Робин никогда не считал себя хорошим парнем, хотя его фамилия к этому располагала. И тем не менее — он был разбойником. Всю жизнь, сколько себя помнил, он провёл в лесах: воровал, губил и даже пару раз убивал. Но тем не менее он считал себя справедливым. Когда Эмма появилась в лагере с рассказом о тёмном, о преступлениях короля и о том, что Реджина теперь останется с ними — он воспринял эту новость спокойно и даже с воодушевлением. Не могли же они, в конце концов, бросить даму в беде, — кем бы она ни была ни сейчас, ни раньше. Рассказывать остальным о случившемся он шёл с тяжёлой душой. Они столько времени потратили на план, на разработку убежища, — а в конечном итоге ушли скорее в убыток вместо того, чтобы получить желанное золото. Да ещё и обзавелись одним лишним ртом. Не то чтобы он был против, но прекрасно знал, как будут размышлять другие члены разбойничьей банды. Однако ребята его удивили: к новости они отнеслись спокойно, добродушно посмеявшись над тем, что этого следовало ожидать. Казалось, с самого начала они воспринимали эту авантюру как развлечение и дурную шутку, нежели как что-то серьёзное; и после его слов о том, что король их более не будет преследовать, всё напряжение, которое росло с каждым часом, резко испарилось.

«Несите бочонок пива и покер!» — обрадовался Бобби, поближе устроившись к костру. Остальные его, разумеется, поддержали, так что всё, что оставалось Робину — это радоваться и наслаждаться минутами спокойствия, которые, как он точно знал, не продлятся долго.

Рано или поздно они найдут новое дельце — сами или его найдёт Эмма, — и тогда им вновь придётся отправляться в путь. Но пока их поджидало благословенное затишье. Неделю, может быть — две. Пока Эмма просто даст время новому члену команды освоится, найдёт ей одежду и обучит некоторым азам. А там… кто знает, что будет дальше? Может быть, Реджина решит уйти. А, быть может, войдёт во вкус и решит остаться. Робин едва ли представлял себе бывшую королеву в рядах разбойников, но когда-то в их рядах он не видел и Эмму.

Ближе к полудню, когда Реджина так и не вышла к ним сама, Робин немного напрягся. Он прекрасно понимал, что бывшей королеве нужно время, чтобы освоиться, обдумать случившееся; но он также понимал, что оставлять её одну в таком состоянии ни в коем случае нельзя. Если они собиралась остаться — ей нужно было как минимум познакомиться с остальными членами банды и понять, что никто не собирается причинять ей вред. И, быть может, осознать, что они не такие уж неотёсанные болваны, какими их рисуют на плакатах и описывают в тавернах. Так что он коротко откланялся и деликатно постучал в дверь хижины, откуда не было слышно ни звука. Так и не дождавшись ответа, он тихо отворил дверь и неуверенно улыбнулся сидящей на кровати женщине. В руках у неё был кинжал, и это… его несколько смутило. Он не припоминал, чтобы Эмма хоть раз давала его хотя бы рассмотреть, — носилась с ним, как с главным сокровищем. И вот теперь так просто отдала едва знакомой женщине? Очевидно, по какой-то причине она доверяла бывшей королеве достаточно сильно, и Робине не собирался разбираться в причинах этого. Если доверяла — значит, причины есть.

— Ваше величество, — коротко откашлялся он, входя внутрь, но не приближался. Давал пространство, такую необходимую ей дистанцию. — Не хотелось бы давить на вас, но завтрак уже давно готов. Было бы хорошо, если бы вы познакомились со всеми, посмотрели лагерь. Эмма скоро вернётся с новой одеждой, а пока… — Он неопределённо махнул рукой в сторону лагеря. — На завтрак, кстати, уха. Из самой свежей, только что пойманной рыбы.

Он умолчал, что Эмма, — с едва заметной ехидной улыбочкой, от которой никогда не жди ничего хорошего, — попросила добавить туда самые лучшие специи, какие только найдутся в лагере. Так они и поступили — и уха, на их вкус, вышла великолепная.

— Но если не желаете выходить, я могу принести вам завтрак сюда, — поспешно добавил он.

[nick]Robin Hood[/nick][icon]https://38.media.tumblr.com/873df2f2600d0a083d47d56b0f023b0e/tumblr_n7cz53GJhE1rzsdqeo1_500.gif[/icon][lzsm]<span>once upon a time</span> <data><a href="оставить так">робин гуд, 32</a></data> :: характер нордический, не женат. [/lzsm]

— О, это одежда не для Эммы. Она для вас, — добродушно рассмеялся разбойник, глядя на бывшую королеву исподлобья. Немного смущённо и без всяческой насмешки или ехидства. — Это тонкое платье вам, безусловно, очень идёт. Но в лесах в таком долго не выдержишь. Вам понадобится тёплая одежда и прочные ботинки. В нашем деле главное тепло и удобство, а не красота, — поделился он. — Так что Эмма и ещё пару ребят отправились в город, чтобы раздобыть для вас одежды. И немного принадлежностей. Роланд постоянно теряет вилки и ложки и выкидывает из телег мыло. Он ненавидит мыться. Ну, и раз в наши ряды пополнила королева, пускай и бывшая, мы решили, что всё должно быть, как подобает.

Насколько это возможно.

Робин собирался сделать шаг, чтобы протянуть бывшей королеве руку и помочь подняться, но та справилась и без его помощи. Так что он лишь неловко потоптался на месте, прежде чем наконец выйти из хижины на свежий воздух. Денёк этот выдался жаркий и душный: прелый воздух будто прилипал к коже, оседая на ней своим жаром, повсюду кружили комары и прочие насекомые, звонко жужжа, словно переговариваясь друг с другом. А в лагере стоял умеренный шум, — парни пили пиво и травили байки, изредка пытаясь перекричать друга друга. Впрочем, атмосфера выходила скорее доброжелательной и совсем не напоминала ту, что чаще всего встречалась в тавернах.

— Простите, ваше… Реджина. От привычки сложно избавиться. Конечно, Эмма рассказала, что случилось. Я… очень сожалею о вашей утрате, — обернулся через плечо, чтобы ободряюще улыбаться ей. Робин не мог не восхищаться красотой Реджины, которая была не только внешней, но и внутренней. Несмотря на всё случившееся, она продолжала будто бы светиться изнутри, стойко выдерживая все трудности и тяготы, которые встречались ей на пути. Такое качество редко встречалось в этом мире, особенно среди женщин, с которыми ему доводилось познакомиться.

Должно быть, рассуждал он, сложно держаться вот так, зная, что некогда любимый муж предал тебя; променял на побрякушки, богатства и репутацию, которые в эквиваленте разбойничьей банды не стоили ровным счётом ничего. Деньги им были нужны лишь для пропитания и помощи тем путникам, что в ней нуждались. Никто из них никогда не стремился к чистоплотной роскоши дворцов, дорогим мехам или королевским приёмам. Если уж говорить откровенно, то большая часть их шайки смотрелась бы на королевском балу как сбежавшие из цирка обезьяны. Но в том и было очарование такой жизни: никому из них не приходилось притворяться или строить из себя чёрт знает что. Всегда и в любой ситуации можно было оставаться собой, — и если уж хотелось смачно рыгнуть, то этому едва ли кто-то мог помешать, не говоря уж о том, чтобы удивиться.

— У нас небольшой лагерь, — меж тем продолжил рассказывать он. — Обычно мы спим в палатках или под телегами. Иногда натыкаемся на такие вот хижины, но это скорее редкость. Когда наступают холода — прячемся в тавернах. Но сейчас, когда жарко, нам неплохо и в лесу: тут всегда есть, чем заняться. Можно охотиться, чистить или изготавливать оружие, читать книги, которые постоянно таскает Джеймс, это наш чародей, кстати. Он… Роланд, выплюнь, чёрт возьми, траву! Ну что за неугомонный ребёнок…

Роланд, заметив приближение отца, выплюнул траву, а глянув на Реджину — и вовсе потерял к ней всякий интерес. Четырёхлетний мальчик, воспитанный разбойниками, деловито поднялся на ноги, покачнулся и сказал:

— А кто это? — ткнув пальцем в Реджину. — Это моя новая мама?

— Что? Господи, нет, Роланд, это… Это Реджина. Реджина, познакомься, это Роланд, мой сын. Она пока поживёт с нами, надеюсь, вы подружитесь.

Роланд, выпятив нижнюю губу, какое-то время просто придирчиво разглядывал новую гостью, а затем широко улыбнулся и протянул руку, чтобы её пожать:

— Привет, Реджина. Ты любишь улиток?

[nick]Robin Hood[/nick][icon]https://38.media.tumblr.com/873df2f2600d0a083d47d56b0f023b0e/tumblr_n7cz53GJhE1rzsdqeo1_500.gif[/icon][lzsm]<span>once upon a time</span> <data><a href="оставить так">робин гуд, 32</a></data> :: характер нордический, не женат. [/lzsm]

На самом деле она могла бы отправить за одеждой кого угодно другого, но есть две причины, по которым она отправляется в город сама. Первая — ей просто нужно разложить по полочкам всё случившееся, осознать свои чувства и привести мысли в порядок. Второе — она не хочет доверять выбор одежды для Реджины никому, кроме себя; ну, и самой Реджины, разумеется, но той нужно как следует отдохнуть и выспаться. Ей и без того пришлось пережить слишком много, чтобы дёргать её ещё и из-за таких мелочей. Так что, уезжая вместе с остальными, Эмма надеется лишь на уединение и возможность подумать — дорога до города неблизкая.

Она обдумывает слова Румпельштильцхена. Не только по поводу ребёнка и истинной любви, но ещё и насчёт обучения. Пока что Реджина для неё — сплошная загадка. Но даже этих фактов достаточно чтобы понять, что бывшая королева пережила слишком много дерьма и вряд ли откроется сразу же. Ей хочется узнать всю её: историю, её взгляд на случившееся… но пока она может строить лишь догадки. Одно она знает точно: если когда-то Реджина заключила сделку с Румпельштильцхеным и обучалась у него — значит, на то была веская причина. Это так же означало, что она владеет какой-никакой, но магией, и может её контролировать. Вряд ли хорошо, — иначе она бы попросту не позволила шайке разбойников взять себя в плен.

Другое дело — слова тёмного про истинную любовь. Эмма так до конца и не понимает, что же он имел в виду. Глумился ли он, заметив её чувства к бывшей королеве, или говорил на полном серьёзе, стараясь вывести их на эмоции? Эмма склоняется к первому варианту, но всё же глубоко внутри она надеется на второй. Вот только её надежды разбивались о скалы слишком часто, так что она в корне душит этот порыв снова и снова, чтобы потом, столкнувшись с очередным камнем реальности, не было так больно.

В лагерь они возвращаются ближе к вечеру, когда солнце уже садится, а костры начинают полыхать всё сильнее ярче. Ярко-зелёная листва деревьев ластится к последним лучам солнца, становясь тёмно-оранжевой, и в лагере царит спокойная умиротворённая атмосфера. Эмма перешагивает через храпящего Бобби и резко замирает, так и не дойдя до поляны, где расположились остальные. Джим, Ворчун и Джереми уже приветствуют остальных, в то время как Эмма тупо смотрит на Реджину и Робина, которые сидят так близко, что их кожа едва ли не соприкасается; маленький Роланд копошится вокруг них, рассказывая очередную детскую ерунду, а Реджина снисходительно смеётся и отвечает ему что-то. И эта их идиллия выглядит так уничтожающе, что на мгновение у неё звенит в ушах и кружится голова; она просто стоит, не в состоянии заставить себя сделать хотя бы шаг, пока наконец не сглатывает, поймав на себе взгляд остальных. Тогда, взяв себя в руки, она наконец подходит к костру.

«А чего ты ждала, Эмма? — спрашивает она саму себя. — Ты ведь прекрасно знала, что так и будет».

Не ждала, что это случится так быстро, — отвечает краем сознания и грубее, чем хотелось бы, бросает мешок с новой одеждой у ног Реджины и Робина. Она даже не смотрит на неё, потому что знает, — если посмотрит, то это окончательно уничтожит её решительность и твёрдость намерения держаться так, будто бы всё в порядке.

— Одежда, ваше величество, — тихо бросает она.

Заметивший её Роланд тут же радостно подскакивает и, — с довольным криком «Эмма», — бросается ей на шею. Она присаживается на корточки, чтобы поймать его и посадить на колено, а затем мягко улыбается и целует в макушку.

— Вы принесли мне что-нибудь? — нетерпеливо ёрзает пацан. И Эмма, как обычно, вытаскивает из-за пояса леденец на палочке. Роланд радостно хлопает в ладоши и смеётся.

— Эй, он же ещё даже не поужинал! — полу-шуточно возмущается Робин, тоже как и обычно, и Эмма только закатывает глаза.

— Пойдём от этих скучных взрослых, пацан, — говорит она ему, сажая его на шею. И Роланд согласно кивает, когда они отходят. Только отойдя на достаточное расстояние она вновь опускает его на землю и щёлкает по носу. Роланд, впрочем, быстро переключает внимание на какое-то другое детское занятие, так что Эмма спокойно уходит в лес, потому что внутри всё ломит и болезненно сжимается. Она вновь прокручивает перед глазами эту сцену идиллия и удивлённо сжимает пальцами рубашку в области грудной клетки, не понимая, почему это так давит.

Эмма останавливается лишь тогда, когда доходит до опушки леса. К тому моменту солнце уже окончательно прячется за горизонтом, и яркие звёзды только-только начинают проступать на тёмно-синем небе, словно пробивая себе путь через пелену и мрак. Она присаживается возле небольшого поваленного дерева, — уже гниющего и разваливающегося от старости, пропахшего сыростью и плесенью, — и задирает голову к небу, разглядывая эти звёзды, стараясь успокоить сердцебиение, делая глубокие рваные вдохи. По правде говоря — ей никогда не нравились звёзды. Возможно, она бы никогда не обратила на них внимания, если бы не её старая прислуга, что провела с ней практически всё детство. Каждый раз, когда Эмме было плохо или грустно, она приходила к ней в покои и рассказывала о звёздах…

— Звёзды — это души дорогих нам людей, которые наблюдают с нами оттуда, с неба, — говорила она, разглаживая пальцами светлые пряди, спутавшиеся после тренировки.

— Но ведь звёзды — это всего лишь мёртвые небесные тела, — отвечала ей Эмма, хмурясь от нелогичности этого заявления. Все ведь прекрасно знали, что на звёздах не живут никакие души.

— Мёртвые для нас, принцесса, — терпеливо говорила Аманда. — Но там они обретают новый дом, чтобы приглядывать за нами, когда нам грустно или одиноко. Они светят для нас, чтобы мы не забывали о них!

Эмма хмурилась лишь сильнее, глядя на небо, усыпанное тысячью сияющих звёзд, и не видела в них никакого отклика. Это по-прежнему были мёртвые небесные тела, кружащие по орбите земли. И кроме того, если бы это были души — разве не должно их быть больше? В мире каждый день кто-нибудь умирал: на войне, от обычной простуды или от старости; если бы звёзды были душами, размышляла Эмма, их бы становилось всё больше с каждой секундой, и в конечном итоге они заполонили бы всё небо, а затем обрушились на землю от тяжести. Но вместо этого говорила:

— И какая тогда мамина?

— Та, что светит для вас ярче всем, ваше высочество, — улыбалась Аманда.

Эмма по-прежнему не верит в это, но разглядывание неба всё-таки успокаивает. Мёртвые точки в небе, светящие и мерцающие, умиротворяют и позволяют вдохнуть глубже. Иногда она думает, что, возможно, Аманда была права, — но не во всём. Звёзды по-прежнему оставались звёздами, и всё же обладали некой мистической силой, непонятной и пока ещё не изученной учёными.

Эмма вздрагивает, услышав шаги, и тянется рукой к новому кинжалу, спрятанному в ботинке. Но замирает, заметив впереди знакомый силуэт. Ей достаточно лишь одного взгляда на эту поступь, на прямую спину, на белоснежное платье; даже не нужно поднимать взгляд на лицо, чтобы понять, — это Реджина. И всё же она поднимает взгляд, тихо выдыхая, заметив в её глазах боль; точно зная, чем она вызвана, и ненавидя себя за это.

— Реджина… — хрипло начинает она, но замирает, так и не договорив. Реджина подходит ближе к ней и бормочет какие-то сбивчивые путанные объяснения, заставляя Эмму хмурится всё сильнее с каждым мгновением. Поначалу она думает, что Реджина говорит о Робине; но быстро одёргивает себя. Она не знает о чувствах Эммы и вряд ли стала бы извиняться за то, что полюбила кого-то другого. Но тогда о чём она говорила?

[float=left][/float] — О чём ты, чёрт возьми, говоришь? — удивлённо вскидывает брови она, и догадка в один миг озаряет её лицо. Спасти тебя от ошибки. Эмма готова ударить себя по лицу. — Что… Реджина, нет! Я не считала, что совершила ошибку, и никогда не буду, я просто… — Она замолкает и отводит взгляд в сторону, закусив губу. Сердце начинает биться чаще, и близость бывшей королевы, её уже знакомый запах совсем не помогают успокоиться. Так что она слегка отклоняется, желая увеличить расстояние между ними; зная, что без него она просто не сможет сдержаться. — Я просто устала, — говорит она на выдохе. — Так значит вы с Робином теперь… вместе? Я видела, как вы мило беседуете, — говорит она как бы невзначай, старательно отводя взгляд от неё и стараясь сохранять каменное выражение лица, в то время как сердце начинает биться где-то в глотке, болезненно сжимая грудь.

— Лгу, — тихо соглашается с ней Эмма, старательно пряча взгляд от проницательного взгляда Реджины.

Ей хочется сказать, что не всякая ложь — во вред, что не всякая ложь — преступление, потому что иногда правда может ранить сильнее любого ножа или даже лжи.

Эмма прекрасно знает, что не имеет права злиться и ревновать, потому что Реджина — свободный человек, вольный выбирать что и кого угодно. Ей хочется убежать от этого разговора, хочется провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть полные боли и надежды глаза. Чтобы не объяснять Реджине ту правду, которая может её разбить.

Но она просто не находит в себе силы сделать это.

Уйти сейчас, — значит причинить ей ещё большую боль, и Эмму разрывает изнутри на части от желания поцеловать её и одновременно просто исчезнуть из её жизни, дав ей шанс на нормальную счастливую жизнь. В конце концов, Реджина этого заслуживает. Не важно, выберет ли она Робина или кого угодно из разбойничьей банды; или даже за её пределами. Эмма сильнее цепляется пальцами за бревно, сжимая их так, что мягкая податливая корка осыпается от давления прямо на землю.

Эмма, ты ревнуешь его ко мне?

Эмма невольно замирает, напрягшись всем телом, и почти готова расхохотаться от нелепости сложившейся ситуации. Но вместо того она шумно выдыхает сквозь плотно сжатые зубы, и жмурится, говоря себе, что она не должна…

И с чего, чёрт возьми, Реджина решила, что она ревнует Робина к ней, а не наоборот? Дело в том, что они знакомы дольше или в том, что бывшая королева предполагает, что женщине могут нравиться исключительно мужчины? Её желудок неприятно сжимается, и она ведёт языком по резко пересохшим губам.

Наконец поднимает взгляд, и вдруг обнаруживает, что лицо Реджины слишком близко. Её прекрасное лицо, этот аромат, от которого внутри всё замирает и трепещет, её обеспокоенный, почти умоляющий взгляд, от которого мозг практически отключается.

— Нет, — тихо и завороженно говорит она, больше не в силах отвести взгляда или отстраниться. Всё, о чём она может думать — это о губах Реджины, которые слишком близко к её собственным. И она делает то, чего ей хочется больше всего: сокращает это расстояние, прикрывая глаза, и касается её губ своими губами. Поначалу невесомо, но затем, будто осмелев, прижимается теснее, невольно опуская руку Реджине на талию, чтобы прижать её ближе.

— Его не ревную, — выдыхает она сквозь поцелуй, который кажется таким правильным. Как будто всю свою жизнь она ждала именно этого поцелуя и именно этих губ, которые буквально сводят с ума и заставляют всё внутри трепетать, а низ живота сжиматься от возбуждения. — Реджина… — шумно выдыхает она, опуская ладонь ей на щеку и ведя пальцами к чуть спутавшимся волосам.

breathe… keep breathing
[indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] [indent] i can't do this. alone;

Эмма тонет в этом поцелуе, окончательно сдавшись во власть чувств, особенно когда Реджина начинает отвечать. Когда её мягкие податливые губы раскрываются навстречу, точно бутон розы, когда она слышит, как из груди бывшей королевы вырывается тихий вздох, кажущийся обжигающим и даже болезненным. Этот поцелуй кажется ей слишком правильным — будто она обрела свою давно потерянную половину, и теперь её душа наконец воссоединилась с ней, став единым целым.

Конечно, Эмма и раньше слышала о «родственных душах»; людях, что предназначены друг другу судьбой, рождённые только для того, чтобы, в конечном итоге, обрести счастье друг с другом. Но она никогда не верила и не хотела в это верить. Все эти россказни про истинную любовь и родственные души — слишком сладкая и нереалистичная картина, нарисованная поэтами и писателями лишь для того, чтобы потешить трепетные сердца и любвеобильных дам.

Во всяком случае, так Эмма думала раньше.

Теперь же, стоя в лесу и целуя Реджину, она думает, что, быть может, сказки не врут, и в мире действительно существуют родственные души. Может быть, не так красиво и сладко, как об этом любят петь, но… всё ещё правильно. Как будто сама судьба невидимой рукой подталкивает к этому.

Но затем Реджина отстраняется, вызывая тихий протестующий стон, и наваждение проходит. Сердце Эммы принимается бешено сжиматься и биться в груди от осознания, что она только что натворила. И что она, возможно, только что навсегда потеряла Реджину одним неправильным решением. Она глубоко и судорожно вдыхает воздух до боли в лёгких, и замирает, слушая тихие бессвязные слова. Она всё ещё не выпускает бывшую королеву из объятий, потому что тогда случившееся наконец станет реальностью. Её слова, сказанные про Робина — тоже станут реальностью.

Моя истинная любовь…
[indent] [indent] Робин.

Эмма сжимает пальцами ткань платья, слегка дрожа и шумно выдыхая.

Наши чувства не настоящие.

— Но если… — хрипло говорит она, всё ещё тяжело дыша от нахлынувших чувств, борясь с комом, вставшем в горле, — эти чувства взаимны, то почему они — ненастоящие?.. — последнее она заканчивает тихо, почти неслышно, сильнее сжимая ткань на спине Реджины.

Догадка словно обухом бьёт её по голове. Реджина просто не хочет делать ей больно. Ей и в самом деле нравятся мужчины, и, хоть она и не чувствует отвращения, она просто не может быть с ней.

( Она отлично чувствует ложь и знает, что Реджина не врёт, но не хочет в это верить ).

[float=right][/float] — Реджина, прости, — медленно говорит она, слегка поворачивая голову и глядя стеклянным взглядом на гладь воды. — Я не должна была, — отстраняется, обхватывая собственные плечи руками. — Я просто… прости. Ты права, мне не нужно было лезть. Прости, я лучше… пойду. — Она говорит это слишком быстро и не даёт остановить себя, уходя вглубь леса быстрым шагом и мастерски скрываясь из виду.

«Удачи с Робином» так и застревают в горле, оставшись лишь мыслью.

Она прокручивает слова про Робина снова и снова. Робин — моя истинная любовь, — отзвуком отдаётся в голове. Эмма опирается рукой о дерево и опускает голову. Какая же она идиотка, думает она. И не планирует возвращаться в лагерь как минимум до рассвета, потому что ей нужно прийти в себя.