Когда-то Хистория слышала какую-то странную шуточку о том, что женщины за свою жизнь видят куда больше больше крови, чем самые бывалые солдаты. Возможно, это даже сказала Имир? В любом случае, это было в ее духе. Да и был смысл в этой странной фразе. Особенно, для самой Хистории. Кровь - вот, что всегда было важно. Вот чего всегда было ее жизни много. Пожалуй, даже слишком много.

Кровь из разбитого носа - как единственно доказательство случайного материнского внимания. Кровь из раны от прицельно прилетевшего в ее сторону камня. Кровь из перерезанного горла ягненка, с которым она игралась в детстве. Кровь из перерезанного горла матери. Она была еще так молода и так красива. И так и осталась - где? Лежать на земле около какого-то непонятного сарая? Кровь ее, Хистории, которая сделала из нее совершенно другого человека, которая вынудила ее скрываться, идти в кадеты, называться чужим именем. Кровь, которая сделала ее королевой, дала законные права на трон. Которая обязала ее принимать сложные решения. Которая стала ее клеймом, ее смыслом, ее единственным предназначением. Кровь, которая не должна была исчезнуть. Которая должна была быть передана. Кровь, которая говорила, что она может стать матерью. Кровь, которая делала ее женщиной. Кровь, которой еще предстояло пролиться. Она видела ее так много и увидит еще больше. Намного больше.

Имир когда-то говорила, что ей нужно перестать делать то, чего от нее хотят другие и начать поступать так, как хочется ей самой. Когда-то ее слова имели смысл. Когда-то Хистория и правда думала, что это возможно. Что она сможет. Сможет жить самостоятельно, сможет принимать решения, сможет действовать, исходя из своих интересов. Но нет. Это тоже была иллюзия. Не сможет. Не смогла. Пока в ее венах течет ее кровь, кровь Рейссов, кровь первого короля - она никогда не сможет делать то, что хочется только ей. И теперешнее ее положение - прямое тому доказательство. Из-за этой крови она оказалась тут, посреди этого красивого, мирного, неестественного тихого пейзажа. Такая свободная - небо над головой, поле вокруг, и такая закрытая, спрятанная от остального мира. Потому что жизнь работает именно так. Потому что человек на престоле - всего лишь пешка, всего лишь инструмент в руках у тех, у кого сосредоточена настоящая власть. Свергай, устраивай перевороты - а им все ни по чем. Колесо будет вертеться.

Пока его не сломать.

Хистория поправляет накидку на своих плечах. На улице тепло, все еще по-летнему. Но ее кутают в эти накидки, как будто бы стоит ей сделать лишний шаг без этого куска ткани - и она мгновенно заболеет, потеряет все и умрет. А они не могут допустить ее смерти. Теперь - точно нет. Пока еще - нет. Она медленно подходит к дереву. Как делала уже тысячу раз до этого. К такому знакомому, успевшему стать родным. Она его ненавидит. Правда ненавидит эту ни в чем не повинную яблоню, которая каждую весну так пышно и так красиво цветет, благоухая на всю округу. Которая каждую осень стоит, усеянная вкусными, желтобокими яблонями. Ненавидит всей душой. Она бы лично взяла в руки топор и срубила бы ее, срубила бы под корень, только бы не видеть. Но ей не дают поднимать ничего тяжелее пера. А зря. Ведь пером и бумагой можно сделать куда больше, чем топором.

- Привет... Эрен, - отвечает она, поднимая руку и дотрагиваясь до листочка. - И правда, очень давно. Я не ожидала увидеть здесь тебя. И все же, мы оба тут. Все еще? Или снова?

Срывает листок и разминает его в пальцах, глядя в пустоту куда-то перед собой. Облокачивается о ствол спиной.

- В наших жизнях многое поменялось, не так ли? Новости сюда доходят, конечно, очень плохо, но, все-таки, доходят, - она выдыхает и задумчиво кладет руку на свой еле округлившийся, еще даже почти незаметно, живот, - а отсюда они и вовсе не выходят никуда...

Что-то случилось. Это точно, она уже знала об этом. Чувствовала, хотя и не была уверена. Все эти странные переглядывания, шепотки, которые она слышала. Не за спиной даже - спина королевы, даже вот такой вот, в простом хлопковом платье и с шерстяной шалью на плечах вместо шелков и меха, была делом государственной важности. За ней не могло быть шепотков. А квот по углам, в закутках, под покровом сумерек... Хистория чувствовала, что что-то случилось. Только вот не знала - что именно. И была уже почти готова принять тот факт, что никогда и не узнает.

- Спасибо, - отвечает она, почти бессознательно поглаживая верх живота. - Ты первый за эти несколько лет, кто решил со мной встретиться и поговорить.

Слова, такие простые, звучат слишком горько. Потому что - правда. Потому что Хистория могла вынести что угодно: могла быть Кристой, могла быть королевой Стен, могла принимать решения, могла спасать врагов и казнить союзников, могла создавать новую жизнь. Но она не могла терпеть одно: одиночества. Одиночества, которое охотничьей псиной преследовало ее всю ее жизнь. Которое держало нос по ветру и всегда разыскивало ее, где бы и кем бы она ни была.

Чего хочет Эрен? На самом деле? Почему он тут? Почему Хистория настолько твердо уверена в том, что это не просто дружеская встреча? Что этот визит, этот их разговор - перевернет все? Возможно, потому что она слышит - Эрен уже не тот. Не тот парень, который боролся с непослушной системой упма, который упрямо каждый раз прокусывал до крови свою руку чтобы дать отпор, который клялся когда-то уничтожить всех титанов. Да и кто может его в этом винить? Все они уже давно не те.

— Если хочешь узнать всю правду, то возьми меня за руку.

Она сжимает зубы - до скрипа, до боли в скулах. И делает шаг.

Эрен сидит, так мирно прислонившись к стволу этой яблони, которую так сильно ненавидит Хистория. Сидит и смотрит куда-то перед собой взглядом совсем чужим. Взглядом, который, Хистория может поспорить, она уже где-то видела. И черт ее подери, если не в зеркале по утрам. Она не думает. Не взвешивает, не размышляет. Просто присаживается и резко протягивает руку вперед - прямо к ладони Эрена. Ее пальцы проходят сквозь его, переплетаясь.

Вспышка странного желтого света и каждый нерв в ее теле, кажется, напрягается до предела. Каждая клетка отзывается на это прикосновение чем-то странным, неестественным. Чем-то совершенно иным, не принадлежащим этому миру. Всего лишь миг. Всего лишь какие-то жалкие секунды - но она видит это. Видит все. Она видит настоящее, видит будущее, видит прошлое. Она видит кровь, видит боль, видит смерти. Она видит мир в огне, она видит растоптанных, обезображенных детей, она видит плачущий стариков и что-то еще. Что-то большое, что-то такое страшное, что-то такое несчастное...

Хистория резко убирает руку и падает назад, усаживаясь на траву. Пятится в ужасе, подживает колени, обхватывает их руками. Она плачет? Похоже, это и правда так. Утирает лицо ладонью. Почему она плачет? О ком? От чего сердце сжимается так сильно? Почему в горле этот ком?

- Мне так жаль, - шепчет она почему-то. - Эрен... Мне так жаль!

Кого? Почему ей кажется, что то, что она увидела - это не просто странные видения? Что это - воспоминания. Чьи? Она смотрит на Эрена широко раскрытыми глазами, прикрывает рот трясущимися руками. Чьи это воспоминания? Что случилось на самом деле? Или еще только должно случится? А еще - почему это видела она? Почему он показал это именно ей?

- Что нам делать, Эрен? - спрашивает она, почему-то уверенная, что именно это она и должна спрашивать. Этого точно нельзя допустить. - Что мне делать? Мы справимся, мы точно сможем. Но этого нельзя допустить. Точно нельзя.