не обманывайся, ты легко заменим - правда, от которой хотелось избавиться, стереть с границы сознания, не возвращаться к мысли, что гидра легко переработает, перемолет кости и на освободившееся место поставит кого-то нового, кого-то, кто им соответствует. вечный двигатель на то и вечный, что работает постоянно, разве что заменяет испорченные механизмы, что никак не влияет на работу. зимнему хотелось верить, что с ним так не поступят, что он нужен, что не просто так на него тратили столько времени и ресурсов. барон приручает, чешет за ухом, как ленивого кота в хорошем расположении духа, а в плохом - туго натягивает поводок и на коже отпечатывается борозда от ошейника. барон тратит на него кучу времени, методично слепляя из сломанного что-то новое, заменяя горящие эмоции на холодный расчет, вопиющую жестокость на последовательные действия. барон ставит его мозги на место, никогда не напоминая солдату о его настоящем имени и смотрит безжизнными глазами - для него зимний солдат кто угодно, но не человек, и он тоже оказывается легко заменим. по левое плечо от барона теперь джон уокер, улыбается дерзко, нагло, и в нем еще есть что-то живое, настоящее, в то время как солдат в принципе вообще оказывается мертвым на пять гребаных лет. мстительские разборки стирают его с лица земли, оставляя свежей могилой в чьей-то памяти, стопкой аккуратных отчетов на краю стола гельмута земо и ужасом, что наконец оставил этот мир в покое. мстители проебались крупно, развеявшись пылью, и все это - их вина. его ненужность еще одно последствие и на фоне общего хаоса она ничего не значит.

лучше бы он и правда умер. пять лет назад зимний солдат признан мертвым, проект закрыт, его приходится заменить. джон уокер ни разу не похож на солдата, как луна и солнце координально разные, но для гельмута это ничего не значит. он справился с рамлоу, с зимним, уокер лишь новая игрушка, которую нужно приручить к послушанию и у него получается. всегда получается. зимнего это не удивляет, но бьет неожиданно сильно, лишает привычного равновесия. чувство ненужности холодит затылок, внутренний голос глумливо интересуется, мол, а чего ты ожидал, вечного ожидания? солдат в первую очередь лишь пушечное мясо, не человек. в отсутствие солдата гидра на месте не стояла, она набирала силы, расширяла влияние, набирала новые кадры. гидра с каждым днем становилась все сильнее, условия для этого были благоприятные - этот жалкий мир ничем не мог ему помешать. остатки мстителей можно было приплохнуть за раз - почему они это не сделали зимний не спрашивает. у него нет вопросов. только бессильная ярость, растущая с каждым днем. солдат возвращается на родину, где его не ждут.

хаос, охвативший европу в день возвращения всех развеянных - лишь малая часть того ужаса, что наполняет весь мир. возвращение вскрывает старые раны, проходится острым лезвием по шрамам, пуская кровь, воспоминания нокаутируют точным выстрелом в голову. люди теряются, люди в ужасе, людей охватывает хаос. те, что построили новую жизнь на пепле, теряются. те, что вернулись в никуда, прыгают с высоток. солдат видел и счастливые пары, воссоединившиеся в радости, и родителей, тесно прижимающих к себе детей, и третье, и четвертое, но не все так радужно. вернувшаяся к мертвым родителям девочка совершает суицид на его глазах, брошенная жена убивает мужа с его новой избранницей. люди сами себе чума, они вернулись в этот мир с одной целью - разрушить созданное. и теперь не будет никаких щелчков, живите как хотите. солдат не знает как. он замирает среди этого хаоса брошенной псиной и не знает вернуться ли домой или пропасть с радаров. его будут искать, разумеется, попытаются. только в этот раз он бы не вернулся туда, где его точно поймают. домой он возвращается неохотно, охваченный горько обидой, злобой и желанием стереть джона уокера в порошок. ревность тут совсем неуместна, ей поддаваться человечно и глупо. здравый ум говорит забыть, желание вернуть свое место затыкает его раньше, чем слова успокоения прозвучат в голове.

возвращение домой, солдат. в принимающую холодными объятьми германию, едва ли пострадавшую от нового кризиса. власть быстро берет все под контроль, регулирует каждый миллиметр свой территории и устанавливает порядок. жертвы минимальны. люди работают не покладая рук и приводят все в состояние шаткого покоя, с каждым днем укрепляя его все сильнее. пересекая границу, зимнему кажется, что он попадает в другой мир. на улице нет демонстрантов, акций протеста, ужаса. все чисто, все спокойно. в аэропорту его встречают с вежливой улыбкой, поздравляют с возвращением на родину, вежливо интересуются нужна ли помощь психолога, чтобы адаптироваться к новому миру. солдат улыбается ярко, вежливо, играет роль счастливого жителя и играет так хорошо, что даже сам верит в это. на секунду отвлекается от тяжелых мыслей, на маленькую секунду позволяет себе отдохнуть.

дом такое красивое слово, но это не строение из нескольких стен и крыши, даже не страна.
дом для солдата это человек, который приютил кого-то другого.

вопреки ожиданиям он не приползает к барону уставшей псиной, не падает ниц у высоких заборов. солдат меняет гражданскую форму на амуницию, крепко закрепляет намордник, становится собой снова и не просит приглашений. он врывается без стука, перепугивает до чертей охрану. видавшие жизнь вояки делают шаг назад, громко переговариваются по рации, поднимают оружие - держать зимнего на мушке спокойнее, пусть это даже его не останавливает. на территории барона кристально чисто и улочки хочется затопить кровью. новенькие щедро приносят себя в качестве жертв. зимний не рисуется, не играет, просто проверяет рефлексы, стал ли он хуже, чем пять лет назад. тело в его хватке судорожно бьется, пытается найти выход из захвата - новеньким не говорили не лезть, куда не надо? бионическая рука стискивает волосы на затылке в кулак и тянет, открывая шею - острие ножа проходится по сонной артерии как по маслу. зимний ждет, пока судороги утихнут, пока солдаты, точно псы, услышавшие команду, отойдут в сторону, пропуская его к особняку. и идет дальше, неся тело за собой. кровавый след тянется за ним.

к ногам земо зимний кидает намордник. он не приветствует, ничего не говорит, лишь смотрит дерзко в глаза, игнорируя привычные команды. мертвый солдат падает на пол, как мешок с картошкой и не подает признаков жизни. зимний ведет плечами, морщится от прянного запаха. здесь светло и чисто, здесь есть дети, здесь есть земо. но именно его присутствие так сильно сейчас раздражает.[icon]https://data.whicdn.com/images/354342528/original.gif[/icon]

[icon]https://data.whicdn.com/images/354342528/original.gif[/icon]солдат много чего себе представлял по пути домой: пыточную в антураже средневековья под раскошным замком, ржавые цепи и кандалы, запах сырости, гниения и затхлости, запертых в камерах смертников, ампутированные конечности, зашитые глаза, рты (аккуратными швами, так, словно к этому была приложена рука опытного хирурга) или же стерильно чистую лабораторию, пищание работающих приборов, люди, под проводами и капельницами похожие на себя самих лишь тусклой тенью, между коек которых серыми кардиналами ходят ученые в белых халатах. он не удивился бы концлагерю, газовым камерам, электрическим стульям и висельницам, палачу в черной маске и опасно блестящему остротой занесенному топору. земо походит - нет, является, - тем человеком, для которого это вписывается в рамки нормальности, потому что сам он в них не вписывается. пять лет для зимнего пронеслись мгновением, но для него это были долгие дни, и все они были наполнены работой, воссозданием великого из пепла, дрессировкам, играм с другими лидерами. земо времени зря не терял и теперь солдат видит что-то, что явно ускользает от его понимания.

земо мрачный гений, наблюдающий со стороны за падением и становлением империй. не пачкает руки, надежно укрытых под кожей перчаток. не теряет самообладания, как бы сильно в него не били. земо такой - ребенок не укладывается в этот образ совсем.

земо называет ее эльзой  - зимний хмурится, сжимает и разжимает кулаки, еще помнящие насколько легко переломить хрупкие детские кости. на полу отпечатки кровавых следов, оставленных маленькой ступней, выглядят действительно страшно, и что-то вроде укола совести настойчиво вводит раздражение в лобную долю. этот подарок для земо, не для его людей, не для джона уокера и уж точно не для маленькой девочки, которой здесь по расчетам солдата быть вообще не должно. только для него одного свидетельство о возвращнии в то место, где его не ждут, в замок, хранящий секреты. и секрет оказывается непредсказуем. дети у гельмута земо? картина настолько сюрреалистическая, будто из другого мира, раскрывающая хозяина с другой стороны, с которой еще его не приходилось видеть. как к этому относится зимний понятия не имеет, безучастно рассматривает девочку - она похожа на вдов из красной комнаты, точно так же смотрит с любопытством, без намека на страх, и отличается от них так же - в хрупком теле нет и намека на скрытую силу, она правда только ребенок? не оружие? не чудовище?

правда в том, что единственное чудовище в комнате - зимний солдат. только чудовищами пугают маленьких девочек перед сном, а не рассказывают про них сказки.

земо говорит: детей. не ребенка своим поздним визитом солдат разбудил, а детей, их много. самая смелая, едва продрав глаза, пришла посмотреть на ночного гостя. все картины, которые можно было представить о судьбе гельмута, разбиваются об образ маленького ребенка и того ласкового обращения к ней, сотрясающего воздух. солдат встряхивает головой, не понимая - наигранная ли это сцена, проверяют его или что вообще происходит? что земо хочет ему показать или что хочет, чтобы он сделал? не понимает вообще ничего, но даже слово вставить свое не может. он смотрит на эльзу, на гельмута, отдающего первый приказ за пять лет. он может послать его прямо сейчас и понести за это наказание, но

- прошу прощения, барон, - солдат склоняет голову, едва на колени не встает лишь бы избавиться от столь неприятного чувства, клещами вырывающим из горла эти слова. - я все сделаю как вы прикажите.

эльза шагает к нему первая, оставляя эти гребаные следы крови на полу (зимний некстати вспоминает первую встречу с земо в музее, руку на шее того ребенка, платьице в брызгах крови) и тянет его за руку на выход. мертвый металл аккуратно сжимает ее ладонь, так, чтобы не навредить, позволяет себя увести от хозяина. зимний не оборачивается, знает, что тело так и останется на месте, а во взгляде гельмута не будет и намека на одобрения такого вечера, скорее только усталость и раздражение от детского бунта в исполнении его же науськиного щенка. их встреча должна была состояться в любом случае, чудовище всегда возвращается домой к своему мастеру, но при лучшем раскладе вещей она была бы не такой. и может быть ждал бы концлагерь, а не девчушка с довольной улыбкой на чистом лице.

- стой. - перед детской комнатой он останавливается, не позволяет ей идти спать, и интуитивно шагает чуть дальше, там, где по его логике и должна находится ванная комната. первый раз ошибается, второй эльза сама ведет его к двери, за которой сверкает новой сантехникой уборная. земо вложил в замок кучу денег, сделал все в лучшем виде, чтобы было комфортно ему и его новым детям. барон - не просто титул, взятый с воздуха ради помпезности псевдонима. этот дом зимнему нравится базы в зоковии.

солдат оставляет эльзу стоять на мягком ворсе ковра, цыкает, когда она делает шаг вперед на керамический пол - не надо, еще ноги застудишь. улыбка на ее лице почти солнечная, ослепляет бьющими лучами с неба, и он спешит отвернутся, открывая краны. чудовища не любят яркий свет, он может стереть их с лица земли, оставив лишь загадочную тень там, где когда-то лежало их тело. зимнему неуютно и быстрее хочется закончить это дело. 

- ты сердишься на барона? - тоненький голос эльзы едва получается расслышать за бьющей ключом из крана водой. пытливый юный взор пробивает льдом, говорит сам за себя, что без ответа девочка в любом случае не уснет - у него приказ уложить их всех на эту ночь, его дела с земо не ограничутся быстрым разговором.

зимний убеждается, что вода теплая и только тогда позволяет ей подойти. поднимает как пушинку, усаживая на бортик ванной, ноги опуская в горячую воду. шикает, когда она тянется руками вниз, рискуя замочить ночную рубашку, и сам берет в руки мыло. когда-то джеймс барнс купал свою сестру, ребекку, грязь полностью пытался вытравить с ее кожи, пусть тогда и воду нельзя было назвать чистой и теплой. ему это дело не в новинку, отдает какой-то приятной ностальгией. у эльзы красивые ступни и мягкая кожа, почти как - хватит.

- нет, - наконец отвечает солдат, не поднимая головы - пальцы эльзы нежно перебирают пряди, тянут в приступе детского любопытства. - я просто не знаю как выразить свои настоящие чувства.

это действительно дикая картина: солдат моет ноги маленькой девочки, тщательно, пока вода не становится кристально чистой и только тогда выключает воду. эльзе он вставать больше не позволяет, и в спальню заносит на руках, стараясь не обращать внимания насколько крепко обвились ее руки вокруг его шеи - как кольца маленького питона. дети замирают в его присутствии, молчат секунды-две, после чего поднимается гул. она довольная смотрит на них сверху вниз, довольная своим положением, тем, что солдат из сказок уделяет ей внимания куда больше, чем им всех, и эта детская радость почему-то греет ему сердце, которого давно уже нет. в свободную кровать зимний укладывает эльзу, взглядом прослеживает как остальные, следуя ее примеру, тоже забираются под одеяла и выжидающе смотрят на него. их больше десяти, замечает солдат, и земо о них заботится.

- барон пожелал вам всем хороших снов и настоятельно просит больше не выходить из комнаты, - солдат в голос вкладывает всю доступную ему мягкость, поправляет машинально край одеяла эльзы и заговорчески понижает свой голос. - послушайтесь и завтра я расскажу вам свою сказку.

он не говорит: если барон позволит.
но знает, что такое подействует лучше угроз, что они послушаются его из любопытства и будут ждать следующей ночи, а эту подарят зимнему.
он выключает им свет, желает спокойной ночи и возвращается к земо, в этот раз закрывая за собой дверь, больше не желая новых свидетелей.

зимний задумчиво осматривает труп, пока земо занят ноутбуком и едва ли обращает на него внимание. солдат тоже молод, едва только поступил на службу и вряд ли знал, что такое настоящая война. таким только в охране и работать, тратить свои жалкие жизни на защиту объектов, периметров, пока не придет кто-то вроде солдата и не оборвет их жалкое существование. так даже лучше, что долго не пришлось стоять на одном месте. это прогресс. а то, что обещает ему земо в следующий момент - издевательство.

- ты меня как шавку отдаешь другому? - зимний сам не замечает, как повышает голос, как он приобретает агрессивно-холодные нотки, делает тяжелый шаг вперед.

поверить в это - все равно как облить себя кислотой, сесть в горящую машину, облитый бензином. в зимнем вспыхивает не гнев, а животное бешенство, которое он контролировать умеет, но в данный момент совершенно не хочет. земо натренировал себе уокера, земо собрал себе детей, замок восстановил, черт знает что еще сделал и зимний ему больше в этой жизни не нужен. можно вынести на свалку истории или передать другому, которому он горло разорвет раньше, чем прозвучит приказ.

- мое желание? - ядовито замечает солдат, в пальцах опасливо блестит сталь ножа прежде, чем покинуть их, вонзится предупреждением прямо в центр стола. - вы понятия не имеете, чего я действительно желаю, барон.

и вряд ли когда-нибудь поймете.
уважительным обращением зимний чуть не давится.

Отредактировано James Barnes (2021-04-27 12:46:57)

[icon]https://data.whicdn.com/images/354342528/original.gif[/icon]земо показывает свое разочарование. зимний чувствует это, фиксирует пытливым взглядом проскользнувшее раздражение на его лице, отзеркаливает гневной гримассой. сжимает зубы до боли, ожидая вердикта, его слов, зная, что ему это не понравится, как не понравились и пять лет отсутствия, и все то, что он узнал по возвращению. его горе по сравнению с горем миллиардов не имеет и смысла, но дела до других ему нет, как и желания разбираться. своя проблема куда существеннее, когда смотришь ей прямо в глаза. ему удается вывести земо из себя, на недолгое мгновение, которого достаточно, чтобы понять, что все изменилось. сильнее, чем описывалось и доносилось третьеми лицами. тут все совершенно другое. и зимнему это не нравится.

гнев пылает внутри солдата диким костром. из-за одной маленькой искорки разгорается пожар, съедающий акры дикого леса, не щадя никакую жизнь на своем пути, будь то растение, животное или человек, как и зимний солдат ступает тяжело и разрушительно, отмахиваясь от слов, обещаний и угроз. гнев всегда направлен на кого-то другого, на наивность и стремления стива роджерса, на остроту и надменность черной вдовы, на гребанное существование джона уокера, но никогда - на земо. солдат к его рукам всегда ластится, смотрит преданно и любую угрозу перехватывает раньше, чем она коснется плаща барона. зимний натренирован до идеала, улавливает приказ раньше, чем он прозвучит в воздухе, читает по мимике, движению тела и кидается бешеным псом. в земо весь смысл, земо приручает и привязывает к себе так крепко, как никогда бы не смог даже александр пирс. и сейчас он отмахивается, бьет солдата в самое уязвимое место, не скрытое броней, незащищенное, предательски открытое, направляя весь гнев на себя. установки в голове солдата со скрипом ломаются, но главная стоит крепче вакандского вибраниума: делай, что хочешь, но никогда не думай и краем своего сознания причинить хозяину вред.

зимнему проще руку себе отрубить, чем поднять ее на земо.

он может разрывать других на части, выпускать уже в обмякшее тело полную обойму, превращая то, что было человеком - в пулевую мишень. отбирать жизни и причинять боль всем, на кого укажет палец барона, ему же - никогда. он противится этому, не воспринимает и если бы даже ему дал кто-то приказ, то ослушался бы. солдат приучен прочно, как собака своим кинологом. и даже безудержный гнев душится им раньше, чем появится такая идея. солдат ищет выход, способ и не находит никаких других, кроме одного. из набедренной кобуры он достает пистолет, надежный Glock 17, всегда удобный в действии, пусть и устаревший. сегодня жизнь зависит не от рук солдата.

когда-то зимний солдат вложил свою жизнь в руки барона, отдался просто, без боя, просто почувствовав от него то, что в мелких количествах получал от пирса. добровольно пошел следом, в его честь устроил массовое убийство в месте, где невинные читают молитвы стивену роджерсу. прошел изоляцию, унижения и дрессировку, потому что чувствовал в нем важное, нужное. не жалел и минуты, даже когда вспомнил все, принял баки барнса как свое прошлое, научился жить с его тоскливым голосом внутри своего черепа. зимний солдат возвел в своей голове барона к лику святых, к образу того, кому нужно подчиняться. к нему всегда с преданностью, отсутствием сторонней мысли. перед земо можно упасть на колени и вылизывать его идеальные ботинки языком. только к земо, больше ни к кому. он сам написал новые коды, своей же рукой, гласящие одну простую истину: зимний солдат подчиняется только барону земо и никому другому. так как же служить другому, если никакие рамки его больше не сдержат?

зимний вспылил, пришел без уважения, с гневом, с претензией. с каждым новым именем, слетающим с губ барона, он становится мрачнее, но спокойнее, напряженные мышцы расслабляются, лицо приобретает спокойное, отстраненное выражение. принимает его правду (на стол как и плевал, так и плюет), новые правила в новом мире. не ущемляется, не пугается, ничего не сравниться с болью от того, что его выкидывают на свалку, как надоевшую игрушку. у земо есть новые, может даже лучше, может хуже - его дело. дело уже солдата отказаться от приказа, первый раз послать указания земо нахуй, но на своих условиях.

- я не единственный. - покорно повторяет солдат, признает эту правду и не чувствует по этому поводу ровным счетом ничего. снимает с предохранителя, ласково оглаживая ствол пистолета, взгляд так и не поднимает. - время идет вперед, люди умнеют. они восстановят сыворотку по деталям, смогут создать свою армию суперсолдатов, развяжут войну - я не глуп, барон, я знаю, что такое возможно, дело совсем не в этом, а в вас.

каждый мастер своего дела оружие создает по своей руке. чем удобнее, тем лучше. чем проще, тем больше жизней заберет. в этом ценность оружия. солдат всегда выбирает то, что знает лучше, упрощает себе этим жизнь, другим страдания сводя на минимум. земо в своем роде тоже мастер, воссоздавший оружие по своим чертежам, вложив в его голову не только преданность, но и свободу мысли. он собирался вырвать солдату язык, собирался избавиться от ненужных деталей, не сделал это - по какой причине особо не важно. все то, что являет собой зимний солдат - его детище, его замысел, может где-то не так хорош, как задумывался изначально, и его.

- в моей голове особые установки, барон, ваши, - на последнем делает ударение, медленно обходя стол, каждый тяжелый шаг оседает глухим стуком в ушах. - они держат меня под контролем одного человека.

зимний останавливается слишком близко, дышит буквально в лицо, вглядыватся пристально, сам не понимая чего хочет - прочитать что там на уме или запомнить его таким, домашним, а не рабочим человеком. тянет мгновение, пока вкладывает в руки гельмута заряженный пистолет и делает маленький шаг назад. он никогда не смотрел на барона так, словно действительно ждет чего-то особенного. разводит руками, зачесывает ладонью волосы назад, открывая бледное лицо.

- я не пойду на поводу других, во мне нет стремления быть продолжением чужой руки, только вашей. я подчиняюсь только барону, больше никому. хотите решить этот вопрос быстро - стреляйте прямо сюда. -  зимний пальцем тычет себе прямо промеж глаз, а после добавляет нейтрально: - может, из моей крови тогда выведут сыворотку и вы создадите армию, которой вы достойны.

считается ли наградой за службу пуля в лоб? зимний солдат помнит историю, помнит как своим же стреляли в спину, уличив только в одной маленькой ошибке, грозящей стать катострофой, как своих благодарили, отправляя на каторгу или же лицом ставили к стене, прижимая ствол пистолета к затылку. зимний с уверенностью себе говорит - считается. это лучше, чем прийти под руку нового хозяина, позволить ему гладить себя против шерсти, приказами проходится раздражением по нервам. зимний солдат не любит людей - это он понял еще тогда, болтаясь призраком про бруклину, не зная куда себя деть после смерти пирса. он смотрел на счастливые семьи, одиноких и брошенных калек, эмоционально и физически сломанных людей. даже зашел в приют для ветеранов, где увидел самую жалкую картинку на свете - их наградой стала тюрьма, маленькая больничная палата и безразличные лица врачей. не ненависть тогда он испытал, острое чувство непринятия, осознание, что все годы на бессмысленной войне не стоили ровным счетом ничего. они все еще благодарят их за прошлое - но слова остаются словами, а ветераны продолжают страдать.

гельмута за человека солдат не считает, даже когда он проявляет слишком явно эмоции, отшвыривает от себя книгу, пытаясь прогнать его красноречивым жестом. как бы говорит: посмотри до чего ты меня довел своим упрямством! солдат смотрит, ловит эти моменты слабости, когда контроль отходит на второй план и является то, что годами сидит в тесной клетке. для других земо лишь человек, к пальцам которого приклеены нити, которые он тянет и марионетки встают в равный строй. солдат, уолкер, дети в круглой комнате на жестких кроватях. но даже в этот момент солдат видит нечто большее, не кожу и кости, не ясный ум, а то, чем считает земо. выше всего этого. важнее всего существенного. он возводит его к лику тех, кого всуе поминать грешно и думает, что да, это достойное завершение долгого пути. если он решится нажать на курок и пустить пулю в лоб - он будет только благодарен за то, что это был гельмут.

тяжело опускаясь на колени, он смотрит вверх, нарушает лишь одно из правил. смерти надо смотреть в лицо, чувствовать ее холодное дыхание, оседающее на губах льдом, ждать наконец освобождения. кто-то говорил, что смерть лишь новое начало, что там за пределами жизни есть что-то другое. зимний солдат не верит в рай и ад, в частилище, не верит ничему. знает, что как только прозвучит выстрел и он упадет замертво, там не будет ничего. только вечная темнота, забытие, пока ученые методично пытаются вывести из его крови сыворотку. другие времена, другие технологии - что-то у них точно получится и тогда даже эта жертва обретет смысл. готов ли был умереть солдат ради гидры? скорее нет, чем да, все-таки какие-то человеческие установки имели место быть в его голове (даже позволил капитану америке спасти себя тогда). был ли готов солдат умереть ради земо? да. зная, что это поможет ему, спасет жизнь или принесет хоть что-то существенное - без лишних раздумий положит голову на плаху и сам собьет лезвие вниз. этого делать не приходится.

зимний выдает свое недоумение изломом бровей, немым вопросом в глазах. руку земо ведет в сторону слишком явно для его взора, он понимает к чему все идет до тех пор, как звучит оглушающий выстрел. он стреляет мимо, чуть выше, чуть левее. пуля проходт рядом, не причиняя никакого вреда, оглушает лишь громким звуком - наверняка охрана всполошилась, но не рискнула кинуться проверять, барон сам разберется, дети проснулись, но солдат был убедителен, больше никто им не помешает. земо делает свой выбор, солдату особо не понятный, позволяет ему дышать дальше. словно повинуясь невидимой руке, он шумно выдыхает, только сейчас заметив, что задержал дыхание в ожидании. то, что продлилось не больше минуты, для зимнего казалось вечностью, ожидание неизбежного. он ждал другого результата, но он никогда не решает за барона. все решения только его. и это солдат тоже принимает. это не повторится.

солдат поддается вперед, прижимается подбородком к коленям, закрывает глаза, принимая необходимую ласку. у земо холодные ладони, пахнут порохом и немного кожей. он перечисляет все грехи, совершенные в один день, вопиющую наглость списывает и все еще готов работать над проектом. солдат не двигается, слушает, наслаждается коротким контактом.

- останусь. - отвечает, пальцами вцепляется в подлокотники кресла, так и не решаясь подняться. на коленях барона спокойно, как в холодной могиле, и думать совсем не хочется. ничего вообще не хочется. какого мертвецу в комнате знать, что его убийцу сейчас так пощряют?

- тогда, пять лет назад, - солдат двигается ниже, лбом вжимаясь в его колени, почти растягиваясь у ног, пряча от пытливого взгляда свое лицо. приказа не было, но солдат идет на поводу у своего желания рассказать, поделиться тем, что было, когда он ушел и вернулся лишь спустя лет. - я чувствовал лишь скорбь и ярость. я так и не выполнил ваш приказ, моя миссия провалена. вернувшись, я был так опустошен тем, что мой последний подарок вам - провал.

зимнему стыдно. от того, что тогда он принес только разочарования, от своего гнева, от того, что довел гельмута до проявления эмоций. за все. и он не знает как попросить прощения. поплакал бы, но машины не плачут. они лишь требуют нового улучшения.[icon]https://data.whicdn.com/images/354342528/original.gif[/icon]