запах канализации, кажется, въелся даже в кожу. джеймс может часами стоять в душе, тереть кожу жесткой мочалкой до красных пятен, до боли, обливаться до рези в глазах шампунем, повторять это по нескольку раз, словно обряд, но итог будет один и тот же. все усилия тщетны. даже если человеку покажется, что от него пахнет приятно, кофе, сигаретами и блядскими фиалками, он будет чувствовать совершенно другое, и в этом заключается главная причина по которой он ненавидит свою волчью сущность всеми фибрами проклятой души. острый нюх помогает в охоте, в бегстве, в жизни же он доставляет только неудобства. джеймс может сказать из чего конкретно сделана его шаурма или что повар ел еще вчера по его запаху изо рта, приглушенного зубной пастой. аппетит от этого сходит на нет, и до очередной охоты на свежее мясо барнс кусает локти, пытаясь заткнуть урчание пустого желудка. человеческая плоть пахнет не столь же приятно, но на вкус она лучше дохлой собаки или же серебрянных пуль охотников.

охотники - вспоминает джеймс всегда, выходя из дома, натягивает капюшон до носа, скрывая вечно горящие желтым золотом глаза, горбится, пытается сойти за человека. он знает, что каждый визит на поверхность может закончится плачевно, не он первый не вернется к вожаку, не он первый попробует на вкус сталь клинков и смертельный яд пуль. это должно всегда останавливать, вбивать в мозги горящее красным предупреждение, что в городе хозяева совсем другие, что кровопролитная война закончилась их поражением и загнала в ничестоты канализации, а охотников в золотые дворцы и высшие общества людей. он помнит об этом всегда, лишь изредка позволяя себе идти по грани, балансировать на острие ножа. последнего охотника ему посчастливилось загрызть, оставить тело под палящими лучами солнца, превратившими его в кучку пепла, который быстро развеял ветер. единичная акция победы, дальше лучше не будет. выходя из квартиры на краю города, злачном обиталище наркош и поехавших больных, он прекрасно знает, что в этот раз ему может не так крупно повезти.

не повезет - подсказывает чуйка, нос улавливает весь смрад погибающего района большого города. люди здесь павшие, и есть их дело последнее, мясо может быть отравлено болезнью, веществами или ненормальным сочетанием обоих деффектов. здесь не охотятся, брезгуют, чистое мясо есть приятнее, охотники предпочитают юных девственниц и младенцев, волки тех, кто может оказать хоть какое-то сопротивление. джеймс не любит людей жалких, слабых, охота на то так зовется, что планируется загонять жертв в угол, рвать их острыми зубами. раньше это давалось проще, раньше вампиры не смели переходить в ряды геноцидников, желающих истребить мешающий им вид. все меняется, когда силы достигают равных показателей, и в войне оба вида теряют кучу сородичей. потери вампиров по сравнению с потерями джеймса - жалкая цена за победу. они уничтожают все, что имело для него значение, превращают в волка без имени и рода, а после живут спокойно. джеймс предсказуемо злится и идет своей смерти взглянуть в глаза, терять ему все равно нечего.

а повод для вылазки находится важный. своих они так и не сжигают, им не достаются тела как проигравшим. охотники сами решают как издеваться над телами, кому отрезать голову, кого превратить в чучело, кого оставить с выпущенными наружу кишками в знак предупреждения. к мертвым они относятся неуважительно, джеймс тело своей сестры так и не находит. о ребекке у него лишь пару напоминаний: серебрянная пуля на груди, обжигающая каждый раз при соприкосновении с кожей, и пара выцветших фотографий детства. охотники лишают его права попращаться, но не могут украсть у него возможность почтить ее память кружкой рома. пирс хмурится, провожает его недовольным взглядом, называя все это очередной попыткой сдохнуть и наконец успокоиться. вожак рычит, скалит зубы, кидается, но не может ему запретить, хотя минут тридцать распинается на каких крюках он повесит джеймса за выход на поверхность. только кричит, никто его не останавливает по итогу. никто бы и не смог.

джеймс добирается до бара в центре города, с неоновой вывески названием обещает девятый круг ада и хороший ром. бармен приветливо махает рукой, отвлекаясь от чистки стакана, сразу же набирая до краев стакан и ставя перед джеймсом, только занявшего высокий стул у самого края. пробует осторожно, ожидая будто бы отравы из аконита, выдержки серебра в напитке. на языке растекается приятный вкус - все еще не несущий смерть. джеймс хмурится, пьет дальше, особо не обращая внимания на происходящее вокруг. кружка идет за кружкой, по телевизору показывают какой-то матч, заставляющий мужчин то вскинть победно кулак, то с оскорблениями заливаться очередной стопкой.

он расслаблен, спокоен. чуткий нос улавливает запах волчьей крови, и будь проклят этот дар, несущий собой только проклятье. от чужака в тени бара веет смертью, голодом и кровью, и он не обещает ничего хорошего этим вечером. джеймс скалится, допивает бокал, радуется такой удачи или же невезению - как пойдет. когти тянут фантомной болью, еще не прорываются через человеческую оболочку, он хочет завыть в голос на полную луну и отдаться животной натуре. для старика это забавная игрушка, с годами зов полнолуния становится тише, и терять самообладание уже моветон. время охоты наступает после скорби, и охота идет на того, кто ее начал.

покидая бар, он платит бармену немного больше положенного и просит доставить на столик заказ. перед охотником издевкой ставят кровавую мэри.
охотника сегодня загонят в угол.
на холодную луну джеймс не воет, но смеется в ее печальном свете, готовя свою ловушку.

- иди за мной, ковбой. [icon]https://i.pinimg.com/originals/e5/26/60/e52660ded1836c66fa3a2a11a14e6dbf.gif[/icon]