— Вот, восемьдесят оренов, как и договаривались.

— Мы договаривались на сто пятьдесят.

— Но ты принесла только голову, а я просил принести его всего.

— К сожалению, это оказалось невозможно. Грайвер застрял в болоте.

— Это не мои проблемы, ведьмачка! Забирай восемьдесят или уходи! — Мужчина начинает напрягаться, его руки тянутся к рукоятке ножа. Эмма только закатывает глаза.

— Хорошо, — усмехается она, забирая у него мешочек с золотом. Вспоминает, что когда-то давно, около ста лет назад, за такой же промах кмета пострадала целая деревня. Ведьмак из школы кота перерезал всех и каждого только за то, что ему отказались платить за заказ. Но она — не тот ведьмак. И не монстр, какой её все считают. Реджина неоднократно доказывала ей это, и доказывает до сих пор. Потому она просто забирает сильно сниженную платку и вспрыгивает на коня.

Чёрный мерин с блестящей шёрсткой недовольно фыркает, и Эмма лишь гладит его по морде, сжимая поводья.

— Ну-ну, не ворчи, парень. Скоро уже вернёмся к твоей любимой королеве, — говорит она, пуская коня рысью, а затем и галопом — как только выбирается за пределы деревни. Её не было в замке почти месяц, и она уверена, что Реджина наверняка будет злиться и волноваться, поэтому торопиться добраться до него как можно скорее.

Она не рассчитывала, что путешествие окажется таким долгим. Но то, что она достала, определённо понравится Реджине. Она представляет, как вспыхнут её глаза, когда она только преподнесёт подарок, и прижимается к коню теснее; заставляя его скакать по лесам и полям так быстро, как он только может. Ей так хочется вернуться к ней в замок, вновь увидеть родные глаза и поцеловать родные губы. Ещё три года назад, кто бы мог подумать, она бы не торопилась во дворец столь сильно. Но теперь она тут и давно уже привыкла к этому. К их совместной жизни, к жизни при дворце, к редким путешествиям за монстрами и просто для души. Теперь это кажется ей таким правильным, будто всю свою жизнь ей не доставало именно этого.

Она подъезжает к замку, когда на улице уже вечереет и начинает идти дождь. Спрыгивает с коня чуть ли не на ходу, и велит конюху позаботиться о нём, а сама бежит в замок, взмывая по ступеням, едва ли не перепрыгивая их. Так что до покоев добирается в считанные минуты, не заходит к себе даже для того, чтобы переодеться и принять ванну, как делает обычно — только потому, что знает, как от неё несёт дорогой и долгой ходьбой по болотам и лесам.

— Реджина! — говорит она, распахнув дверь. Однако королева, вопреки ожиданиям, не кидается ей на шею и вообще выглядит так, словно только очнулась ото сна, хоть и сидит в кресле с книгой. — Что-то случилось? — медленно спрашивает Эмма, выпрямившись. Наверное, думает она, просто злится, что её не было так долго. Не сильно дольше, чем обычно, но всё-таки. — Я всё объясню. Я просто ездила в Махакам, чтобы сделать то самое ожерелье. Я заказала его у краснолюдов, и… это заняло больше времени. Клянусь, ничего больше.

— Не заметила? — Эмма хлопает глазами, а затем резко щурится, понимая, что что-то случилось. Ну не стала бы её Реджина говорить ей, что не заметила опоздания чуть ли не на неделю. Она внимательно оглядывает её с ног до головы, соображая. Может быть, её подменили? Но если это допплер, то он не стал бы прокалываться на такой очевидной и бросающейся в глаза детали. Королева пытается разыграть её? Но она никогда этим не славилась, да и зачем ей это? Эмма снова моргает, не понимая, что произошло. Возможно, Реджина пытается наказать её за опоздание холодностью и отстранённостью, думает она. Во всяком случае, это хотя бы имеет смысл.

— Эм… да, конечно. Если ты хочешь, — отвечает она, слегка склонив голову набок. — Точно ничего не случилось? Ты какая-то… Странная, — говорит она наконец, следуя за Реджиной в ванную и попутно пытаясь снять с себя грязную одежду. Она знает, что Реджина не любит обниматься, когда она заваливается вот так вот, после нескольких недель отсутствия и не приняв ванну. И всё же обычно она выглядит хотя бы счастливой, что Эмма вернулась. Интересуется, какой подарок она привезла на этот раз. А на этот раз он и вправду особенный, и воспроизвести то ожерелье оказалось сложной, почти непосильной задачей.

Но она решает отложить это на потом, сразу как узнает, в чём дело. Реджина выглядит так, будто собирается сообщить ей о чём-то непристойном, так что Эмма напрягается всем телом, ожидая явно неприятного разговора и гадая, что могло случиться за месяц. Может быть, она хочет, чтобы Эмма ушла из замка? Или появился новый глава стражи, который не хочет сотрудничать с выродком? Может быть, на неё надавили другие короли и совет, чтобы она избавилась от ведьмака при дворце? И теперь она хочет сообщить ей о каком-то плане… А быть может… Нет, о последнем Эмма не хочет даже думать. Она следует за Реджиной в ванну и останавливается возле воды, от которой идёт пар с пряным ароматом лаванды.

— Обещаю, что не буду злиться и ругаться. Реджина, ты же знаешь, что я поддержу любую твою идею, когда было иначе? — нервно улыбается она, позволяя королеве помочь ей со шнуровкой на рубашке. Сама она, по правде, слишком устала, чтобы этим заниматься. Несколько дней в пути и охота на чудовищ вымотали её, так что теперь ей просто хотелось отдохнуть и расслабиться в любимых объятиях. Но она не сможет сделать этого, пока Реджина не скажет, в чём дело.

Эмма аккуратно обнимает её в ответ, ведя пальцами по обнажённой талии. Прошло уже три года с момента, как они вместе, но она так до сих пор и не привыкла к великолепию её тела, удивляясь каждый раз, заворожённо глядя на её чувственную кожу и изящные изгибы. Ей по-прежнему хочется бесконечно касаться её, изучая каждый дюйм тела, хотя она и без того знает его наизусть. Расположение каждой родинки или небольшого шрама; знает, как сделать ей приятнее всего, — так, чтобы она кричала от наслаждения…

Эмма моргает, понимая, что сейчас явно не время для таких мыслей, и наконец скидывает рубашку, залезая в воду следом за королевой. Горячая влага приятно ласкает замёрзшую и успевшую загрубеть кожу. Пару раз она попадала под дождь по пути в замок, а прямо сейчас за окнами слышались раскаты грома, и потому горячая ванна с благовониями кажется особенно приятной. Зная, что она может провести время тут, рядом с Реджиной, пока за окном бушует непогода.

— Прости, — усмехается она. — Я так спешила к тебе, что не успела принять ванну… Так что это за идея, о которой ты хотела сказать? — Эмма приподнимает брови, игнорируя вопрос о самочувствии. Она буквально не может сосредоточиться ни на чём другом, гадая, что же такого придумала королева, что так долго тянет с этим и не хочет говорить. Её пугают такие перспективы, и сердце начинает биться быстрее. Она приподнимается на коленях и садится рядом с Реджиной, опуская ладонь на её щеку. — Всё в порядке, Реджина, ты можешь сказать мне, что угодно. Если ты думаешь, что меня можно чем-то удивить, то сильно ошибаешься.

Однажды, — думает Эмма, — это должно было произойти. Она догадывалась, что однажды Реджина захочет ребёнка. Догадывалась не потому, что так того требует трон и королевство, а потому что Реджина искренне любила детей. Эмма прекрасно знала, что когда-нибудь она захочет наследника, собственного сына, который однажды сменит её на троне. Или дочку, которая выйдет замуж на прекрасного принца, которые вместе смогут править этой страной. Однако Эмма не думала, что это случится столь скоро. И, по правде говоря, у неё до сих пор не было решения. Она понятия не имела, как сделать так, чтобы Реджина могла зачать ребёнка, не спя при этом с первым встречным мужчиной. Или, не дай бог, с каким-нибудь родственником по пятому колену.

— С-сына? — удивлённо выдыхает она, широко распахнув глаза. — Н-н-н-о… я… я не могу зачать тебе ребёнка. Знаю, я рассказывала тебе про сон, в котором я разбойница и зачала тебе ребёнка пальцами, но в реальной жизни это невозможно. Мои пальцы не волшебные! Наверное, даже с помощью магии нельзя… Хотя… Нужно будет обратиться за помощью к чародеям, может быть, они смогут что-нибудь сделать. Я слышала, что одна чародейка лечила королеву от бесплодия, может они и ребёнка наколдовать смогут, — принимается тараторить она, стараясь скрыть собственное смущение и стремительно краснеющие щёки.

Она не представляет себя в роли родителя, но хорошо представляет Реджину. Наверное, ей самой не нужны никакие навыки; она просто будет поддерживать Реджину и помогать ей, — настолько, насколько умеет. Не то чтобы она ладила с детьми. По правде сказать, большая часть детей шарахается от неё, как от чумной. А те, что не шарахаются, — просто её не любят. Собеседник из неё так себе, особенно для ребёнка. Однажды она осталась в доме на болотах, и старик попросил её посидеть с его дочкой. Девочке было лет десять, не больше. Она попыталась рассказать Эмме какую-то сказку, но та перебила её словами, что в жизни такого не бывает, а героя, скорее всего, по пути сожрал бы утопец или ещё кто похоже. Девочка почему-то страшно оскорбилась и больше с ней не разговаривала. И так происходило практическими со всеми детьми.

— О, да, конечно, готова в любой момент доказать тебе, что мои пальцы более чем волшебные… — бормочет Эмма, сбитая с толку этим разговором. Она всё ещё с трудом представляет себе, что они могут быть полноценной семьёй. То есть, она и так считает их семьёй. Странной, местами непонятной, а для многих даже невозможной, но, тем не менее, семьёй. Но не представляет себя частью семьи в традиционном понимании этого слова. С семейными ужинами, с детьми, с походами на пикник и многим другим. Она — ведьмачка, выращенная, чтобы убивать чудовищ, а не чтобы кого-то воспитывать. И раз Реджина спрашивает её мнения, значит, она хочет, чтобы Эмма тоже принимала участие в этом. Только вот Эмма совершенно не знает, как это делать. Даже не представляет.

И тот факт, что где-то в замке есть мальчик, которого королева готова взять к себе, сбивает её с толку окончательно.

— Но… — начинает она, поднимая испуганный взгляд на её глаза. — Я ведь… ведьмак. Меня даже кошки боятся, Реджина. Я не… я не знаю… я не умею, — бормочет она, опуская голову. — А если что-то пойдёт не так? Я знаю, что ты станешь хорошим родителем, но я? Это… сложно.

Она шумно выдыхает, начиная паниковать. Дети. В этом замке. Рядом с Реджиной. Ей определённо не нравится всё это. Не нравится, что это происходит слишком быстро, не нравится, что у неё нет времени привыкнуть к этой мысли и подготовиться к ней, не нравится, что кто-то будет отнимать внимание королевы.

— Я поддержу тебя и буду помогать тебе, — говорит она наконец, зная, что так оно и будет. Что бы Реджина ни решила — она обязательно поддержит её. Сделает всё, чтобы королеве было комфортно и хорошо. — А этот мальчик… Генри?.. Он… он уже здесь?

Мальчик из приюта, которого все обижают. Этому мальчику очень повезёт, думает Эмма, если Реджина решит приютить его, даже если и не в качестве собственного сына. Он останется здесь, сможет вырасти и стать хорошим бойцом, стражников или рыцарем. А, быть может, даже советником или приближённым королевы. Вот только Эмму уже раздражает, что этот мальчик слабый; тот, кто не может защитить себя, не может отстоять свою честь. Потерявший родителей на войне или от рук разбойников, он не сумел прижиться в это мире. Обычно таких мальчиков находили в канавах чародеи и забирали к себе на обучение. Иногда их забирали в Каэр Морхен или любой другой ведьмачий замок, однако они редко оставались в живых. Те, кто не могут за себя постоять, умирают раньше, чем добираются до испытания травами.

Но этот Генри, очевидно, особенный, раз сумел зацепить Реджину. Эмма понятия не имеет, чем может выделяться из толпы маленький человек, ещё даже не имеющий собственного мировоззрения, интересов или понятия, чем хочет заниматься в будущем; но она доверяет Реджине и её интуиции. Вот только сильно сомневается, что они справятся. Что справится сама Эмма. Ей всегда было слишком сложно с детьми.

— Я… — начинает она, но тут же замолкает, отворачивая голову. — Ты — это другое, — шепчет она. — А он ребёнок. Как можно объяснить ребёнку, что один из его родителей — женщина, и к тому же выродок? — Эмма поджимает губы, тяжело дыша. Паника накрывает её с головой. Она видит, как сильно этого хочет Реджина, и в каком-то смысле тоже заражается этим желанием. Но страх и неуверенность сильнее её. Может быть, не будь она ведьмаком, всё было бы гораздо проще. Она была бы обычной женщиной, которая может иметь детей, которая может завести семью, которая может дать что-то этому малышу.

Но всё это — лишь иллюзии и домыслы. В реальности она всё тот же выродок, которому не место в этом мире. И то, что она здесь — уже огромная удача и чудо. Она боится, что, позарившись на что-то больше — потеряет всё и сразу. Потеряет Реджину.

— Я знаю, что ты хочешь сына. И знала, что однажды ты… захочешь наследника. Но я не думала… что это случится так быстро. Реджина, я не могу отговаривать тебя, я знаю, что ты хочешь этого. Но из меня выйдет дерьмовый родитель, я совсем не умею обращаться с детьми, и… Обычно они вообще меня боятся. — Она шумно выдыхает, цепляется пальцами за её обнажённые плечи, ища в них поддержку и опору. — Если ты действительно хочешь этого, то я обещаю постараться…

Она снова поднимает голову, глядя ей в глаза. Видит там такой же страх и неуверенность — и снова шумно выдыхает, жмурясь.

— Да, хорошо. Давай познакомимся с ним. Сегодня.

У вас получится.

Сердце Эммы начинает биться быстрее. Ей бы хотелось, чтобы у неё была семья. Когда-нибудь; самая настоящая, та, о которой пишут в книгах и та, о которой мечтают многие женщины или мужчины. Все те, кто так отчаянно ищут любви и крепких отношений. И вера Реджины в неё заставляет сердце болезненно сжиматься, потому что Эмма заранее знает, что у неё не получится. Её запас любви и нежности иссякает лишь на одном человеке, и она не уверена, что в её сердце найдётся место для ещё одного; что у неё просто хватит на него энергии. И всё же, думает она, Реджина так верит в неё. Верит в них обоих. Когда она так же верила в них двоих, и из этого что-то вышло. Так почему бы ей не попытаться снова.

Она неуверенно улыбается, медленно целуя её в ответ, а затем опускается с головой под воду, когда Реджина выходит, и шумно выпускает воздух из лёгких, беззвучно крича. Вода с лёгкостью поглощает этот крик, превращая его в едва слышное бульканье.

Эмма сидит ещё в ванне некоторое время, парализованная мыслью, что увидит ребёнка. Не просто ребёнка, а того, которого Реджина готова принять в семью. И это до сих пор пугает её, но вместе с тем будоражит. Конечно, ей интересно взглянуть на мальца, который завоевал сердце королевы. И, может быть совсем чуть-чуть, она даже ревнует её к нему. Но всё это глупости, думает она. Пацан увидит её, и Реджина поймёт, что она просто не создана для того, чтобы быть родителем. Особенно когда тот в ужасе убежит, скрываясь в коридорах замка, как только увидит её глаза и шрамы.

Она снова тяжело выдыхает и наконец смывает с себя грязь и остатки путешествия, после чего закутывается в полотенце и выходит к Реджине. Королева выглядит крайне одушевлённой, чего не скажешь про неё саму, однако она всё равно улыбается, видя, как королева счастлива.

— Дай мне минутку, — бубнит Эмма, разыскивая в шкафу свой самый ужасающий костюм. Если пацан не сбежит при одном его виде, то с ним можно будет работать, думает она с лёгкой досадой.

— Чудесно, я очень за него рада… — бубнит Эмма себе под нос, переодеваясь. Дракона он хочет увидеть, ха. Да этот дракон сожрёт его и глазом не моргнув, а потом потребует добавки, потому что ничего не почувствует. Нет, детей определённо нельзя пускать к драконам, думает Эмма. Даже к разумным. Всё-таки это ребёнок, а он может сделать что угодно, чтобы разозлить или напугать зверя. И уж тем более к дракону нельзя подпускать ребёнка Реджины, потому что иначе она рискует упасть в обморок от стресса и заработать аневризму. — Рада, что этот маленький человек умеет разговаривать.

«Тогда он сможет сказать Реджине, что я ему не нравлюсь», — добавляет она мысленно и задумчиво кусает губу. Интересно, если пацан и впрямь испугается — изменит ли это что-то в отношении Реджины к нему или к ней самой?

Эмма тяжело вздыхает.

— Чем тебе не нравится моя куртка?! — возмущённо выдыхает она с искренним страданием. Ну вот, думает она, началась. Этот пацан не успел появиться в их жизни, а Реджина уже заставляет плясать её под его дудку. Она страдальчески накидывает плащ, морально готовясь ко встрече, и уже жалеет, что вообще согласилась. Нужно было задержаться ещё на недельку. Нет, лучше две. Двух ей бы хватило, чтобы собраться с мыслями и силами.

Впрочем, лучше сейчас, чем позже. Просто сделать это и всё, а не томиться в ожидании и волнении неделями.

— Да, идём, — говорит она наконец и выходит из покоев следом за Реджиной. Она понятия не имеет, куда они идут, однако путь занимает куда больше времени, чем обычно. Эмма и не знала, что в этом замке вообще есть дополнительные коридоры, которые кажутся чуть уже, но при этом теплее. Она думала, что эти покои для знатных приглашённых лордов, обычно пустующие, но, видимо, не сегодня.

— Ты сделала что?! — восклицает Эмма, едва не задохнувшись от возмущения, но уже слишком поздно, чтобы устраивать разборки. В конце концов, они уже вышли из покоев и почти добрались до нужного места, так что Эмма лишь угрюмо сопит ей в спину, обещая, прямо-таки прожигая её спину обещанием разобраться с этим позже. Что Эмма ненавидит больше всего на свете, так это когда копаются в её вещах, особенно когда речь заходит об одежде. Единственный человек, которому она способна простить это — Реджина; однако это вовсе не значит, что она собирается молчать об этом. — Ты знаешь, что если бы я не любила тебя, то твоя голова уже давно познакомилась бы с моим мечом? — тихо бубнит она ей в спину, но не отпускает руку. Лишь, напротив, сжимает её крепче.

— Господи, Реджина, но это мои вещи! Я же не трогаю твои. Какого…

Она не успевает закончить, так как королева резко останавливается возле одной из дверей, и тихо стучит, чтобы войти. Эмма опасливо выглядывает из-за её плеча, но, увидев пацана, прячется за это плечо обратно. Этот ребёнок такой маленький, думает она, боясь его ненароком раздавить. Но затем Эмма всё же входит в комнату, прикрывая за собой дверь. Она, в конце концов, ведьмак, убийца чудовищ, и вообще… а это — какой-то пацан. Подумаешь.

«Какой он шумный, — недовольно думает Эмма, отводя взгляд в сторону. — Надеюсь, он не всегда такой шумный. Кажется Реджина не врала говоря, что они похожи».

И тут, словно почуяв, что про него думают, Генри внезапно поворачивается к ней. Эмма подобралась.

— Она Реджина, — тихо говорит она. — И я не убиваю драконов. Драконы — благородные существа, маленький ты… человек.

— Сам ты Лжина, — ворчит Эмма, привалившись плечом к дверному проёму и складывая руки на груди. Она тяжело вздыхает, наблюдая за ними двумя, и понимает, что Реджине действительно нравится этот пацан. Несмотря на то, что он мелкий и задиристый. И явно не нравится Эмме. Вовсе нет. Она переводит взгляд на Роуз, которая тихо стоит в сторонке и посмеивается над ними, как будто всё это в порядке вещей. Как будто так и должно быть.

Они встречаются взглядами, и в глазах служанки они видит что-то вроде: «Ты смиришься с этим, ведьмачка», и Эмма понимает, что она права. Она смирится с этим, привыкнет к этому шумному пацану… когда-нибудь. Потому что просто не может лишить Реджину всего этого. И не хочет.

— Ну, знаешь, — говорит она, подходя ближе. — Многие и драконов считают чудовищами. Они сжигают деревни и едят людей. Ужас просто. Но они делают это не специально. Чаще всего люди сами выгоняют их в места, где им нечем питаться. Пытаются их отравить, чтобы избавиться, но делают только хуже. А некоторые рыцари даже придумали себе забаву, мол, чтобы завоевать руку принцессы — нужно убить дракона. Глупость, как по мне, — фыркает она, отводя взгляд и стараясь не смотреть ни на него, ни на Реджину. — А ещё, — говорит она тише, — некоторые люди назвали бы монстром меня. Но ты ведь меня не боишься, Генри. Чудовища бывают разными.

Она осторожно, почти опасливо опускается на край кровати напротив. Она боится даже прикоснуться к этому пацану — настолько маленьким, хрупким и опасным для её маленького мирка он выглядит.

— Я не говорила, что я монстр, — медленно тянет Эмма, опуская руки и упираясь ладонями в края кровати. — Я сказала, что так меня могли бы назвать другие. Хотя Реджина права. Если я сильно разозлюсь, то… — Она широко ухмыляется, обнажая ряд зубов со слегка выделяющимися клыками. Выделяющимися больше, чем у обычных людей, хотя с первого взгляда можно и не отличить. Она опасно сверкает глазами на пацана, но тот лишь бесстрашно смотрит в ответ, и Эмма вздыхает. — Так лучше тебе не злить меня, ребёнок. А что касательно всего остального…

Она слегка касается пальцами медальона на шее, прокручивая, и тихо усмехается.

— Ты не сильный. Ты маленький и слабый, но я научу тебя защищаться. — Эмма протягивает руку и слегка касается пальцем его груди, которая кажется такой маленькой и хрупкой. Ей кажется, что стоит надавить сильнее — и он просто сломается под её напором. От этого ей становится не по себе. Не должно в природе существовать таких хрупких маленьких людей. — А твоя мама… то есть Реджина, она… Научит тебя нормально разговаривать, для начала.

Она слышит, как Роуз, стоящая в дальнем углу, тихо фыркает от смеха. Похоже, вся эта ситуация её крайне забавляет. Эмма недовольно зыркает в её сторону, но служанка лишь отмахивается, зная, что ей ничего не будет. Она, в общем-то, права. Но Эмме это никогда не мешало пытаться припугнуть её, пускай и в шутку.

— Те парни, которые обижали тебя в приюте, просто засранцы, вот и всё.

Эмма закатывает глаза, когда слышит два возмущённых вздоха двух женщин одновременно. Но Генри только смеётся и повторяет за ней.