Сказать про ведьмака, что его «поймали» — довольно странное заявление. Тем не менее, Эмму именно поймали. Застали врасплох прямо в корчме на окраине нижних Белдяшек, когда она задорно разделывала трёх кметов игрой в покер. Кметы сердито плевались прямо на деревянный пол, ругались матом и говорили: «Енти ваши ведьмаки — дьявольское отродье! Подчинили себе даже блядские кубики! Всех вас нужно сжечь», на что Эмма им отвечала: «Ну, покамест не сжигают, так что выкладывайте на стол, что мне там причитается». А на выигранные орены она собиралась купить себе пива, но — не успела. Прямо в этот-то момент в корчму и завалились стражники, облачённые в красно-белые реданские одежды. У одного с собой была угрожающего вида палка, все остальные, впрочем, вооружились старыми-добрыми мечами.

— Вы, значится, ведьмачка, о которой все тут говорят? — спросил, видимо, главный. Эмма угрюмо кивнула, предвкушая какое-то нечистое дело. Нечасто за ведьмаками посылали стражу, особенно элитную королевскую. Мысленно она принялась перебирать, когда могла бы успеть насолить королеве, но в голову ничего не шло. Всего неделей назад она успешно избавилась от утопцев, что терроризировали местные болота, а до того и вовсе ошивалась где-то в долине Понтара, между Аэдирном и Каэдвеном. — Тогда пройдёмте с нами, мазель, поскольку королева желает видеть вас при дворце. И не когда-нибудь, а завтра вечером. Значится, когда будет празднество.

— Что ещё за празднество?

— Принцессу Белоснежку выдают замуж.

— А от меня королеве чего нужно? — лениво спросила она, нервно постукивая пальцами по деревянной стойке. Корчмарь, которому Эмма не понравилась сразу, уже потирал в предвкушении руки, делая вид, что вытирает грязные кружки полотенцем.

— Не наше это дело. Идёмте же скорее, холодно тут, ёптыль, — раздосадовался стражник, постукивая облепленным снегом ботинком.

— А если я откажусь?

— А если откажетесь, мазель, то мы вас того — ентого самого.

Вот так Эмма и оказалась во дворце, где её отмыли (что ей понравилось) и переодели (что ей понравилось уже меньше). Местный кастелян выдал ей одежды — чистые, но неудобные — с геральдикой весьма непонятного происхождения: черный единорог, пляшущий на зелёном поле. Что это могло означать Эмма тоже не догадывалась, но дело начинало обретать всё более интересные повороты и знатно попахивать. К чему бы королеве приглашать её на пир, да ещё и выряжать какой-то знатной особой? Если дело было в какой-то твари, что терроризировала замок, королева поговорила бы с ней после празднества.

Тем не менее, отказываться и убегать она пока не спешила, хотя бы по причине того, что на празднестве могла сытно поесть и выпить пива, чего её лишили добродушные королевские стражники в корчме. И так, устроившись за длинным столом прямо с левой стороны от королевы, она принялась набивать тарелку всяческими экзотическими яствами, пока остальные обсуждали, как же красива принцесса и как сильно они желают получить её руку (сердце, разумеется, опционально). Королева, похоже, пока что не обращала на неё никакого внимания: она мило улыбалась гостям, и улыбка эта могла означать что угодно; одно Эмма знала точно — королева точно и заранее решила, за кого собирается выдать Белоснежку, свою дочь, чтобы укрепить позиции Редании на политической арене, а также обзавестись сильными союзниками. Это Эмму нисколько не волновало.

Когда гости, наконец, перестали осыпать Белоснежку и королеву Реджину комплиментами, а вместо того принялись спорить, у кого длиннее член и кто дал большего леща врагу на очередной войне, Эмма отложила свиную кость, незаметно облизала пальцы и обратилась к королеве.

— Итак, госпожа, посвятите меня, зачем я здесь? Уж не для того же, чтобы выслушивать бахвальство принца Генриха из Аэдирна? И, прошу заметить, кинжал, что он преподнёс в качестве подарка, вовсе не серебряный. И даже не посеребрённый. Просто говорю.

Эмма хмыкнула себе под нос, изучая королеву внимательнее. Красива — это безусловно. Среди собравшихся вояк и гордецов, она — наверняка настоящее сокровище, о котором мечтают если и не все мужчины, то вероятно большинство. Да и сложно это не заметить: сидящий по другую сторону мужчина в сине-белых одеждах Темерии чуть ли не слюни пускал, заглядывая королеве в рот. А та выглядела так, как и должна была выглядеть королева: в длинном тёмном платье, идеально подчёркивающим её великолепную грудь, с собранными в причудливую причёску волосами, и с огромным ожерельем на шее, рубины в котором казались не меньше кулака, — и глядела на всех с надменностью и лёгким раздражением, не пряча, впрочем, уважительной улыбки. Ничего удивительного, что кинжалы, какими бы они ни были, — недостаточно хороший подарок для королевы Редании.

Впрочем, и это тоже мало беспокоило Эмму. Она спокойно выслушала «предложение», после чего вновь тихо хмыкнула себе под нос.

— Госпожа. Вы, очевидно, путаете мою профессию с профессией наёмного убийцы. Однако смею заверить, что в список моих услуг не входят убийства людей и прочих разумных рас. Например, драконов. Если ваш пастух — не гнилец и не утопец, то, боюсь, я ничего не могу с этим поделать, — отвечала она тихо, чтобы слышать могли лишь королева. Тем более что темерский глава стражи уже поглядывал в их сторону с каким-то неочевидным неодобрением. Словно сам хотел поговорить с королевой подольше, но никак не мог найти свободной минутки. Он буквально так и прожигал Эмму взглядом, мысленно веля ей исчезнуть.

— Но кроме того, — продолжила Эмма вместо того, чтобы исчезнуть, хотя, возможно, именно этого ей и хотелось, — я ничего не могу поделать с предназначением. Это высшая сила, но не проклятие, которое можно снять. Как вам наверняка известно, госпожа, — сказала она, вложив в последнее слово уважительный сарказм, — я и сама была ребёнком-предназначением. Как и большинство ведьмаков в последнее время, впрочем. Это не та сила, от которой можно отказаться, а её игнорирование способно привести к ужасным последствиям. Чародеи из Капитула поговаривали даже, что это влечёт за собой всяческие катаклизмы и разрушения. Я понимаю, вы заботитесь о будущем страны, — добавила она ещё тише, получая какое-то странное удовольствие от того, что королеве приходится прислушиваться к её словам, — но быть может предназначение вашей дочери — это именно то, что вы ищете.

С дальнего конца стола завыл какой-то рыцарь. Позже выяснилось, что он просто имитировал крик «поганого нильфгаардского шпиона», когда того рубили на куски где-то на площади города — на потеху публике, разумеется. Эмма поморщилась, вновь посмотрела в глаза королевы. Статус и власть её не пугали. Тем не менее и наплевать на них она тоже не могла. Если бы на неё объявили охоту в Редании — она могла бы уйти в Темерию, Аэдирн или Каэдвен. А могла бы податься далеко на север, где, как поговаривали, много работы для ведьмака, а купцы не жалеют денег для её оплаты. Но в то же время терять из виду Реданию — шаг не самый удачный, ведь Редания — одно из самых крупных северных королевств. И работы здесь, как водится, тоже немало.

Эмма скучающе наблюдала за тем, как королева шепчется с кастеляном, изредка поглядывая на полные кувшины вина, сидра, пива и ещё каких-то напитков, которые сложно было различить в суматохе: графины постоянно подхватывали, а слуги приносили всё новые и новые. Казалось, что стол бесконечно был в движении, и это начинало понемногу утомлять. Эмма привыкла к захудалым тавернам и спокойным лесам, где могла переночевать, когда заказов было совсем мало, а погода стояла жаркая и не предвещала дождя. Конечно, ночевать в лесу часто бывало небезопасно: на дороге то и дело встречались различные твари, которые с лёгкостью могли бы подобраться к ней во сне — разумеется, не будь она ведьмаком с достаточно чутким слухом и мгновенными рефлексами. Здесь же, в замке, всё было совершенно иначе. Разодетые в пышные наряды гости без умолку болтали о войне и различных стратегиях (что вызывало лишь зевок), бард пытался напевать что-то весёлое и развлекательное, но выходило у него так себе; несколько мужчин рисовали на столе карту севера, пользуясь кинжалами и остатками еды. Все кричали и ругались, кто-то пытался подобраться поближе к королеве. Кто-то, напротив, даже не скрывал, что прибыл в замок лишь потому, что это было необходимостью — данью традициям, а вот рука и сердце принцессы им были вовсе ни к чему. Что уж говорить: рыбы покрупнее прекрасно понимали, что королева давно уже решила, за кого выйдет Белоснежка.

Очевидно, ситуацию портило только предназначение. Белоснежка — милая девочка с каштановыми кудрями и сладеньким, как мёд, личиком, — дула от обиды губы, высокомерно вздёргивала подбородок и всем своим видом давала понять, что супружеская жизнь с ней будет вовсе не сахаром. Более того, эта самая Белоснежка являлась ребёнком-предназначением, и, судя по всему, прекрасно это понимала и осознавала. А, стало быть, не была намерена выходить замуж по воле своей матушки.

Эмма тяжело вздохнула. Политика и дворцовые интриги — вот то, что всегда интересовала её меньше всего. Она выросла в сером и холодном замке, и практически всю жизнь провела в сражениях с различными тварями. Вся её жизнь заключалась лишь в охоте на чудовищ — бесконечные путешествия, жизнь от заказа до заказа, убийства и проклятия от простого люда в её же сторону. На своём веку она повидала многое, но ещё никогда раньше её не призывали во дворец, чтобы расправиться с предназначением. Были те, кто пытались использовать её, как наёмного убийцу, были те, кто хотел заказать у неё убийство дракона; были и те, которые нанимали её ради снятия различного рода проклятий. И вот теперь она была тут, совершенно не зная, как себя вести.

Иногда она думала, что было бы неплохо осесть где-нибудь и зажить спокойной человеческой жизнью. Вот только никто и никогда не учил её, как это — жить жизнью обычного человека, который не охотится на монстров и может зарабатывать на жизнь чем-то большим.

— Вряд ли вам удастся лицезреть мою голову на пике, госпожа, — сардонически улыбнулась Эмма, не отводя взгляда и не пытаясь отстраниться. Голос её звучал тихо и спокойно, словно всё то, что делала и говорила королева — в порядке вещей. — Так что можете не беспокоиться на этот счёт. И повторюсь: я — не наёмный убийца. Не в моей компетенции лишать жизни разумные расы, особенно когда речь заходит о праве неожиданности.

Но королева не ответила, поскольку как раз в этот момент часы пробили полночь, и ворота зала со скрипом отворились. В зале повисла полная тишина — заткнулся даже надрывающийся бард. Гости, все как один, обернулись к троим вошедшим мужчинам, а стражники напряжённо опустили ладони на рукояти мечей. Эмма взглянула на королеву. Когда она спускалась в зал — оружие ей, конечно же, не выдали. Однако кастелян намекнул, что оно будет находиться под стулом самой королевы, прикреплённое между балок.

— Мы знаем, ваше величество, что вы собираетесь выдать Белоснежку за принца Германда. Однако вы, похоже, забыли, что король Леопольд Реданский обещал мне Белоснежку как право неожиданности. Она — дитя-предназначение. И по праву неожиданности она принадлежит мне! Не делайте вид, будто не знали, что я явлюсь за тем, что мне причитается. Вы обманули всех здесь собравшихся и хотели обмануть меня, наняв мутанта, чтобы убить меня, когда я явлюсь во дворец! — воскликнул вышедший вперёд мужчина и ткнул пальцем в сторону Эммы. Гости ахнули. Эмма пожала плечами, взяв со стола кусок пирога, и меланхолично сказала:

— Право неожиданности нужно подтвердить, а то ведь так любой пастух может заявиться и сказать, что ему принадлежит принцесса. Белоснежка должна сама сказать, что хочет пойти за вас за…

— Я хочу! — воскликнула резко вставшая Белоснежка.

Эмма печально закатила глаза.

Пастух, как ни странно, затребовал суд поединком, и Эмма тихо выругалась себе под нос, прекрасно понимая, что королева согласится. И не просто согласится — но и заставит её в этом участвовать. Кусочки мозаики начали потихоньку складываться воедино. Теперь Эмме стало предельно ясно, что этот спектакль, разыгранный королевой, был спланирован заранее. Мало того, что она знала о приходе за своей дочерью, как за предназначением, так ещё и подготовилась к этому, велев нанять ведьмака или ведьмачку, чтобы он — или она — так удобно расправился с пастухом на глазах у всех. Чтобы каждый гость, прибывший на торжество, смог увидеть, как великая королева Реджина ловко расправилась со своим врагом, в очередной раз доказав, что власть исключительно в её руках. Что никакой Дэвид и никакое предназначение не смогут оспорить её решения, которое она приняла ещё задолго до того, как прибыли гости. Не исключено, что она догадывалась и о суде поединком, и это — ещё одна причина, почему здесь именно Эмма, а не какая-нибудь элитная стража, которая с лёгкостью могла бы перерезать крестьянину горло ещё на подходе к замку.

Что ж, довольно умно. Вот только для Эммы — не слишком приятно. Ей вовсе не хотелось вмешиваться в политику, и уж тем более — в предназначение. Быть ведьмаком не значило вершить судьбы и решать, кто должен жить, а кто — нет. Именно потому ведьмаки никогда не соглашались служить у королей, и именно потому ни у кого из них не было так называемой родины. Ни один ведьмак, кого знала Эмма, не был патриотичен или привержен какому-либо правителю.

— Зараза, — забухтела она себе под нос, вставая. Подошла к стулу, на котором восседала королева, и наклонилась. Естественно, чтобы вытащить спрятанный там меч — однако лица их оказались столь удобно напротив, лишь в паре миллиметров друг от друга. — Я не собираюсь его убивать, ваше величество, — едко прошипела она в губы королевы, обжигая их горячим дыханием, прежде чем резко дёрнуть рукой и вытащить меч.

А затем, под громкое улюлюканье гостей — уверенных, разумеется, в справедливости и нормальности данного предприятия — вышла в центр зала. Дэвид уже ждал её, держа свой старенький меч наготове. В его глазах Эмма видела страх, и это не удивительно. Все отлично знали, что мастерство владения мечом ведьмаков значительно превосходило человеческое. Ведьмаки — как тонко выразился Дэвид, — были мутантами. Закалённые мутагенами и травами, натренированные бойцы, чей слух, зрения и реакция физически превосходили параметры практически любого человека. Бывали и исключения — когда человек мог бы потягаться мастерством с ведьмаком… однако Дэвид явно был не из этих исключений.

Эмма взмахнула мечом, и Дэвид испуганно шарахнулся в сторону. Гости засмеялись. Тогда он крепко обхватил рукоять меча, и глаза его загорелись решимостью.

— Нам суждено быть вместе! И мы будем! — крикнул он на потеху гостям, и, вскинув меч, метнулся в её сторону. Вместе с ним дёрнулся и кошачий медальон у неё на шее. Эмма нахмурилась, без труда парировав атаку, и огляделась по сторонам. В зале было что-то, чего тут явно не должно было быть. Однако всё выглядело по-прежнему.

Дэвид снова что-то крикнул и метнулся к ней, но она, даже не обернувшись, ударила его локтем в нос, не переставая оглядывать зал в поисках подвоха. Не состоявшийся рыцарь застонал, схватившись за лицо, однако вскоре выпрямился вновь — ещё более решительно.

— Прекращай этот цирк, — тихо сказала ему Эмма. — Что ты задумал?

— Белоснежка — моя судьба. И я не отдам её в руки этого извращенца и насильника. Позволь нам сбежать — и никто не пострадает, — так же тихо и серьёзно ответил Дэвид, налегая на неё со всей силы, но не сдвигая меч Эммы ни на дюйм.

— Не мне решать, сбегать вам или нет.

— Ты работаешь на королеву. Что она обещала тебе?

— Ну, для начала, — усмехнулась Эмма, — не обезглавливать меня.

И тогда она наконец услышала. Если быть точнее — почувствовала. Ледяной холод, который словно обжёг зал, проник сквозь стены замка и просочился через пол. Призраки, — поняла она сразу же, отскакивая от Дэвида в сторону. Несколько прозрачных фигур и впрямь просочились сквозь стены, направляясь прямиком к королеве, а сквозь окно их виднелся целый десяток.

— Это за то, что ты пыталась обмануть нас! — крикнул Дэвид, убирая меч в ножны. Началась всеобщая паника. — Ты будешь расплачиваться за свою злобу и прегрешения до конца жизни, и призраки никогда не покинут тебя, королева! — паника и суматоха в зале нарастали. Воспользовавшись этим, Дэвид и его дружки схватили Белоснежку, а затем кинулись к выходу. Путь за ними загораживали всё новые призраки, являющиеся из ниоткуда.

— Скольким же людям ты насолила? — присвистнула Эмма, и, плюнув на Дэвида, метнулась к королеве, до которой эти самые призраки практически добрались, протягивая свои костлявые руки с острыми когтями. Эмма подскочила к ней, отпихнула в сторону и вытащила из-под стула серебряный ведьмачий меч. Взмахнула им, отпугивая миражи, и принялась оглядываться в поисках соли. Должна же быть в этом хреновом зале соль?!

Эмма отпугивала призраков серебряным мечом, попутно чертя солевой круг. Барьер, на который призраки натыкались, но никак не могли пересечь. Единственное, что им оставалось — это злобно стенать и требовать справедливости. Призрак какой-то старушки, подобравшись совсем близко, заунывно тянул: «ты убила моего сына, мерзкая сука! Ты ответишь за то, что сделала! Ты поплатишься! Ты будешь страда-а-а-ать!»; Эмма снова взмахнула мечом, отгоняя призрака — и без этих проклятий суматоха в зале была такая, что мешала сосредоточиться на самом главном. Впрочем, с солевым кругом она закончила быстро. Водрузила в его центре стул, чтобы усадить на него королеву, а сама вышла за его пределы, чтобы помочь собравшимся гостям, которые разбегались кто куда.

Стражники бесцельно молотили мечами по воздуху, другие гости — те, что не столь бесстрашны, — пытались протолкнуться сквозь главные двери. Белоснежки и Дэвида с его дружками и след простыл.

— Ну, расходитесь, не на что тут глазеть, — заворчала Эмма, отпугивая суетливых и крикливых призраков от гостей. Гости что-то благодарно лепетали, а затем скрывались в коридоре. Бежали куда-то наверх — видимо, в покои, которые королева выделила специально для них. Что ж, тем лучше: меньше народу — меньше мороки. Оставалась лишь главная и единственная проблема: призраки не исчезали. Они растворялись в воздухе, когда серебряный меч касался их, однако вскоре появлялись вновь, только в другом месте. И все они, дружной толпой, стремились добраться до солевого барьера, за которым пряталась её величество.

Последняя выглядела испуганно, что, впрочем, неудивительно. Если бы Эмму застала врасплох такая орава приведений — она бы, наверное, тоже обделалась от неожиданности. Впрочем, быстро поняла, что это не просто сиюминутная расправа. На королеву наслали проклятие крови, снять которое будет… несколько проблематично. Особенно учитывая масштабы бедствия.

Подхватив стул, Эмма вернулась в круг и преспокойно села рядом, оглядывая пустой (почти) зал насмешливым взглядом.

— Будем ждать до утра, пока они не исчезнут, — лениво сказала она, закинув ноги на стол. — Это проклятие крови, ваше величество. Какая-то из подаренных вам безделушек оказалась проклята, и не просто проклята, а весьма продуманно. Уничтожить её будет недостаточно. И не так-то просто. Думаю, вам следует нанять хорошего ведьмака, потому что я, честно говоря, в душе не ебу, как его снимать. Вина?

— Простейшее проклятие, — повторила за ней Эмма, растягивая губы в очень опасной улыбке. — Знали ли вы, ваше величество, что снять проклятие крови удалось лишь дважды за всю историю его существования? И это не говоря о том, что наслать его — практически непосильная задача, для которой требуется жертва и могущественный чародей. Промолчу про то, что и жертва проклятия должна быть далеко не невинна: как правило за её плечами сотни загубленных душ. Чародеи, нелюди, обычные люди и прислуга. Кто эта старушка, что так старательно пытается проникнуть сквозь барьер? Держу пари, вы отрубили её сыну голову только потому, что он взглянул на вас как-то не так.

Эмма закинула в рот кусок пирога и подлила вина в бокал королевы. Она не раз и не два встречала на своём пути женщин, что вели себя точно так же, как вела себя королева прямо сейчас. Считавшие, что добрались до власти, считавшие, что знают всё и обо всём лучше других. Обычно их смерть не была лёгкой. А Эмме и вовсе претило помогать тем, кого в народе звали весьма просто — «стервы». Впрочем, это была королева, а статус, определённо, всё усложнял. Но было в ней и что-то другое. Что-то ещё, едва уловимое, но пока непонятное.

Эмма принялась играть медальоном в форме головы кошки, висящим на шее, размышляя. Тот, словно бешеный, метался из стороны в сторону, и это слегка нервировало её: она и без того поняла, что вокруг них куча призраков, с которыми нужно расправиться. Проблема в том, что, не сняв проклятия, она не могла с ними расправиться. Они так и продолжат появляться — снова и снова, пока либо не будут отмщены, либо пока не падёт проклятие крови.

— Я не могу убить их, потому что они так и будут появляться. Они будут являться каждую ночь, и ни один ведьмачий меч не спасёт вас, пока вы не уничтожите проклятие. Или этого не сделает за вас кто-то другой. Но, как я уже сказала, я понятия не имею, как снимать такие проклятия. Думаю, здесь нужен сильный и опытный ведьмак, а не какой-то пьяница с дороги. Так что на этой приятной ноте предлагаю раскланяться, — сказала она, поднимаясь со стула.

Присев на корточки, она вытащила остальное своё оружие, намереваясь после этого подняться в «свои» покои, где оставила собственную одежду. В ней сражаться куда как приятнее, да и путь от замка до ближайшей таверны — неблизкий, а натирать задницу атласными штанами ей вовсе не импонировало.

— Вы забываете, ваше величество, — сказала Эмма, медленно хватая королеву за запястье и отводя её руку в сторону, — что я не ваша стража. Я — ведьмачка, и я никому не служу. Вы также прекрасно знаете, что ни один, даже самый элитный воин, не справится со мной, если я захочу уйти. К чему эти угрозы, которые вы не сможете воплотить в жизнь? Особенно теперь, когда мы остались здесь одни, и ни один стражник не подумал, чтобы остаться и защитить вас. А ведь обо мне ходит дурная слава. Странно, что вы не учли этого, когда велели привезти ко дворцу. А ведь кто знает, на что способен мутант? Вдруг прямо сейчас мне придёт в голову убить вас или я совершенно случайно задену ботинком круг, разрушив его?

Она сощурилась, глядя королеве прямо в глаза. Видя там и страх, и решительность — и отчего-то забавляясь этой смесью. Королева Реджина, определённо, была гордой. Помимо всего прочего, разумеется.

— Чтобы снять проклятие, мне нужно знать, кто все эти люди. — Она обвела рукой зал, давая понять, что их достаточно много; и, соответственно, их устранение также займёт достаточно много времени. Слишком много по меркам что королевы с её обязанностями, что для ведьмачки, которая не задерживается на одном месте никогда. — И я сильно сомневаюсь, что все они — воры и преступники, как вы выразились. Вон тот голый тип минутой ранее кричал что-то об измене и кастрации. Что же он украл? Неужели ваше сердечко? — наигранно изумилась Эмма, широко распахнув глаза.

Она сделала ещё один глоток вина, не спрашивая разрешения. Королева одновременно злила и интриговала, но чего ей хотелось больше всего — так это поскорее сбежать из замка. И не только потому, что все эти королевские представления, званые ужины и торжества были не для неё, но ещё и потому, что, задерживаясь где-то надолго, она боялась привязаться к этому месту. Каэр Морхен был единственным местом, которое она считала домом. Теперь, перемещаясь с места на место, она старалась убежать как можно быстрее. Не успеть привязаться ни к обитателям, ни к самому месту. Чтобы, уходя, не жалеть и не ощущать странного чувства тоски.

Это как с любовниками. Секс больше одного раза неизбежно приводил к тому, что одна из сторон начинала привязываться.

И уж чего-чего, а привязаться к замку с самой стервозной королевой во главе ей не хотелось особенно.

Но, с другой стороны, снять проклятие крови — значит получить хороший опыт, который потом, безусловно, поможет находить ей работу куда лучше, нежели плескание в какашках с утопцами. И, возможно, выводить самую стервозную королеву на свете из себя — довольно забавное развлечение. Лучше чем гвинт, во всяком случае.

— Ладно, — сказала она наконец. — Нужно начать с поиска источника проклятия. И не забывайте, госпожа, что я не ваша прислуга. Не личная охрана. И уж точно не личный клоун.

Голова дёргается в сторону от пощёчины, и на мгновение Эмма замирает. Удар выходит достаточно сильным, вполне ощутимым — настолько, что она чувствует, как начинает полыхать и краснеть бледная кожа на месте пощёчины. Невольно она задумывается, как ощущался бы этот удар, будь она самым обычным человеком. Наверное, было бы больнее. Неприятнее. Может быть, он даже показался бы ей обидным. Она слегка улыбается и ведёт пальцами по красной коже возле губы, после чего снова выпрямляется, нисколько не изменив выражения лица. Не меняется и её взгляд — решительный и слегка раздражённый. Может, будь на месте королевы кто-то другой — и она ударила бы в ответ. Ведьмачья школа кота, в конце концов, никогда не славилась терпеливостью или, не дай боже, всепрощением. Но королева — до сих пор королева. И вот то, что её зацепило, думает Эмма. Королева Реджина стервозна, горделива, до чёртиков самоуверенна и раздражающая. Но в ней есть какая-то внутренняя сила, граничащая на грани с внутренним надломом. То, чего ей ещё не доводилось видеть среди женщин её породы.

Может быть, она и не умрёт. Во всяком случае — не от призраков и не от меча неверного стражника. Первому Эмма не даст случиться самолично, а что до второго… Она сомневается, что среди людей во дворце найдётся кто-то настолько смелый. Кто-то, кто решится вонзить нож в сердце королевы.

— Чтобы заставить меня ненавидеть вас, ваше величество, недостаточно убить меня или ударить. И я здесь не для того, чтобы завоёвывать ваше уважение. Если вы хотите снять проклятие, то вам придётся рассказать об этих людях всё без утайки, и мне плевать, насколько это неприятно или болезненно для вас. Насколько это касается вашего прошлого и нарушает ли это законы. Моё дело — снять проклятие и избавить этих людей от жажды мести, которая, может статься, вполне заслужена. Однако заслужена она или нет — меня также не интересует. Любая малейшая ложь может привести к плачевным последствиям. Не только для вас, но и для меня тоже. Вы не похожи на человека, который так легко делится своими тайнами. И ещё меньше похожи на ту, кто оставляет в живых тех, кто эти тайны знает. — Она смотрит на неё проницательным взглядом и едва заметно усмехается. — Потому я буду говорить с вами так, как посчитаю нужным. На этот промежуток времени наши жизни окажутся связаны. Ваша будет зависеть от меня, о моя — от вас. И ваших решений. И это не говоря уже о том, что я не знаю, каковы будут последствия снятия такого мощного заклятия крови. Может статься, что ничего не случится, а может быть и так, что ответное заклятие свяжет нас с вами. И поверьте, перспектива связываться с кем-то вроде вас меня не слишком прельщает, — ровно и тихо говорит она так, словно рассказывает о какой-то ерунде. — Так что лучше делайте, как я говорю, и сведёте любые контакты с пьяницей с дороги к минимуму. — Эмма мягко улыбается и вновь поворачивается к призракам.

На самом деле, она лукавит. И прекрасно понимает, что королева — это не просто крестьянин, которому можно запросто отказать. При желании Реджина запросто сможет испортить ей жизнь, ведь в руках у неё власть и целая страна, а клеветать она явно умеет. И вполне сможет добиться того, что Эмме придётся бежать на юг, куда власть королевы Редании точно не дотягивается. Не то чтобы ей есть дело, куда бежать. Но север кажется более приятной перспективой, нежели император, шпики которого в любой момент могут испортить жизнь из-за неправильного взгляда. Чем больше проходит времени, тем сильнее Эмма понимает, что у неё попросту нет выбора. Ей придётся терпеть королеву и придётся выполнить любую её приходить, даже если она никак не показывает этого внешне. Главное, чтобы сама королева не поняла, насколько Эмма в её власти.

— Ах, эти дворцовые интриги и человеческие отношения, — саркастично вздыхает Эмма, не удержавшись от едкого комментария. Она знает, что Реджина может испортить ей жизнь, знает также и то, что решение её будет зависеть совсем от других факторов. Например от того, как хорошо Эмма выполнит свою работу, и какое настроение будет у королевы. — У вас появился могущественный враг, ваше величество. Кто-то, кто обладает достаточной магической силой, чтобы наслать проклятие. Призраки — всего лишь ширма, за которой скрывается настоящий враг. Есть идеи, кто это может быть? Исключая Дэвида. Этот идиот с мечом вряд ли способен наслать проклятие даже средненького уровня, кто-то его надоумил. Кто-то, кто знал о предназначении и о том, что у них тайные отношения с Белоснежкой. — Она нервно стучит пальцами по деревянному столу, вновь усаживаясь на стул, и оглядывается по сторонам. — Я не сильна в политике и политических заговорах. Но сомневаюсь, что это кто-то из королей. Старые пердуны слишком дорожат своей репутацией, чтобы на такое решиться, тем более что представление видели все… Но вот кто-то из их преданных шпиков — вполне мог бы.

Она оглядывает королеву с ног до головы, подпирая голову ладонью, и останавливает взгляд на её груди. Точнее — на декольте. А если ещё точнее — на ожерелье с огромным рубином, которое это самое декольте украшает (впрочем, кто кого украшает — вопрос спорный; и, не будь королева такой сукой, Эмма вполне назвала бы её сексуальной и попыталась затащить в постель).

— Откуда это у вас? — спрашивает она и тянется через стол, чтобы коснуться ожерелья. Немного промахивается, и, прежде чем коснуться рубина — ведёт пальцами по ключицам и цепочке. — Кто вам его подарил и, самое главное, когда? — Она слегка щурится, вглядываясь в рубин, замечая там остатки магии.

От магического напряжения её глаза темнеют, становясь по-кошачьему ярко-зелёными в лунном свете, проникающим сквозь винтажные окна замка. Призраки продолжают стенать пуще прежнего, когда пальцы Эммы касаются драгоценного камня, и никаких сомнений не остаётся. Она слегка усмехается.

— Ну конечно, это ведь идеальный подарок, который королева точно примет. И наверняка наденет: одно из лучших украшений, сделанное в Махакаме. Сверху иллюзия защитных чар, которая сейчас развеялась. Кто его подарил, ваше величество? Можете вспомнить его лицо или геральдику? Время и обстоятельства. Это важно, чем быстрее вы вспомните, тем меньше мороки с проклятьем.

— И, конечно, если бы Белоснежка сбежала со своим пастухом, а королева оказалась бы мертва, трон мог бы занять главный советник, — тихо хмыкает Эмма, складывая руки на груди. — Или поставить на трон удобного кандидата, чтобы править из-за его спины. Манипулировать королевой он не мог, но вот посадить на трон кого-то… менее строптивого и обделённого умственными способностями…

Эмма тяжело вздыхает, закатывая глаза. Политика никогда не была ей интересна, а уж политические интриги и внутренние заговоры — подавно. Однажды ей довелось отказать королю Темерии в поимке дракона и спокойно уйти, а теперь королева Реджина втягивала её в это мерзкое политическое болото по самую шею. Карма, — думает Эмма, запрокинув голову. Она думает. Думает, насколько ей нужен этот советник, чтобы снять заклятие — и понимает, что нужен. Без него она никогда не узнает имя волшебника, который заклятие сотворил. А значит и не узнает главных мотивов — тех, которые кроятся глубоко за ширмой призраков и дворцовых интриг. Вряд ли у обычного советника было достаточно денег, чтобы заплатить чародею за столь сложное заклинание, требующее, к тому же, человеческой и магической жертвы.

— Ждите здесь и не вздумайте выходить за круг. Я приведу Скелле, пока он не успел скрыться. Без него мы не сможем снять проклятие, — говорит она тихо и суёт пальцы в ремешок, к которому прикреплены оба меча. Выуживает оттуда «кошку» и выпивает залпом. В тот же миг глаза её становятся ещё ярче, а зрачки вытягиваются и слегка пульсируют. Вены вокруг глаз темнеют и расширяются, но это даёт тот самый нужный эффект.

Рефлексы улучшаются: теперь она не просто лучше видит и слышит, но также может отыскать нужного человека по следу. Если королева права — Скелле не мог уйти слишком далеко. Вполне вероятно, он всё ещё в замке, ведь сбежать отсюда не так-то просто, особенно советнику в разгар буйства призраков, атакующих королеву. Это вызвало бы слишком много подозрений. Конечно, он мог бы сослаться на то, что идёт за помощью, — однако гости не были идиотами и своими ушами слышали, что в зале находится ведьмачка. Эмма ухмыляется своим мыслям и втягивает носом воздух. Она прорывается сквозь толпу призраков, которые не особо-то и спешат её ранить, и выскальзывает за пределы зала. Тихо, незаметно настолько, что задремавший у лестницы охранник даже не размыкает глаз. Эмма поднимается по ступенькам и замечает нужные следы — те ведут как раз в сторону королевской спальни. Там она и застаёт Скелле, шарящегося в вещах королевы.

— Ты пойдёшь со мной, — хрипло говорит она, хватая его за шкирку.

— Нет! — начинает верещать он, извиваясь в её руках, словно уж. — Пощади! Ты! Мутант! Отпусти меня немедленно, я главный королевский советник, ты не имеешь права!

— О, я знаю, — скалится Эмма. — Как раз к королеве мы и пойдём.

— Нет! Нет, отпусти меня, я заплачу, сколько скажешь, только отпусти! Я ничего не знаю! Ты не понимаешь, она меня казнит. Она — настоящий монстр.

Эмма зло поджимает губы. Может, до этих слов она бы и пощадила его. Слишком часто ей приходилось слышать то же самое в свой адрес. Злость поднимается, захватывая разум, и она просто тащит советника за шкирку в сторону зала. Кем бы ни была королева… она не заслуживает таких слов. И таких предательств. Это слишком низко даже для ведьмака. Она швыряет его за круг и прижимает ногой к полу, угрожающе нависая сверху.

Эмма наблюдает за развернувшейся сценой без особых эмоций: она не испытывает ни жалости, ни угрызений совести, ни даже злости, которая охватила её, когда она тащила советника к его королеве. Однако когда Реджина внезапно вытаскивает кинжал и приставляет его к горлу старика — Эмма вздрагивает и аккуратно отводит её руку за локоть. Мягко, но давая понять, что сейчас это не нужно. Она прекрасно понимает, что спорить с разъярённой королевой — себе дороже; однако без имени чародея, который наслал проклятие, без его мотивов — они могут никогда не добраться до истины. Для проклятия очень важны мотивы самого проклятия. И чем менее они личные, тем проще его снять.

— Нам нужно узнать имя, ваше величество, — поясняет она, не сводя глаз с советника. Тот выглядит ещё более напуганным, чем раньше. Кажется ещё чуть-чуть — и он попросту грохнется в обморок от нахлынувших чувств. Эмма нехорошо ухмыляется и склоняется над ним. — Имя. Говори имя наложившего проклятие и зачем ему это было нужно. Ни за что не поверю, что тебе хватило денег, чтобы оплатить такой сложный ритуал. — Она склоняет голову набок и широко ухмыляется, говоря чуть громче: — Если только ты не разграбил королевскую казну.

— Я ничего не знаю, — говорит охрипшим от криков голосом старик, прикрываясь рукой, согнутой в локте. — Клянусь, я ничего не знаю! Какой-то нильфгаардский… какой-то шпик предложил мне большие деньги, если я отдам ожерелье королеве. Я не знал, что это такое, клянусь богом! Я только хотел получить денег и помочь Белоснежке бежать, я не знал… я не думал, что это будет… так!

— Идиот, — закатывает глаза Эмма. — Ты не только предал свою королеву, помог сбежать Белоснежке, но ещё и подставил страну под удар. И ты говоришь мне, что ничего знал? Ты… — Она замолкает, замечая блеск знакомого медальона у него на шее. Наклоняется, чтобы разглядеть получше, и широко распахивает глаза, едва не выдав собственные эмоции. Эмма закусывает щеку изнутри и хватает медальон, резко срывая его с шеи бывшего советника. Никакой ошибки быть не может: это медальон кошачьей школы; и не просто медальон — когда-то он принадлежал её очень хорошему другу, с которым они вместе путешествовали по краю, но который пропал несколько лет назад. Она узнаёт его по трём царапинам возле «глаз», которые Джек вырезал сам. — Откуда он у тебя? — спрашивает она тихо. Так тихо, что это звучит слишком угрожающе.

— Ваше величество, — хнычет советник, отползая в сторону. — Клянусь, я не хотел. Ваше величество, пожалуйста, уберите от меня этого монстра! Вы можете казнить меня, но не так… прошу, она должна убивать чудовищ, а не людей!

Эмма вытаскивает серебряный меч, не сводя с него взгляда.

Эмма моргает, всё ещё не сводя взгляда с испуганного советника, но меч в ножны убирает. Не потому, что об этом просит королева, а потому что понимает — советник тут ни при чём, а виновные в смерти Джека (теперь в его смерти не остаётся никаких сомнений) уже давно жрут землю сами. Кто бы ни преподнёс этот медальон королю Леопольду — он либо давно уже мёртв, либо прячется где-то в замке или его округах. Этот человек может быть где-то в Редании, а может быть так близко, что Эмма сможет самостоятельно поймать его и узнать о том, что случилось с Джеком. И это — ещё один повод задержаться при дворе. Убить двух зайцев одним махом.

— Это не безделушка, — коротко говорит она. — Если бы у меня не было ведьмачьего медальона — вы были бы уже мертвы, ваше величество, — добавляет вкрадчиво, кивая на собственную шею, где болтается точно такой же медальон. Только без царапин, разумеется. — Этот принадлежал моему хорошему другу, который пропал несколько лет назад. И если ты, червяк, как-то причастен к этому, — говорит, вновь повернувшись к советнику, — то тебе лучше сказать сразу. Не стоит испытывать моё терпение.

— Я ничего не знал об этом медальоне, мне преподнёс его король! Три года назад мы работали над обезвреживанием разбойничий банды, которая разоряла все деревни в округе, и тогда король Леопольд нанял какого-то наёмника, я не знаю его имени и никогда не видел, клянусь! Но говорили, что он сильнее любого ведьмака. А спустя полгода он вернулся к королю и вернул ему половину награбленного. Среди них и был медальон, который он отобрал у какого-то ведьмака. Король подарил его мне в знак… верной службы, — заканчивает он, опасливо глянув на королеву.

— Верной службы, — неприязненно кривится Эмма. — Всё, на что ты способен — это плести интриги за спиной. Говори имя чародея, или, клянусь, я выпущу тебе кишки прямо здесь и даже глазом не моргну, — рычит она, опасно приближаясь к бывшему советнику. — И поверь, никто не сможет мне помешать. — Её рука начинает сиять знаком ирден, однако пока что Эмма не использует его, лишь запугивает.

Советник жмурится и мотает головой из стороны в сторону.

— Не нужно, прошу. Его звали Риенс. Он вышел из портала недалеко от корчмы, в которой тебя схватили. Был одет, как и все чародеи Нильфгаарда, сказал, что даст мне большие деньги и поможет мне осуществить план побега, если я отдам это ожерелье королеве. Сказал, что она точно его примет, потому что это древнее украшение, за которым ведётся настоящая охота любителей древностей, и… сказал, что королева, как и все женщины, падка на подарки и готова раздвинуть ноги перед любым, кто её одарит. Это его слова! — взвизгивает он на всякий случай. — Он не сказал, зачем ему это нужно, но думаю, что Нильфгаард хотят посеять смуту среди королей севера, а затем напасть! Риенс велел не задавать лишних вопросов. Он мог меня убить, если я не сделаю, что он сказал! И я… Я посоветовал вам нанять ведьмака, ваше величество! Я знал, что ожерелье может быть опасно, поэтому посоветовал пригласить ведьмака!!! Я думал, что убью двух зайцев одним махом: получу деньги и милость императора, и смогу спасти вас от смерти! И я был прав!

Риенс, — думает Эмма. Ей уже доводилось слышать это имя, — оно кажется подозрительно знакомым, и в прошлый раз, кажется, оно так же было связано с Нильфгаардом. Похоже, в одном бывший королевский советник оказался прав: всё это — одна большая игра императора, который хочет ослабить север, чтобы, воспользовавшись смутой, напасть и с лёгкостью завоевать земли. Ни о какой личной неприязни и речи не идёт. Что, впрочем, ей только на руку. Меньше вложенных эмоций — меньше мороки с тем, чтобы снять заклятие. Остаётся только уничтожить ожерелье (точнее его рубин), а затем разобраться с призраками. Второе, разумеется, в десятки раз сложнее: недостаточно просто убить их, ей придётся впустить их в себя, прожить их жизнь, а затем избавить от ненависти. Им с королевой придётся пройти через тьму, через десятки тысяч видений, прежде чем она выведет её на свет, — безопасный и лишённый ненависти. Только тогда заклятие падёт, а призраки отправятся туда, где им и положено быть — на кладбище.

— Да, — говорит она, испытывая странное чувство от прикосновений королевы. Схожее с возбуждением, но в то же время — нечто совсем иное. — Он реагирует на магию, предупреждает опасность заранее. В руках обычного человека он будет… просто бесполезной безделушкой.

Она переводит взгляд на испуганного советника и слегка ухмыляется. И вот ещё одна причина, почему ведьмаки не вмешиваются в политику — это затягивает слишком быстро и слишком сильно; а один ведьмак в руках правителя может сильно изменить исход любой войны. И, разумеется, такого ведьмака постараются убрать первым: в ход пойдут и шпики, и чародеи, и просто подосланные убийцы. Так что ей придётся снять проклятие и как можно скорее покинуть замок, а за это время постараться не вмешиваться во все эти интриги и казни.

— Обещаю не убивать его по дороге, — заключает наконец Эмма и делает шаг к советнику навстречу. Тот дёргается, шарахается и пытается отползти в сторону, однако она резко хватает его за шкирку и поднимает на ноги. — Не пугайтесь так, господин советник. Вы же сами сказали: я убиваю чудовищ. А вы… хуже утопца.

Она встряхивает его, как мешок с картошкой, и ведёт в сторону выхода. Призраки, беснующиеся за барьером, пытаются тянуть к ним руки, однако Эмма с лёгкостью отгоняет их ведьмачьим мечом. К счастью, бесплотные сущности хоть и сильны, но в руках проклятия — практически безвредны для окружающих. Навредить они смогут только королеве, но та достаточно хорошо защищена барьером. Остаётся только надеяться, что призраков не станет так много, что они смогут его прорвать.

Нужно будет пригласить чародея, думает Эмма, чтобы он сделал для королевы защитный амулет. Не бог весть какая защита, но уж явно лучше, чем солевой барьер.

Отдав вырывающегося Скелле в руки главы стражи, она возвращается обратно к королеве и наливает себе вина.

— Утром вы пошлёте за могущественным чародеем, — говорит она тоном, не терпящим возражений. — Он сделает для вас защитный амулет. Затем мы уничтожим ожерелье. — Она подходит ближе и ведёт пальцами по плечам королевы, заводя руки ей за шею. Нащупывает застёжку и швыряет проклятую безделушку на стол. — Потом мы поедем на кладбище и проведём ритуал. Я проведу вас сквозь тьму, и вам придётся поговорить с каждой душой, что жаждет вашей смерти. Я буду проводником для них, так что не вздумайте лгать и юлить, иначе призрак сможет меня уничтожить. А затем и вас. Но пока вы говорите правду и выполняете условия ритуала — я сделаю всё, чтобы защитить вас. Призрак не сможет вырваться и уничтожить моё тело. Когда мы выйдем из мглы — проклятие падёт. Завтра я начну искать все необходимые ингредиенты для его проведения.

— Отлично, — говорит Эмма. — Тогда пошлёте за чародейкой на рассвете, сразу, как исчезнут призраки. И прикажите страже, чтобы не медлили ни секунды. Зная их, они не преминут остановиться в какой-нибудь дешёвой таверне, чтобы выпить и немного развлечься. — Она хмыкает, опуская взгляд на почти опустевший стол. Теперь на нём остались лишь пара бокалов вина, немного еды и проклятое ожерелье, которое выглядит совершенно обычным, сияя в лунном свете.

— О, конечно, — саркастично фыркает она, складывая руки на груди и вновь поднимая взгляд на королеву. Вглядываясь в её тёмные карие глаза, которые сейчас кажутся почти чёрными из-за темноты. — Есть тысячи способов снять мощнейшее проклятие крови, которое удалось снять всего дважды за всю историю его существования. Один из них — тот, что я предложила. А второй — отдать вас на растерзание призракам. Тогда они успокоятся, их души будут отмщены, а народу больше не придётся беспокоиться об этой проблеме. Только что-то мне подсказывает, что такой вариант решения проблемы вас не совсем устраивает.

Эмма опускает взгляд на медальон Джека и ведёт по нему пальцами. Когда-то они вместе путешествовали по всему миру, сражались с чудовищами и выполняли заказы. Возможно, Эмма могла бы назвать его своим возлюбленным, если бы их отношения не были столь странными. Так или иначе, она любила его так, как умела, а он любил её в ответ, и этого им обоим было достаточно. Несмотря на то, что со временем они стали видеться всё реже, эта связь между ними никуда не исчезала. В Каэр Морхене они были одними из немногих, кто выжил, пройдя испытания травами, а затем их двоих отправили на обучение в ведьмачью школу кота. Оказаться там вместе казалось практически чудом.

— Если я выживу, — говорит она наконец, — вы поможете мне найти того, кто убил этого ведьмака. — Она поднимает медальон выше, звеня цепочкой. — Я знаю, что вы были в курсе практически всех дел короля. Вы сможете поднять архивы и узнать имя наёмного убийцы, которого он посылал, чтобы расправиться с разбойничьей бандой. Вы поможете мне найти убийцу ведьмаков, и мы будем в расчёте. Что до охоты, то охотиться на меня достаточно сложно. Я бы сказала — почти невозможно. Так что вы можете рассылать своих шпионов и стражу хоть по всей стране — это будет лишь пустой тратой сил и денег. — Она усмехается, глядя на королеву ровно и спокойно, точно так же звучит и её голос.