за собой резню, бойню, которой и быть то не должно было. зимний не фанат бессмысленного насилия, понимает, что демонстрация была необходимой. и на деяние рук собой, на пол, залитый кровью смотрит без эмоций, но взгляд его точно светлеет, когда он смотрит на звезду. кровь на белом, кровь на великом - посмотри куда привели тебя твои же наивные мечты.

звезда - это символ. символ могилы баки барнса. а зимнему самое время возвращаться домой.

лаборатории пирса вспоминаются ему смутно, без особого восторга. слишком часто он пользовался другими методами, методами, что даже зимнему не нравились. земо вкладывает в эти слова совсем непонятный смысл, и зимний невольно задается простым вопросом - что он называет домом? у него была криогенная камера, да тюремная камера. когда он выходил из-под контроля, когда страйк ценной жизней набрасывался гурьбой и подавлял, пирс закрывал его там. в просторном помещении, где было куда биться. на железной двери до сих пор остались вмятины от удара бионической рукой. солдат пытался вынести дверь, как животное чувствовал запах страха людей за дверью. они тоже задавались вопросом, немного другим: что будет, если металл не выдержит и безконтрольная сила выберется на волю? люди рядом с ним всегда переживали в первую очередь за свои жизни. от земо этого зимний не чувствует. он ничего не чувствует, кроме леденящего спокойствия. в земо есть уверенность, что солдат на него не кинется и это чистая правда.

на дело рук своих зимний кидает еще один взгляд, будучи уверенным, что точно останется в его памяти. он идет за бароном добровольно. шаг в шаг, держась чуть позади, но нависая незримой угрозой для каждого, кто сделает что-то не так. с людьми у зимнего разговор короткий, с ясным исходом. на его шее затягивается плотнее новый ошейник, из той же кожи, что сделаны перчатки барона. он не давит, не душит, просто ощутимо сидит на шее, перекрывая любое своеволие. свобода воли - худшее, что может быть отдано жертвам долгой дрессировки. поэтому бойцовских собак убивают, когда они становятся непригодными для своей цели. зимний держится рядом, но на почтительном расстоянии. он не внедряется в личное пространство земо - ему это не понравится, - не дышит ему в затылок. аккуратно. так, как пирс никогда не умел, всегда провоцируя зимнего неприятно близким нахождением.

зимний приучается интуитивно, не смотрит, не говорит, не спорит. и поднимаясь по трапу самолета ни разу не сомневается. по большому муравейнику он скучать не будет. этот город, эта страна - он не чувствует ничего к этому. америка страна прогрессивных придурков, они пытаются казаться лучшими, толерантными, правильными.  подают другим пример и этот пример люди сжирают вместо завтрака, обеда и ужина. только умеющие видеть знают насколько гнила здесь система. зимний занимает кресло, поворачивается к иллюминатору. и ждет. а пока ждет наблюдает за тем как остается в прошлом все то, чему здесь его учили, для чего использовали. завтра утром все новости будут трубить о жестоком массовом убийстве, виновника которого уже не будет в этой стране.

барон подает свой голос значительно позже. солдат реагирует, поворачивает голову, наблюдая тяжелым взглядом за равномерными движениями, прислушиваясь к легко понимаемой речи. земо даже дышит как-то иначе, словно под музыку, старинный марш. он совершенно другой человек, каких зимний давно уже не видел, и повторно он уже склоняет голову без голосового кода. от намордника он отвык, он вызывает легкий дискомфорт. зимний щелкает зубами, ведет головой из стороны в сторону, но лучше не становится. дискомфорт зимний проглатывает вместо завтрака, и замирает. позволяет земо о себе позаботится. волосы и правда слишком отросли, растительность на лице многим хуже. а барон обращается с бритвой так, словно дирижер, управляющий целым аркестром. его ничего не отвлекает. зимнему остается только наблюдать в тишине за руками, не несущими ему вред. и, черт бы побрал, это его подкупает. отношение земо его заманивает в какую-то яму, из которой нет выхода (искать его никто и не будет).

когда барон заканчивает, зимний все еще не двигается, чувствует себя значительно легче. ему этого ощущения вполне достаточно, чтобы расслабиться, и снова отвести взгляд. спрятать его подальше. закрыться до прибытия. хороший план, да невыполнимый.

- контроль. - ответ быстрый и правдивый, скрывать зимнему нечего - от хозяина ничего не скрывают, это путь в никуда. - без контроля все не то.

зимний не смотрит, но представляет. в этот момент земо показательно спокоен, он будто бы говорит о выборе завтрака или любой будничной вещи. он собирает информацию, решает, что с ней сделать, как применить на практике. и зимнему, если честно, вообще нет до этого дела. он дожидается приземления, расслабляется - путь домой доставляет ему удовольствие не только компанией. его ждет что-то другое. дома теперь будет иначе.[icon]https://64.media.tumblr.com/07c7543c96910dbec605fbf213f722fb/tumblr_ncc4le80k81tmbu1fo1_500.gif[/icon]

+2

11

после постоянного, в брезгливой осторожной необходимости, ношения перчаток собственные руки кажутся земо чужими - будто протезы, вставленные в обрубленные запястья. он расцепляет крепкий замок из суставов и костей, обтянутых бледной кожей, ребром ладони разрезает воздух, показывая: ответ принят. делает короткий знак младшему офицеру гидры, сопровождающему самолет, чтобы тот принес новую пару перчаток в дорогом картоне коробки. не было правильного или неправильного ответа, это не пойдет в личное дело особой отметкой, барон позволяет себе небольшое отступление от строгости собственных протоколов, предписывающих избегать любого личного контракта с подопытными объектами (в качестве поощрения всегда используется что-то другое, в зависимости от самого объекта - земо не занимается армией из промытых мозгов, не работает на конвейерное производство солдат, он предпочитает уникальных (зимний солдат) или высокомотивированных (брок рамлоу)). он медленно надевает перчатки, абсолютно новая кожа сидит вторым слоем поверх собственной, чуть поскрипывает, когда земо сжимает кулак и терпеливо поправляет:

- "контроль, барон". - он никогда не испытывал особой привязанности к своим подопечным, больше запоминая их по номерам личных дел и особенностям (тех, кто сходил с ума и был ликвидирован, тех, кто после пытки громкими звуками разбивал себе лицо и пытался через скулы добраться пальцами до ушных раковин, чтобы их раздавить, тех, кто отказывался после ночи на первой стадии и кому перекрывался кислород - эти не были достойны даже номеров, переходили в категорию биологических отходов, которые каждый день генерировала база, перерабатывая слабую органику в печах крематорией заковии) и немногие удостаивались возможности вести с земо почти светский разговор. офицер приносит последние расшифровки (оскверненный мемориал обнаружили раньше, чем предполагалось), медицинские выписки текущего состояния брока рамлоу, отчеты всех отделов базы, которые к возвращению своего командира вытягивали из себя жилы, демонстрировали результаты или признавались в своей некомпетентности. - контроль, солдат, это основа твоей будущей программы. мои советские коллеги считали, что в фундамент следует заложить подчинение. когда подчинения стало недостаточно, они стали использовали криосон, чтобы в нем заморозить то, что они не могли контролировать.

теперь земо едва смотрит на солдата, просматривая новые данные и делая необходимые пометки черной перьевой ручкой. дает немедленные распоряжения о переводе в рамлоу в экспериментальный медицинский отдел. земо говорит без особого интереса, просто вежливо поддерживая текущий разговор, почти растерянно, задумываясь и хмурясь. они переговариваются с офицером - чьи напряженные плечи выдавали ежесекундную готовность выхватить оружие и начать стрелять в случае угрозы, - и земо смотрит в одну точку, в исключительное узорное сочленение металла в локте солдата. искусная работа, даже не смотря на ограниченные ресурсы того времени. нужно заменить. в зимнем солдате нужно заменить многое, чтобы он начал функционировать нормально - барон с интересом думает о других металлических частях в модифицированной плоти, о том, чтобы вырезать из него человека по куску, заменив чем-то более совершенным. думает почему-то о нагноении и черной гангрене отмерших конечностей, об ампутациях и чистоте операционных.

- у меня нет ни малейшего желания повторять чужие ошибки, солдат. и я буду контролировать даже твое дыхание, если потребуется. ты можешь снова надеть маску.

(тратит взгляд над бумагами, вопросительно приподнимает бровь, ждет, пока плохо слушающиеся, выступающие в судороге челюсти выпустят сквозь зубы покорное: "да, барон")

старинные красоты нова града быстро сменяются диковатой заковианской природой, на неосвещенных дорогах только свет фар машин, двигающихся в строгом конвое. они спускаются под землю под скрипучую песню металла, и его новый дом приветствует зимнего солдата настороженной тишиной и короткими сигналами раций. гидра во многих подобных местах вырыла ходы и обшила их металлом, спрятала своих детей от взгляда спутников и не позволила себе выглядывать на поверхность даже сторожевыми башнями. несокрушимый бастион, одна из самых плохих и бедно оборудованных баз, но барон чувствовал себя здесь, как дома (вспоминать о доме в германии это слабость, он навсегда опустел без хайке и гельмут туда никогда не возвращался) - своим домом он щедро делится с солдатом, на грани сознания думая, что если тот позволит себе сорваться, он снова применит записи полковника и заставит его биться головой о металлические стены до тех пор, пока земо не решит, что достаточно.

барон отдает целые цепи последовательных приказов, ожидая их выполнения в точности, ожидая через несколько часов хирургической чистоты от этого тела, обработанного изнутри и снаружи, промытого, вычищенного (ожидает целые батальоны пробирок с образцами крови, точные измерения всех параметров, он хочет знать все от размера ступни до состояния зубов), напоминает дежурно: подготовьте камеру ноль, подготовьте катетеры и зонты, снимает перчатки и бросает их зимнему солдату небрежно. он передает его в руки его новой семьи, таких же безликих, скрытых под медицинскими щитками и масками, которые будут касаться тела резиновым вороньем рук, которые не позволят себе слов, которые сожгут его старую одежду, которые заберут его протез, оставив мягкую незащищенную культю, но к моменту, когда солдата нужно уложить спать, земо возвращается. от его волос пахнет горячей сладкой гарью сожженной кожи.

- ты просил о контроле. эта камера специально спроектирована для тебя и усилена для тебя. я буду получать отчет о твоем состоянии каждый час. я буду решать, когда тебе можно спать, когда и что ты будешь есть, когда разрешено будет встать. - земо отступает, позволяя другим закрепить в нужном положении его тело, в правильных пазах гидравлического пресса, сменить один намордник на другой (участившиеся шумное дыхание как награда за все старания, за все усилия барона - вместо благодарности, земо ее принимает) - я дам тебе некоторое время на отдых, а после мы приступим. нам предстоит огромная работа во славу гидры. с возвращением домой, солдат. выключить свет. включить протокол безопасности для объекта зимний солдат.

гидра празднует твое возвращение на родину.

[icon]https://i.imgur.com/IX6ePVG.gif[/icon]

+1


Вы здесь » rave! [ depressover ] » завершённые эпизоды » ready to comply


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно