майор хорошими фотографиями не радует: юля с завидным упорством пытается найти хоть одну, где он в фокусе, не смотрит в сторону, не прикрыт могучей, как дирижабль, фигурой генерала прокопенко, но вместо этого в "сохраненных" смутный высокий силуэт,  обрезанный локоть в кожаном рукаве, козырек кепки, один глаз, половина тела, развернутого корпусом от камеры. если распечатать их, может, и получится собрать игоря грома, такими вот кусочками мозаики - если бы умела, юля бы его нарисовала, но художественная школа, как и танцы, как и занятия в военно-патриотическом кружке, приходилось оставлять ради чего-то более интересного. мама ее все время журила за это, что ты, юля, бросаешь все, за что берешься (а папа шутил, что она так часто меняла ответ на вопрос "кем ты хочешь стать, когда вырастешь?", что можно было подумать, что юлия пчелкина хочет стать всем), но ей просто действительно хотелось узнать себя получше, а как иначе? вот и грома узнавать хочется, но не вопросы же в лоб задавать, криво только усмехнется, под щетиной пары дней кровоподтеки от ударов по лицу, ничего не ответит. и посмотреть на него хочется. юля хлопает ладонями, когда на ум приходит идея, грузит видео с задержания гречкина и щелкает скринкапсы до тех пор, пока папка не наполняется крупным планом чужого красивого лица. так они и играют в гляделки, юля подпирает ладонью подбородок, игорь смотрит с экрана макбука куда-то поверх ее головы, в один из пустых шкафчиков (у нее нет ни чая, ни печенья, только стоит корм для рыбок, рыбки умерли полгода назад). где-то на грани слуха тревожит пуш-уведомление, настроенное на любое упоминание в медиа сергея разумовского. пчелкина смотреть не хочет: там очередная хвалебная статья, всеобщее рукоплескание, святой сергей разумовский, благотворительные проекты "вместе" и полностью отстроенный приют, в котором он воспитывался, а за деньги, которые он из офиса запускал в приступе легкого миллионерского сплина, люди на улицах в драку друг с другом полезли. были пострадавшие.

юле обычно спокойно с собой, нормально. она не заметила, как возраст и время процедило ее друзей через огромное сито. кто-то уехал из питера куда-то, где не так сыро и больше солнечно, кто-то осел в подгузниках и декретах, а кто-то, не скрываясь, вертел пальцем у виска, говоря вещи, которые часто говорят испуганные: ну ты больная, конечно, куда ты лезешь? оставь это, не твое дело. их таких под каждым видео. люди все еще живут устаревшими принципами про хаты с краю и пытаются донести их другим. на каждый призыв на митинг - "сидите дома, я на нытинги не хожу", требуют освободить политических заключенных - "за дело сидят, пусть почалятся", требуют снять обвинения с жертв насилия, которые решились дать отпор: "сами виноваты". но сегодня пустота квартиры как-то особенно давила. ранним светом зажегся город (еще даже не стемнело толком, просто небо стало цвета разбавленной акварели), тихо пело в умной колонке радио "эрмитаж", а на экране был майор гром.

можно было к родителям пойти, пройтись совсем немного по литейному, подальше от вечно будто пьяного невского проспекта. посидеть с мамой на огромной кухне или с отцом поиграть в шахматы. подышать воздухом. дать погладить себя по голове и чтобы сказали, что она умница, со всем справится. юля вдыхает долго и глубоко, как учили на йоге, делает глоток остывшего совсем кофе, и хватает куртку и ключи от машины, конверсы пытаясь натянуть на пятку уже на лестнице. она закручивалась серпантином и чуть кружилась голова.

в управлении вечерний дежурный словоохотливый. пчелкина кивает куче ненужных подробностей и врет очень умело, что они с майором встретиться договорились, а он трубку не берет что-то. тот как-то мерзко смеется - юле не нравится (и почему-то становится неприятно, будто комментарием об игоре задели ее), - говорит, что гром на шавермо-патруле.
"шавермо-что?" переспрашивает юля, которая все ларьки с вертелами и улыбчивыми кавказцами по дуге обходила. "шавермо-патруль. "у захара" сейчас, наверное, на новочеркасской".
юля не прощается, так торопится. едет просто наугад через полупустой после пиковых пробок мост александра невского и сама себя всякими словами называет, лучше бы ролик сидела монтировала. в маленькой пробке на перекрестке, стоя в тени старого красного трамвая, успевает прочитать, что шаверма у захара считается легендарной и заворачивается не свертком, как у всех, а квадратом. паркуется потом удобно, чтобы рассмотреть посетителей в прозрачном павильоне, утопленном чуть вглубь, между жилых домов. на волнах "эрмитажа" интеллигентно и мягко поет адель. о любви, конечно. юля на этом языке не говорит - даже школьными влюбленностями не болела, как ветрянкой. встречалась с кем-то, а потом также легко расставалась. мама говорила, что это потому что люди не ее были, и их надо отпускать уметь.

айфон только успевает отщелкивать пуши про разумовского. точно новое интервью дал. потом посмотрит, грома тут нет, значит, можно домой возвращаться.

от стука в окно юля подскакивает - слишком сильно она задумалась, адель уже закончила песню и сейчас играло что-то смутное, знакомое голосом бутусова, был бы папа, перебирали бы альбомы наутилуса, пока не вспомнили точный.

- что, неправильно припарковалась? - получается беззлобно. юля чувствует, что предательски рада, что его нашла. майор другой совсем в жизни, чем на фотографиях. лучше. протягивает ей шаверму, действительно квадратную, еще теплую, будто прямо из-под пресса. - я... да не надо. я тут вообще случайно, еду на уткину дачу, поснимать для ролика. - и выпаливает даже для себя неожиданно, скороговоркой, - хочешь со мной?

Отредактировано Yulia Pchelkina (2021-04-03 00:29:37)

питер - большой город (не такой, как москва, которая разрослась до огромных размеров и захватывала другие маленькие города, перемалывая их и меняя чужие прописки на торжественное и желаемое "г. москва"; юля москву не любит, в москве скучает, ритм там слишком быстрый, даже для нее, сбивает с шага и заставляет ждать сапсана обратно за несколько часов до отправления), здесь можно ходить по каналам-паркам, и не встретиться случайно никогда. юля даже думает, что, наверное, не судьба, что разминулись, или дежурный наврал, или игорь передумал, дойдя до лавры и развернувшись обратно на старо-невский, а теперь вымарываются эти "не" кляксой соуса из шавермы, сливочно-чесночном, нашлись в пятимиллионном городе, совсем не в своих районах, и даже чумной доктор в этот теплый обычный вечер - просто что-то далекое, и пчелкина гонит все мысли о фарфоровой маске с клювом подальше, о мертвом сыне миллиардера и сгоревшей банкирше, о дожде из денег, о том, что на заднем стекле машины, стоящей перед ними на перекрестке, стикер из набора "чумной доктор" из соцсети "вместе".

есть шаверму и одновременно держать руль неудобно, юля, не глядя, протягивает ее обратно игорю (она успела откусить только кусочек многослойного лаваша), слепо находя его свободную ладонь. пальцы у него горячие, с огрубевшей кожей на суставах, пчелкина это неловкое прикосновение использует, чтобы пробежать чуть выше по запястью, а потом с сосредоточенным видом перещелкивает радио, пока на одной из волн не играет зажигательный move like a devil.

- "моя милиция меня бережет". - юля негромко смеется и смешно морщит нос, когда их подрезает огромный внедорожник с блатными номерами-семерками. от новочеркасской до уткиной дачи рукой подать, и вдали уже мелькает стеклянный уродливый торговый комплекс, взгроможденный поверх станции метро "ладожская", - помнишь, откуда эта фраза? владимир маяковский, 1927 год, поэма "хорошо", в честь десятилетия советской власти. - пожимает плечами и объясняет, - папа заведующий кафедры истории русской литературы, специализируется на литературном футуризме. меня так точно бережет, я тебя в благодарностях упомянула в ролике про каменного, но ты не видел, конечно.

пчелкина за дорогой практически не следит, пропускает нужный поворот и даже нужный сигнал светофора, начисто игнорируя протяжный автомобильный гудок (кто-то нажимал на клаксон ладонью и не отпускал) - все потому что сначала рассматривает грома украдкой, а потом случайно перехватывает его взгляд, и время останавливается. перестает идти, цифры на электронных часах перестают меняться, сигнал светофора остановился на сигнальном желтом, очередным пушем телефон моргнул, завис и выключился, и этот вечер продлится вечно, и юля в своем постоянном беге, пойманная в это странное мгновение, совсем не против. рушится момент только тогда, когда с визгом ее объезжают другие водители, высунув красные от злости лица в открытые окна и беззвучно открывая рты, прежде чем газануть. юля руку быстро кладет грому на локоть, удерживая, чтобы не вышел разбираться (как с байкерами тогда), и поворачивает на узкий извилистый уткин проспект, тянущийся двухполосной дорогой вдоль мелкого грязного ручья.

уткина дача стоит спиной к дороге, туда вводят редкие экскурсии, и территория вроде должна охраняться (на реконструкцию городу никогда не хватает денег, новая крыша для особняка, новые стены, восстановленная лепнина осела в чьих-то карманах, и чиновники закрывают глаза, ждут, пока сама развалится, или подожгут, и тогда землю можно было продать под многоэтажную застройку - на другом берегу мелкой речки стоял новый дом, в котором зажигались желтые квадратики окон).

место это на язык пришлось, потому что в комментариях кто-то писал, что здесь огромное граффити появилось с чумным доктором. пчелкина даже сейчас пытается сделать вид, что не искала грома, а все получилось случайно. в таком свете ничего толком поснимать для ролика не получится на самом деле, но сюда она может вернуться и завтра, дело не в этом было (спроси ее в чем: острая на язык юля и не сможет ответить). паркуется подальше, выходит и забирает свою шаверму, чтобы, от мясного и чесночного запаха и правда есть захотелось, откусить уже по-настоящему:

- и правда вкусно. но в следующий раз я угощаю. - теперь и от нее будет пахнуть чесноком, а жвачка брошена в бардачок. но им же с громом не целоваться сегодня, и пчелкина жует торопливо, радуясь, что надела удобные кроссовки. нужно было перелезть через забор в разросшийся бесхозный сад, осиротевший тогда, когда хозяев усадьбы поглотила революция, игорь перемахивает с завидной легкостью, и страхует юлю, которая отвлеклась, чтобы с высоты осмотреть тихий мертвый дом. спрыгивает грому в руки, и чувствует, как его ладони - случайно - проскользнули по спине вниз, удерживая за талию. не самое романтичное место (среди бутылок и строительного мусора), но проходит, наверное, пара минут, прежде чем они делают вид, что все нормально и обходят уткину дачу, медленно умирающую.

- хорошо, что ты поехал со мной. если охранник решит меня пристрелить, ты всегда сможешь его остановить. - говорит она шепотом, головой взмахивает, чтобы убрать с глаз короткие рыжие пряди. - в зале в жилом корпусе появилось граффити с чумным доктором. очередное. - упоминание убийцы в маске действует отрезвляюще, будто холодной водой, будто возвращение в реальность. юля грому руку протягивает, ладонью вверх (с какой-то смешной серьезностью, так предлагают быть всегда и вместе, а не нырнуть в разваливающийся изуродованный корпус), - идем?