[indent] В новые занятия Женя ввязывается добровольно и никого не может винить в том, что еще больше устает. Дарклинг не зовет ее, но она сама робко стучит [скорее скребется] в его дверь, когда дочитывает книгу и переполняется вопросами. Она скачивает учебники по анатомии и химии, допытывается до Федора, когда тот свободен, заглядывает в темные лаборатории корпориалов и даже не морщится от застывших в воздухе запахов, не испытывает никакого отвращения к объектам их исследования и с любопытством изучает строение человеческой кожи. Она набирается знаний, впитывает все как губка, не упускает ни единой возможности разобраться в непонятных вопросах - и это все помогает ей лучше шить маски на живых лицах, все пригождается, когда Дарклинг требует от нее новых успехов, все оказывается полезным, когда она представляет нужные преобразования не только внешне, но на уровне тканей и клеток. Это удивительно, невообразимо, волшебно - все ругаются на это слово, но иначе свои ощущения Женя описать не может.
[indent] Сложнее все становится, когда от сшивания лиц Дарклинг переходит к абсолютно незнакомой ей науке и предлагает творить внутри разумов. Никакие знания о нейронах и разделах мозга ей не помогают, эта система кажется ей непостижимой и невероятно запутанной; но он упрямо учит ее нужным жестам [у Жени ловкие руки, но к жестам, которые привычны для всех гриш, она в своей работе никогда не прибегала] и предлагает меньше думать и больше чувствовать - справлялась же она с портновским делом, толком ничего не зная о нем. Женя кусает губы, гадая, почему этой странной науке учит ее именно генерал, как полушутливо зовут здесь Дарклинга, а не кто-то из корпориалов, которым это умение должно быть ближе. Но вопросы она предпочитает задавать только те, что напрямую относятся к их урокам, и не к причинам, почему он уделяет ей столько внимания и при этом до сих пор не берет на задания, хотя Женя считает, что уже готова помогать "Второй армии" своими навыками смены лиц.
[indent] Она садится на диван полубоком, подгибая под себя одну коленку, и неторопливо разминает пальцы, вспоминая и повторяя заученные движения, пока не вкладывает в них силу и просто убеждается, что не собьется в середине своих чар. На Дарклинга Женя смотрит сквозь полуопущенные ресницы и медлит, выбирая, что же у него попросить. Она ни в чем не нуждается, на базе "Второй армии" чувствует себя чуть ли не лучше, чем во дворце, и загадать желание оказывается неожиданно сложно.
[indent] - Что-то, что я еще здесь не получила? Сложно придумать... - она тянет время, колеблется, скользит взглядом по сторонам, будто ища подсказку - и вдруг повторяет привычный жест быстро и резко, не давая себе задуматься и остановиться, вливая в него силу и представляя, как импульсивное желание должно вдруг расцвести в разуме Дарклинга, будто огненный цветок, будто красочные брызги фейерверка. - Ты хочешь дать мне еще один урок, научить меня целоваться, - с нажимом произносит Женя, вспоминая его же слова, что целоваться она совсем не умеет. Да и откуда бы? Все логично, но на базе она не находит никого, у кого хотела бы взять пару уроков; никого, кроме строгого генерала, который тратит на ее обучение так много времени и заставляет некоторых гриш ревновать.

[indent] Уверенность в собственном успехе немалую роль играет в возможностях гриш. Женя сравнивает то, на что способна была раньше, когда во всем сомневалась и не хотела служить королеве, и то, что удается ей теперь, когда она рвется вперед, жадно глотает знания, постоянно упражняется и совершенствуется, видит перед собой новые цели и спешит их достичь: разница оказывается огромна, и она все больше уверяется в своих возможностях, крепче встает на ноги и сияет, находя свое место среди гриш. Она не считает больше свои силы жалкими, верит в их уникальность, находит им полезное применение - и с нетерпением ждет, когда же Дарклинг позволит ей принимать участие в их операциях. Женя ничего не боится, ни о чем не жалеет, ни за что стыда не испытывает - и старается не задирать слишком высоко нос, чтобы никому не пришлось по нему щелкать и развенчивать ее завышенные представления о самой себе.
[indent] Она и теперь не дает себе времени и возможности усомниться и задуматься о том, что она делает и как; и на Дарклинга Женя смотрит выжидающе, любопытно, нетерпеливо: сработало или нет, выполнит или нет? Он тянет паузу и как будто колеблется - неужели что-то у нее все же получилось, неужели отсутствие сомнений снова сделало свое дело наравне с долгими тренировками и упрямым оттачиванием жестов, неужели она смогла?.. И да, и нет: в его разум она все же пробралась, какого-то эффекта достигла, генерал сам это признает и хвалит ее; но не наклоняется к ней, не прижимается к ее губам с поцелуем, не показывает ей то, что нормальные девушки девятнадцати лет уже давно умеют и сами кого хочешь могут научить. Женя снова теряется, будто не было всех этих месяцев, когда она осваивалась здесь и привыкала не впадать в панику от любого непонятного слова; она растерянно облизывает губы, едва не касаясь кончиком языка скользнувшего по ее губе пальца, и задерживает дыхание, наслаждаясь лаской и снова не понимая: он же хочет, она же не слепая, он же сам хочет ее поцеловать [и, наверное, не только]; что же его останавливает?..
[indent] Женя медлит, ищет в его фразе подвох и проверку, гадает, какой ответ будет правильным, и только после затянувшейся паузы медленно и неуверенно кивает.
[indent] - Я хочу, да... это же полезно и, ну... - она пожимает плечами. Стряхнуть с нее уверенность оказывается очень легко, Дарклингу для этого достаточно пары вопросов, и Женя запоздало начинает жалеть, что придумала именно такой приказ. Она могла попросить что угодно еще: хоть пару выходных, хоть комнату получше, хоть поездку в город, потому что на базе она уже смертельно устала сидеть, хоть любой девичий каприз, хоть снова увидеть силу генерала, теперь в полном объеме. Но вместо этого она просит поцелуй - и сама уже не уверена, что эта награда ей нужна [и что она может, что не вздрогнет, что не захочет сразу же отстраниться и спрятаться подальше]. - Я хочу... если ты хочешь, если это не... - не повлияет на то, как он к ней относится; не ухудшит его мнения о ней и ее положения среди гриш; не станет своеобразным принуждением для него: Женя же знает, как противно и мерзко идти на поводу у чужой воли и терпеть что-то противное, неприятное, ужасное; и поцелуев через силу она не хочет, хватило уже.

[indent] Женя набирается уверенности в своих силах, в своем будущем, в своих целях; но ее собственный разум и ее желания даже ей до конца непонятны, и в самой себе она не может быть уверена ни капли. У нее не такая плохая жизнь была - все познается в сравнении, и она слышит истории куда хуже собственной, сочувствует тем, кто пережил настоящий кошмар и прошел через ад, стыдится жаловаться на свою участь... но перешагнуть спокойно через свое прошлое не может. Она свободна, ее мучители мертвы, ей от них ничего не грозит, все будет хорошо, она не даст себя сломать, особенно теперь, когда все позади, - но никакое самоубеждение не помогает ей почувствовать себя нормальной, незапятнанной, желанной и счастливой. Страхи играют с Женей злые шутки: она видит в чужих взглядах то, чего там нет и не может быть; все еще вздрагивает от каких-то прикосновений; теряется от мелочей; и бесконечно боится, что заслужила все, что на самом деле именно такая, какой ее видели король и королева, что гриши тоже в ней разглядят эти незаметные изъяны и откажутся от нее.
[indent] Она хочет обычной жизни, насколько та возможна на подпольной военной базе; хочет ничего не бояться, дышать свободно, ничего не вспоминать и не дергаться, но добиться этого оказывается намного сложнее, чем она думала, и основным препятствием становится она сама. Женя стискивает зубы, терпит, ждет, что все забудется и пройдет, - не проходит, не забывается; может быть, требуется больше времени, но она устает ждать и хочет все исправить как можно скорее. Дарклинг смотрит на нее тепло и ласково - его она выбирает своим лекарством, к нему тянется, в его уверенности подпитывает свою и одновременно ужасно боится его разочаровать.
[indent] Он не дает Жене оправдаться, объясниться, забрать свое желание обратно и сделать вид, что никакие глупости не падали с ее губ; она не успевает задуматься о его словах и осознать, какая опасность кроется в ее поспешном приказе, не успевает оценить свою уверенность и найти ее крайне низкой; он уже наклоняется к ней, накрывает ее губы своими - медленно, осторожно, мягко. Женя все равно замирает; ее сердце колотится где-то в горле - и вовсе не от восторга; она не пытается его оттолкнуть или отстраниться - руки падают сами по себе, заученная покорность сковывает ее и лишает воли. Женя заставляет себя не закрывать глаза: под закрытыми веками она наверняка увидит лицо покойного короля, свой худший кошмар, а это последнее, что ей сейчас надо. Она перебарывает оцепенение, поднимает руки, осторожно касается ими плеч Дарклинга и не отстраняется, терпит, старается проникнуться, привыкнуть и чему-то научиться.
[indent] Дарклинг разрывает поцелуй первым, и Женя сразу испуганно вскидывает на него взгляд, цепляется за его плечи и не дает отстраниться далеко.
[indent] - Все хорошо, правда, я не испугалась, все хорошо, - тараторит она, не отпуская его, не сдаваясь, не позволяя себе остановиться - потом пробовать будет сложнее, потом она не сможет уже заставить себя повторить неудачный опыт, а ей это нужно, ей нужна нормальная жизнь, ей нужно что-то обычное, земное, милое, теплое, доброе, ласковое; что-то, чего в ее жизни давно не было.

[indent] Женя могла выбрать кого угодно: увести у Марии ее Сергея, очаровать нелюдимого Давида и учиться поцелуям вместе, потому что он наверняка тоже ничего не умеет, улыбнуться целителю Владу или даже ответить на осторожные намеки Нади, которая своих предпочтений не скрывает; она уверена, что при некоторых усилиях и условиях даже Федор не отказал бы ей в дружеской помощи - исключительно дружеской и в тайне от Ивана, но не отказал бы. Но она выбирает Дарклинга и не только потому, что помнит об обещанной благодарности; она тянется к его силе, ищет у него защиту, помнит о его доброте, знает, что нет никого могущественнее него. Это сложно называть сознательным решением, Женя не анализирует свои желания и покоряется им, доверяет интуиции и отказывается думать слишком много, справедливо полагая, что ничего хорошего ее размышления на свет не вытащат.
[indent] Но наверное, она все же совершает ошибку, слишком торопится, не дает себе привыкнуть ко всему и забыть свою прежнюю жизнь. Шоковая терапия - далеко не лучшее лекарство, и Дарклинг - не врач, не игрушка в ее руках, а человек, которым она нагло пользуется, чтобы попробовать залечить свои раны. Это подло, низко, и чем это отличается от того, что делали с ней самой? Почти ничем, и Женя кроме сковывающего страха пылает раскаянием, почти начинает извиняться за все сразу и мучается виной, которую Дарклинг не дает ей озвучить, начиная покрывать поцелуями ее ладони. Женя замирает, пораженно наблюдает за ним и снова чувствует бешеный стук сердца где-то в горле; и все эмоции ее настолько спутаны, что она никак не может разобрать их на ниточки и найти, что же на это ответить. Ничего неприятного в этом нет, напротив: у нее перехватывает дыхание от такой нежности и кругом идет голова, и хочется плакать от того, что никто прежде не был с нею так ласков и заботлив.
[indent] - Прости, правда все хорошо, если ты не хочешь, я не... - снова тараторит она, едва его слыша, а потом хлопает ресницами, когда он все же вклинивается в ее поток слов и предлагает другой подход. Это вряд ли поможет, Жене не станет легче, но Дарклинг ее мнение едва ли спрашивает и снова окружает ее своей лаской, целует ее лицо так, как никто никогда не целовал, и не торопит ее, не принуждает ни к чему. Женя надолго замирает, ни на что не решаясь и просто подставляя лицо его поцелуям, кусая губы от переполняющих ее чувств и забывая порой, что надо дышать. - Но ты скажешь... если я что-то сделаю не так, если тебе не понравится... или если можно лучше? - Она наконец находит силы, чтобы сначала открыть рот для слов, а потом и сдвинуться с места, коснуться ладонью его щеки, осторожно поддаться навстречу и коснуться губами уголка его губ. Почти сразу Женя отстраняется, смотрит на него с немым вопросом, в самой себе ищет новую вспышку страха - но Дарклинг оказался прав, так действительно легче. Дождавшись от него одобрения, она пробует снова, теперь уже не разрывает все так быстро, накрывает его губы своими и через несколько секунд даже касается их кончиком языка, но на большее пока не решается. Маленькими шагами, да?..

[indent] Женя впервые получает в свои руки столько власти [над своим телом, над ситуацией, над подчиняющимся ее желаниям Дарклингом] и сходит с ума от объявленной вседозволенности. Она теряется, с трудом решает, что делать: весь предыдущий ее опыт с королем, тяжело наваливающимся сверху и грубо терзающим ее безвольные губы и податливое тело, здесь не помощник, и все фильмы и книги оказываются бесполезны, тем более, что любовные романы и милые комедии про влюбленных Женя никогда не смотрела, боясь не пережить приступов зависти. Сейчас для нее - все новое, незнакомое, неизученное; сейчас она решает считать эти поцелуи - своими первыми, как будто ничего другого в ее жизни раньше не было. Если бы только можно было по щелчку пальцев вычеркнуть все из памяти, если бы только она могла собственный разум менять так же легко, как делает это с лицом!
[indent] Дарклинг отдает ей себя для экспериментов и сам ничего не навязывает, только предлагает, разрешает и поощряет, гладит ее плечи и приоткрывает губы. Женя отвлекается, ненадолго отстраняется, задумчиво смотрит на него, изучая его лицо так близко, а потом осторожно подталкивает его руку, заставляя скользнуть с ее плеч ниже и устроиться на талии. Ей нравится тепло от его прикосновений, ей нравится нежность в каждом жесте, ей нравится, что он ничего не требует, даже не направляет ее и терпеливо ждет, что же она сама захочет сделать, - и Женя хочет больше, она храбреет на глазах, снова приникает к его губам, уже смелее пробует все, что только приходит в ее голову. Поцелуи все еще осторожные и робкие, в них нет поспешности, жадности, грязной страсти, но Женя постепенно загорается, дышит уже тяжелее, вздрагивает от незнакомого томления, разливающегося под кожей. Дарклинг обещает ее одернуть, если что-то пойдет не так, но пока что он молчит и дает ей свободу, и она, опьяненная властью, заходит куда дальше, чем могла бы надеяться в первый раз, - и обрывает себя лишь тогда, когда дышать становится совсем невозможно, когда легкие горят от недостатка кислорода, а сердце заходится бешеным стуком.
[indent] Она откидывает голову, жадно вдыхает, удивляется тому, каким все вокруг становится мутные, зыбким, неважным, - кроме Дарклинга, который остается в центре ее мира и никуда не сдвигается. Женя моргает, пытаясь вернуть зрению четкость, улыбается от пьяного счастья и не отводит ладоней от его щек.
[indent] - Я... вроде бы... все хорошо? - через силу спрашивает она, теряясь в словах и мыслях. - Можешь теперь снова показать... как надо, как лучше? Или в следующий раз?.. - В ее голосе слишком много страха (что он откажет, что она снова не справится, что на этом их уроки заканчиваются) и надежды (что он продолжит, что этот раз не последний, что она сможет переступить через свой фобии и сковывающий ее ступор). Может быть, после своих осторожных опытов Жене легче будет терпеть поцелуи, в которых он ведет; может быть, на этом примере она лучше научиться; может быть, ей совсем не хочется разрывать объятия и терять все необычные ощущения, который ею сейчас владеют.

[indent] Дарклинг вдруг оказывается к ней совсем близко, сокращает то незначительное расстояние, которое между ними оставалось и давало Жене иллюзию безопасности, прижимает ее к себе и не отвлекает мокрыми поцелуями, не давая вскинуться и испугаться. Женя - не слепая и не глухая, она видит его жаркий жадный взгляд, слышит низкие вибрирующие нотки в голосе, ловит обожженной поцелуями кожей его частое дыхание - и запрещает себе догадываться, что все это значит. Некоторые вещи ей легче и лучше не замечать, не придавать им значения, не разглядывать знаки, не видеть сходства с королем [они не похожи, совсем не похожи, иначе Жени бы близко здесь не было; но кое-что общее есть у всех мужчин, а остальное дорисовывает ее пугливое воображение]. Это всего лишь поцелуи, всего лишь урок, о котором она сама попросила, это все не оказывает на них никакого лишнего воздействия - правда ведь?..
[indent] Его пальцы сильнее сжимаются на ее талии - Женя сладко вздыхает и кусает губы, удивленно вслушивается в его хриплые стоны и пораженно, неверяще вглядывается в его лицо: ему действительно нравится, он действительно любуется ею сейчас, он действительно ее желает?.. В это несложно поверить: покойный король тоже любовался ее лицом и телом, тоже хрипло рычал, тоже хотел ее и не сдерживал своего желания. В это сложно поверить: Женя все еще чувствует себя грязной, все еще видит давно стертые синяки на своих бедрах, все еще помнит, как на нее смотрели королева и слуги, знающие о ее настоящей роли во дворце. Дарклинг должен бы смотреть на нее также, но в его взгляде Женя различает только нежность, восхищение, страсть - неужели ему все равно, неужели он может закрыть глаза на ее изъяны, неужели они ничего не значат для него? Или все еще хуже: на ней написано, как легко ею воспользоваться, как она никогда не спорит и со всем смиряется, как терпит все неприятное и не издает ни звука?
[indent] Нет, это не про Дарклинга, он обещал ей, что без ее желания и разрешения ее никто не тронет, даже он; и даже когда она сама пришла и предложила себя, он ее отстранил и напомнил про свои обещания. Все не так; но что же он теперь ей предлагает? Женя смотрит на него темным, мутным взглядом, напряженно переводит взгляд вниз и застывает.
[indent] - Ни разу, никогда, - тихо, пристыженно откликается она, качая головой. Как бы ей испытывать удовольствие, если единственному мужчине в ее постели не было никакого дела до ее чувств и ощущений? - Ты... ты хочешь?.. - его шепот чарует и соблазняет, но у Жени перехватывает дыхание от ужаса, едва она представляет, что сейчас он опрокинет ее на спину, окажется между ее ног и... и все будет так, как она привыкла, как не хочет больше повторять, как он обещал ей не делать. Но это не король, это Дарклинг, с ним все будет иначе, с ним не повторятся старые муки, и она не может ему отказать и его оттолкнуть; Женя опускает ресницы, прерывисто вдыхает и слабо кивает, разрешая Дарклингу все, что он посчитает нужным ей показать. Он же с ней нежен и заботлив, все будет по-другому, ничего из ее кошмаров не повторится, он совсем другой, совсем [но все мужчины одинаковы - шепчет ей на ухо королева, кривя тонкие сухие губы; все мужчины одинаковы и все думают лишь о себе, а Женя - лишь хорошенькая игрушка в их руках].

[indent] Женя дышит через раз, Женя как вживую слышит мерзкий шепот королевы, Женя как наяву содрогается от липких прикосновений короля, раздвигающего ее ноги и сразу наваливающегося сверху. Она ошиблась: воспоминания все еще имеют над ней страшную силу, ей никуда и никогда от них не сбежать, ей не перешагнуть через этот страх и не научиться снова жить без оглядки на мертвецов. Они должны уже гореть в аду за свои грехи; но их почитают как святых мучеников, в их честь возводят мемориалы, их именами называют детей - и никто не знает, какими же они были на самом деле. Женя столько может рассказать про них - и она молчит, прячется на базе, притворяется живой и ломается на каждой фразе Дарклинга, предлагающего ей новые уроки. Он не желает ей плохого, она верит ему, не сомневается в нем - но внутри все скручивается в узел, и Женя никак не может расслабиться и довериться ему. Он хороший, добрый, ласковый - но все мужчины одинаковые, всем нужна хорошенькая куколка в их постели, и никому нет дела до того, что об этом думает сама Женя.
[indent] Но Дарклинг ничего не говорит о своем удовольствии, только о ее; тот же визгливый голос королевы твердит, что это может быть очередным обманом, но... Но ее ведь никогда не обманывали. Королевская семья была в своем отношении предельно честной: им нужны были ее услуги и за это они согласны были терпеть ее в своем доме и называть своей воспитанницей. Дарклинг тоже ни в чем ей не врет, дарит ей свое время, учит ее новым вещам, ограждает от бед и тревог. И это... это же ерунда, еще один урок, еще одна попытка стать нормальной. Женя вынужденно поднимает на него взгляд, колеблется несколько долгих секунд и медленно кивает, снова разрешая делать ему все, что он хочет и что считает нужным. Если она не согласится, если не прыгнет в этот омут, то никогда на это не решится, будет страдать и бегать всю жизнь. Ей нужна встряска - и Женя уверена, что сможет ее пережить.
[indent] - Если я захочу... если попрошу... ты остановишься? - сдавленно спрашивает она, борясь со сжавшей ее грудь ледяной рукой и едва находя воздух для тихих слов. Ей страшно, очень страшно, и врать об этом уже не получается; но Дарклинг снова отвлекает ее поцелуями, и в них нет ничего такого, ничего ужасного, ничего нового. Женя даже в меру своих сил и способностей отвечает и только вздрагивает, когда его рука оказывается под ее юбкой и касается напрямую кожи. Но это совсем не похоже на действия короля, и Женя вздыхает уже удивленно. Дарклинг продвигается вверх по ее ноге медленно и осторожно, мягко заставляет ее немного развести в сторону коленки, легко гладит покрывшуюся мурашками кожу - и Жене пока нечего пугается, такие прикосновения не будят в ней никаких ассоциаций. Она откидывается на спинку дивана и запрокидывает голову, когда губы Дарклинга оказываются на ее шее, и сама тянется к пуговицам блузки - жест выходит заученным, ее пальцы дрожат и запинаются, но Женя напоминает себе, что король ждал ее в постели уже без одежды, что ему не интересно было напрасно тратить время, что все это совсем не похоже на то, что он с ней делал, - и почти верит сама себе.

[indent] Женя едва справляется с самой верхней пуговицей блузки [ей нравится даже на полувоенной базе находить красивые, изящные вещи, и нравится застегивать блузки и рубашки до самого воротника, создавая себе иллюзию защиты и безопасности], когда Дарклинг перехватывает ее руки и не дает ей продолжить. Он забирает всю власть и весь контроль - от этого ей страшно до дрожи, это слишком напоминает все, что с ней происходило раньше; но при этом Дарклинг не спешит, не давит, ни к чему ее не принуждает и обещает остановиться, если только она попросит. Может быть, это еще одна утешительная иллюзия, может быть, он обманет и предаст, как предавали все и всегда; может быть, верить нельзя никому - но что за жизнь тогда ожидает Женю, что за жалкое существование и непроницаемом пузыре без чувств и привязанностей? Ей надо поправиться, надо преодолеть себя, надо поверить - и Женя запрещает себе останавливаться, возражать и мешать, запрещает медлить и двигаться неторопливо, запрещает любую терапию, кроме шоковой.
[indent] Она пристально следит за руками Дарклинга, ощущает каждое движение его пальцев, кругами пробирающихся все выше по ее бедру, и вздрагивает, когда он наконец достигает своей цели и легко касается ее. Женя сдавленно вздыхает и стискивает руки на его шее, против воли напрягается и тяжело дышит, но сжимает губы и ничего не говорит, никак ему не мешает, не замедляет. Дарклинг шепчет ей сладкие обещания и советы, и она, помедлив, укладывает ногу поверх его колен. Это непривычно и неприлично [визгливый голосок королевы снова ее одергивает, но Женя находит силы послать его куда подальше: отдавать свою воспитанницу в постель мужа - тоже не очень прилично]; но так ей даже спокойнее: Дарклинг не наваливается на нее сверху, не давит на нее своим весом, не сковывает ее движений, и это хорошо, это ее утешает и ободряет, это дает ей силы не возражать против происходящего.
[indent] - Не... не говори со мной как с ребенком... пожалуйста, - находит она все же один недостаток, от которого ей хочется в голос выть [расставь ножки, Женечка, будь хорошей девочкой, будь послушной, получишь за это пирожное и новые сережки]. У нее нет опыта, нет храбрости, нет ответа на его ласки; но она все же не дура, которая даже не представляет, что люди могут делать в постели. Пусть ее представления не во всем близки к реальности, пусть она ничего хорошего не испытывала на себе, но кое-то Женя все же понимает и не нуждается в таком сюсюкающем тоне и приторных объяснениях, от которых ей тошно становится. - Я не ребенок... я знаю, что там тоже можно... губами и языком, да. Но ты... ты захочешь? - Ее голос прерывается уже не столько от страха и неуверенности [она грязная, запачканная, оскверненная прикосновениями короля, кто ее захочет коснуться?], сколько от незнакомого ей томления, от нарастающего возбуждения, от всей гаммы необычных чувств, захватывающих над ней власть и заставляющих ее ерзать и облизывать губы. Между ног становится влажно, ткань неприятно липнет - Женя удивленно выдыхает: это нормально, это хорошо, это значит, что с ней все в порядке, это значит, что король все делал не так и не правильно, а не с ней какие-то проблемы были.