Лорна хорошо помнит, как вздрогнула, когда услышала от кого-то в первый раз вопрос: "А Магнето не твой отец?" В дальнейшем чаще этот вопрос она слышала в другой формулировке, уточнялось наличие любого родства с этим известным многим мутантом, но в самый первый раз это был именно выстрел в цель. Она услышала в чужих устах то, о чем думала сама, домыслы обрели материальную форму. При рассмотрении возможности того, что Магнето может оказаться ее отцом, она говорила себе, что это ей лишь хочется, чтобы это было правдой, ей нужен если не кровный родственник, то кто-то, с кем можно поговорить о том, что поймет лишь человек со способностями, иными словами - ей нужен близкий друг-мутант. Время шло, мечты уходили на второй план, потому что мечты - хрупки и непрактичны, нельзя жить в иллюзии, строить хрустальный замок, в котором ты - принцесса, которую когда-нибудь кто-то обязательно спасет. В реальности так не бывает, нужно самому строить свое счастье, определить задачи и границы того, что ты считаешь допустимыми действиями для достижения поставленных целей. А дальше - драться до последней капли крови, ни шагу, ни дюйма назад. Можно поменять свои взгляды, это не считается Лорной чем-то зазорным, нормально - идти по жизненному пути, развиваясь, меняясь, обновляясь. Но если ты во что-то веришь, то будь готов отдать все за эту идею, гори ей, быть может, ты сгоришь ради нее, но так и должно быть, иначе зачем жить наполовину? Всегда можно отступиться и упасть, разбившись, залечивая раны, чувствуя эту саднящую боль, но Лорна точно знает, что стоять на месте и ждать, пока мир вокруг изменится к лучшему, это не ее путь. Ей хочется действовать, принимать решения, пусть и ошибаться, но все-таки действовать.

Эрик не выказывает особого расположения, не дает ей понять, что испытывает к ней какие-то родственные чувства. Это взвешенный подход. Если посмотреть на ситуацию со стороны, то девушка не смогла бы объяснить, почему кто-то мог бы запомнить визит случайного человека, разговор, не несущий никакой ценной информации. А ей эта встреча не просто запала в душу, она до сих пор сохранила ту безделушку, которую он подарил. "Похоже на талисман на счастье", - пожала тогда плечами тетя. Она не носит с собой его каждый день, но эта вещь прошла вместе с ней через многое. Она забрала ее, когда уехала от Дэйнов, этот амулет был при ней все эти многочисленные переезды, побеги от властей, не потеряла она его и пока была в психиатрической больнице.

Все несколько сложнее, чем кажется на первый взгляд. Лорна плохо помнит маму и папу, лишь обрывки, которые будто бы замарало отвратительным пятном то воспоминание о ссоре, которая произошла из-за нее. Отец не сдерживался в выражениях, хоть и тогда она была слишком мала, чтобы понять масштаб проблемы. В детстве все кажется проще, фиксируешься на основном. Лорна не вспомнит все слова, которые тогда произносились, с годами воспоминания выцветают, но тот взгляд, полный ненависти, с которым отец на нее смотрел, еще долго снился ей в кошмарах. Тщетно пытается она вспомнить что-то, что было потом, после этой ссоры, что-то всплывает в памяти, но она не уверена, было ли это до или после той ссоры, оставившей на ее сердце шрам. Затем эта авиакатастрофа, после которой у Лорны остались только дядя и тетя. Они не пытались ей заменить настоящих мать и отца, но не стали ей и приемной семьей. С раннего детства они были и оставались для нее Дэйнами, потому что старались будто бы дистанцироваться от нее. Вопросы, требующие ответа, никуда не исчезли, но игнорировались Дэйнами с той же настойчивостью, с которой они прятали ее настоящий зеленый цвет волос. Можно было противиться, не давать красить волосы, говорить до сорванного голоса, повторяя свои вопросы, но Дэйны были непреклонны, и Лорна сдалась. Они ведь не были плохими родителями: за все прожитые вместе с ними годы на нее ни разу не подняли руку и редко повышали голос, наказывали ее лишь тогда, когда она действительно забывалась. Лорна не была трудным ребенком: ей было непросто угодить, но с ней можно было договориться. Она не проявляла особой агрессии, не совершала жестоких актов насилия, даже крылья бабочкам не обрывала в детстве, как делали другие дети, из чисто исследовательского интереса: что будет делать бабочка потом? Лорна не была хуже других детей, не была впрочем и лучше, она была такой же, как все остальные. И не понимала, почему дядя с тетей будто бы строят между ней и собой невидимую стену. Она хорошо понимала, что в ней есть что-то особенное, но необычный цвет волос не казался ей причиной для такого особого отношения.

Когда в Лорне проснулись ее мутантские способности, она смогла наконец дать название этому непонятному ощущению: страх. Вот, что разделяло ее и родственников. Дэйны знали, что она мутант, выделяли ее, как отличающуюся от них, не понимали и поэтому боялись. Лорна может принять такое отношение, чувства не так-то просто взять под контроль. Простить она не сможет им того, что они даже не попытались разглядеть в ней личность за все эти годы, видели лишь мутанта, бомбу замедленного действия и ждали, когда она взорвется. Обидно сейчас, что Эрику в общем-то тоже не нужна сама Лорна, его интересуют лишь ее способности как мутанта. Чертовски злая шутка, судьба. Столько мечтать об ином, искреннем отношении, чтоб встретить спустя годы все то же самое, но под другим соусом.

Лорна пожимает плечами, мол, хочешь, покажу, жалко мне что ли, и ничего не объясняя, уходит в другую комнаты, по пути отметив, что от внимательного взгляда Эрика не укрылись ее синяки. Впрочем, она не сомневается, что он подметил здесь каждую мельчайшую деталь, просто не стал об этом говорить. Неважно. Лорна идет в свою комнату и быстро находит оставленную много лет назад Эриком безделушку, которую и приносит и кладет перед ним на постель.
- Я тебя прекрасно помню, - все, что может сказать ему сейчас она. Поднять в воздух такую легкую вещицу не стоит никаких усилий.

- Все? - насмешливо произносит Лорна. - Представление окончено? Ты только за этим сюда приехал - посмотреть на мутанта?

дам шанс придти и не буду его добавлять, шутка [нет]

Переезд - это всегда утомительно.

И совершенно неважно, идет ли речь о квартире/доме, или может быть даже переезде в другой город/штат/страну или... Землю. Брайс бы и сама хотела, что ее мир был несколько проще, да что там, намного проще. Хотела бы не носить на плечах тяжелый плащ и скрывать свое лицо за маской Летучей Мыши. Уэйн хотела бы ошибаться в своих прогнозах, хотела бы вести жизнь обычной девушки - черт возьми, она отдала бы все свои деньги не раздумывая, если бы это было возможно. Встречаться с парнями, сплетничать с подругами, ходить по магазинам/кафе/кино, отучиться в колледже, найти работу, встретить нужного человека, выйти замуж, родить двух или трех детей - какой там стандартный сценарий мелодрам и фильмов про любовь? Может быть немного драм и проблем в самом начале - завистливая подруга или чуть менее успешная сокурсница, которая по закону жанра должна вставлять ей палки в колеса. Но в конце все должно быть хорошо. Это закон.

Чёрта с два. Так бывает только в книжках и в слезливых фильмах.

Жизнь Брайс Уйэн была идеальной и оборвалась из-за пистолетного выстрела в переулке около самого старого в городе кинотеатра, куда неизменно раз в месяц ходили чета Уэйн вместе с их малолетней дочерью, пока однажды милую семейную традицию не прервал опустившийся на самое дно обычный и отчаявшийся грабитель. Ему было нечего терять, зато Брайс в тот день потеряла все. Ей не светил детский дом исключительно из-за влияния, которое оказывали ее родители на город и из-за завещания, согласно которому опекуншей девочки становилась ее гувернантка. Первые полгода она помнит очень смутно, погруженная в пучину своего отчаяния, из которой ее вытащила Астрид, которая беспрекословно заявила, что очень уважает и разделяет ее горе, но не допустит, чтобы девочка погубила себя. Женщина ни на минуту не оставляла наследницу корпорации Уэйн в одиночестве, лично отвела ее в несколько кружков, заставляла ходить в школу и даже, неслыханное дело, делать уроки, иногда приглашала в особняк одноклассников девочки, не позволяя ей окончательно разорвать все связи со сверстниками, пока дыра в груди Брайс не начала заживать. Лишь тогда гувернантка смогла немного выдохнуть, перестав опасаться, что однажды может проснуться и обнаружить в постели уже холодеющее тело девочки. Та даже предположить не могла, что настолько дорога своей няне, но тем не менее, очень благодарна ей за поддержку и заботу в то самое трудное время.

Постепенно, но жизнь вновь обрела некоторое подобие нормы, хотя ростки тьмы уже пустили свои корни в душе Брайс. Она стала более жестокой и отстраненной по отношению к враждебному ей миру. Многие бывшие партнеры ее отца пытались отнять у нее корпорацию, получить в свои руки пакет акций, который все еще был в руках единственной дочери Уэйнов. К счастью, Астрид довольно успешно отражала их атаки до совершеннолетия девушки, а там она, с четырнадцати лет изучавшая право и юриспруденцию, смогла успешно дать им всем от ворот поворот. Брайс не желала отдавать семейное дело в чужие руки, поэтому быстро освоилась, а к двадцати годам и вовсе приумножила свой доход. И черт возьми, ей очень нравилось дурачить надутых индюков, которые так сильно мечтали обвести ее вокруг пальца и прибрать к рукам ее компанию.

И, конечно, никогда не знал, что ослепительно красивая Брайс ведет двойную жизнь, ночами выслеживая самых опустившихся преступников, зачищая родной город, надеясь сделать его более безопасным для жизни. Ее ни в чем нельзя было упрекнуть. Фигура ночного мстителя была выше и шире хрупкой с виду девушки, которая не в силах поднять что-то тяжелее телефона. Лишь однажды привычная схема дала сбой. Когда Мышь столкнулась с Котом. И они навсегда поменялись ролями. Обоим доставляла удовольствие их ежедневная игра, пока однажды они не оказались в ситуации, где им пришлось работать сообща. На следующее утро Брайс проснулась в чужой постели и успела сбежать до рассвета. В конечном итоге, он сам раскрыл ее личность, но ни разу не предал ее доверие, даже под пытками. А она.. она полюбила его. Они планировали совместное будущее, вдали от прогнившего Готэма, они собирались пожениться, когда пришли атланты. А потом, по нелепой случайности, он, ее Сильвестр, погибает в перестрелке между полицейскими и ворами. Они праздновали победу, а она оплакивала свою очередную потерю.

А еще через год весь привычный ей мир был уничтожен, просто стерт безжалостной стихией. И именно тогда Брайс окончательно сломалась.

Брайс встряхивает волосами, отгоняя наваждение. Прошлое должно остаться в прошлом. Она не сможет выполнить то, что должна, если будет себя жалеть. Прошло всего лишь несколько недель, с тех пор, как который смеется помог ей перейти на другую Землю. Более здоровую, более живую. Все здесь казалось до жути знакомым, но в то же время было чужим. Иногда Уэйн казалось, что она сходит с ума, видя себя/его по телевизору или читая про себя/него в газетах. Перед ней открывались невероятные перспективы, оставалось понять, как их использовать. Но сначала, необходимо разведать обстановку. Готэм в целом не изменился, по-крайней мере в вопросах архитектуры. Не считая нескольких новых для нее небоскребов, в городе она отлично ориентировалась. И с облегчением обнаружила на привычном месте любимую кофейню, которую облюбовала еще со студенческой скамьи. Часто их патрули с Сильвестром заканчивались именно в этом месте.

Глупо, но первым делом на новой Земле она попыталась отыскать на этой Земле Кайла, вот только никого, кто подходил бы под описание так и не нашла. Может быть он тоже умер или переехал в другой город. А может... Сердце Брайс сбивается с ритма, когда ее взгляд мимолетно скользит по профилю миловидной черноволосой женщины. Не может быть... едва слышным шепотом срывается с ее губ. Но ошибки быть не может, этот прищур глаз, эти жесты и мимику она узнает и из миллиона. Почему же она раньше об этом не подумала? Если ее двойник был противоположного пола, почему он не может стать... ей?

Решение было принято быстро и необдуманно. Подхватив свой стаканчик с кофе, Брайс делает несколько уверенных шагов, специально случайно спотыкаясь и проливая уже порядком остывший напиток на брюки к сидевшей женщине. После громко вскрикивает, взмахивая руками и в ужасе округляя глаза.

- Боже мой, простите меня, пожалуйста! - она хватает со столика салфетку и начинает промокать ей кофейной пятно, что-то извиняющееся причитая и качая головой, - Я такая неловкая, просто кошмар, - понимая, что сделала только хуже, комкает салфетку, кидая ее на столик, - Пожалуйста, позвольте мне оплатить вам химчистку, я живу тут неподалеку, - делает какой-то неопределенный взмах рукой в сторону выхода, нарочито громко выдыхая и наконец-то поднимая взгляд на лицо женщины, в полной мере осматривая ее. Ошибки нет, это определенно судьба, - А потом позвольте угостить вас кофе, - делает небольшую паузу, бросая быстрый взгляд на часы на стене, - ну или ланчем, я не знаю, - улыбается самой очаровательной из своей улыбок, понимая, что не может позволить этой женщине уйти. Не так, не сейчас.

Прекрасно знаю, что оставлять всё в первозданном, так сказать виде - не лучшая идея. Особенно, потому что отвечать Войту, по возвращению, нам всё равно придётся. И объяснять, что именно мы предприняли, после того, как всё пошло совершенно не по плану - тоже. Ну, во-первых, никаких сомнений, что с Антонио мы отхватим куда больше, чем патрульные, не удосужившиеся найти у одного из них заточку. Потому что мы - не только его семья, но и непосредственные подчинённые, которым лучше бы не совершать ошибок, по себе знаю. А во-вторых... Я понимаю, что он одобряет насилие, в том числе и его собственными руками совершённое, но также осведомлён, что совершенно не в восторге от ищеек из отдела внутренних расследований, которые то и дело следуют за ним по пятам. И  несмотря на то, что интересует их непосредственно фигура самого Войта, вломить за что-нибудь, над чем он не осуществил должного контроля,  я думаю, они тоже гнушаться не будут.
  К тому же, мне совершенно не хотелось подставлять Олински, оставшегося в период отсутствие сержанта, за главного. Потому что его приказ мне и Доусону был однозначный - вытрясете из этих ребят всё,  что сможете, по поводу наркоты, из-за которой вчера в рабочем районе была перестрелка. Методы он не уточнял, теоретически предполагая, я думаю, что сделать это нужно любой ценой, за исключением летального исхода. Который нам, а в частности,  всему отелу расследований, без того состоящему на особом счету, совершенно не был нужен.
И в защиту нас с Антонио хочу сказать, что никто не предполагал, что с этим могут возникнуть проблемы. Потому что мы - не Войт, при всём уважении к нему и даже методы используем качественно другие. Я редко давлю на чувственную составляющую, как это предпочитает делать Эрин, но и за грани не вылетаю, особенно неудобно себя чувствуя при условиях, где преступник не может защищаться. Не знаю, быть может, когда пройдет столько же лет, сколько у сержанта, начну относиться к этому со вполне равнодушным вниманием, прекрасно осознавая подобную необходимость. Но пока нет. Не перехожу грани беспредела, даже если речь идёт о чём-то действительно важном.
  Вообще, всё могло и должно было пройти лучше, чем случилось. Во-первых, потому что мы с Антонио не были новичками и прекрасно умели заставлять говорить шушеру, подобную той, что оказалась сегодня в клетке, а во-вторых, потому что план, по природе своей, был достаточно хорош. Два брата, которые по нашим сведениям, души не чаяли друг в друге, с малолетства участвуя в совместном разбое. Кто мог хотя бы предположить, что между ними давно уже назревал межличностный конфликт, времени для которого они не нашли лучше, чем перед моментом, когда один, скорее всего, сдаст другого? И, как уже говорил, заточка, оказавшаяся у одного в рукаве, тоже не оказалась для нас приятным бонусом. Наш косяк, что мы не обыскали их лично, но ведь  и за решёткой они какое-то время уже содержались, а перед тем, как их туда засунуть, как было это вообще пропустить?
В общем, как ни крути, а вышло не по задумке и заставило немного понервничать. Из плюсов - оба брата-акробата не будут жаловаться другим копам, даже в такой патовой ситуации, да и к тому же, эта драка была их личной инициативой, а никак иначе. Из минусов - сильно сомневаюсь, что до сержанта это не дойдёт в первозданном виде, так сказать, и мы с Антонио не будем отстранены за подобную неосмотрительность.  Хотя, тот факт, что  Войт будет отсутствовать ещё неделю, а Олински куда-то уехал, сообщив, что до завтра мы его не должны дёргать, даёт нам некоторое время. Примерно один день.
Уилл и его коллега приехали буквально через двадцать минут после моего звонка, по счастливой случайности не спасая в этот момент ничьи жизни и находясь друг с другом рядом. Вообще,  я рассчитывал только на брата, прекрасно осознавая, в какое непростое положение ставлю медика, выезжающего с помощью нелегально, но с Роудсом было даже лучше. Потому что меня не слишком заставляло переживать собственное разбитое лицо, что было делом довольно привычным, но вполне беспокоила рана Доусона. И тем более, состояние подозреваемых, которые на первый взгляд вообще не успели пострадать слишком сильно - мы с Антонио моментально бросились разнимать их, из-за чего собственно и получили то, что у них предназначалось друг для друга. Но, я прекрасно был осведомлён, какие последствия могут наступить, даже в самых безобидных случаях, казалось бы. Чёрт с ними. В подобном случае было лучше перестраховаться.
Мы с Антонио ждали, пока Уилл и Коннор осмотрят подозреваемых, и только получив их заверения,что в общем-то, ничего страшного не произошло и никому, и ничего не угрожает, отпустили их  вместе с Рузеком и Этвотером по разным допросным, чтобы ребята уже там постарались выяснить хоть что-нибудь. Но больше дел не было, а мы с Доусоном не выглядели сейчас достаточно представительно для того, чтобы они решились вдруг нам сейчас открыть собственные тайны.
- Да уж, забавно вышло. Усмехаюсь, несмотря на массу неприятных ощущений, от всех манипуляций Уилла, который обрабатывает мне раны, на которые не реагирую ни словом, ни действом, пока Роудс находится возле второго детектива. - Быстро вы. Круто. Констатирую факт, который кажется сейчас весьма уместным. В конце концов, никто из этих двоих не обязан был  бесплатно оказывать частные услуги полиции Чикаго, причём, в условиях не содержания под стражей, а в клетке, которая технически вообще не числится как место для проведения допросов. Повезло мне с братом и лояльностью его коллег, нечего сказать. Хотя, остаётся только надеяться, не поднимая этот вопрос сейчас, что Уилл изначально определил для Роудса, с которым мы раньше максимум пересекались по делам, что должен быть этот выезд без всякого официального оформления. Потому что чёрт с  ним, с нашими травмами, но не хотелось бы ещё и разбирательств по поводу того, кто виновен в том, что один из жуликов оказался вдруг с заточкой,  вне места, где должен был содержаться.
- Надеюсь, не оторвали вас ни от чего важного? Мы ничего не обсуждали при подозреваемых, которых держали, прицепленными наручниками  по разные стороны, до появления Уилла и Коннора. Зато, пару вещей, которые уже успели сообщить Рузеку и Этвотеру, выяснить успели. Благо, к моменту появления врачей оба братца-кролика успокоились и вполне мирно дали осмотреть себя, опасаясь ещё и обвинений в нападении на полицию, которых мы обещали им не устраивать, если не будут создавать дополнительных проблем. В общем, допрос в отсутствие Войта оказался, вопреки изначальным планам, так себе идеей, но оперативность, с которой тут появились мой братец и Роудс, была похвальной.
- Ещё раз напоминаю всем, что было в клетке, остаётся только в клетке. Прижимаю вату, пропитанную чем-то резко пахнущим, к собственному носу. Я не очень любил поступать ровно так,  как и говорят, но по части здоровья целиком и полностью доверял своему брату, которому куда лучше было знать, что делать, я так полагаю. Хотя и проблем со своими повреждениями не видел никаких вообще. Типичное дело, даже в столь мирных обстоятельствах.

Этот день до сих пор кажется кошмаром. Тем самым, продолжающимся бесконечно, в котором не предусмотрено счастливого конца. Пусть даже можно считать, что он уже настал.
Грубый. Неправильный. И быть может, слишком относительный для того, чтобы называть его таковым. Огромное колчичество жертв и человеческих потерь. Слишком невосполнимая трагедия для многих. Дети, друзья, родители и просто те, кто оказался в самое неподходящее время в ужасающем месте. Никто не знал, что волны придут. Никто не догадывался, какими потерями это для всех нас обернётся. Все из нашей части выжили - мы прибыли уже позднее, чем началось. Но те, кто находился на пути стихии...Капитан сто тридцать четвёртой потерял руку. Я видел, как его везли, истекающим кровью, с ошмётками того, что раньше вместо неё было. Знал и про то, что именно Афине Грант пришлось сделать это. Собственными руками. Кривыми ножницами, которые она обнаружила, взломав чей-то дом. Правила имеют не слишком большое значение, когда речь идёт о ситуациях, подобных этой. И надеюсь, что после не будет проблем. Она спасала капитана. А что главное - сделала это. Горько думать только о том, что ждёт его теперь впереди. Пенсия, но не по выслуге лет, а в связи с состоянием здоровья, с сохранением трети зарплаты. Вряд ли пропадёт - не тот человек, что способен пасть духом, мы давно знакомы. И всё же....Я понимаю, чего он лишился в этой трагедии. Каждый из нас жизни без того не мыслит. Не настолько рано, чтобы уйти, пока руки способны держать хотя бы лебёдку. А быть уволенным, когда ты в расцвете сил...Это грустно. Это тяжело. Все мы знали, на что подписывались, когда выбирали этот путь. И всё же, легче не становится, когда спасение чужих жизней оборачивается личными трагедиями. Пусть даже выбор тот был сделан самостоятельно.
Мне жаль всех тех, кто погиб, но ещё больше - тех, кто остался оплакивать их. Не слишком много времени прошло с момента, когда моя жена погибла - я понимаю их чувства. И эту злость на обстоятельства, за которые ты не мог отвечать, сколь не привыкай всё контролировать. И эту боль, что разъедает изнутри - всегда кажется, что близкие люди не должны оставлять нас. Только не так быстро. Хоть и вряд ли для того бывает подходящее время. А ещё, это правда страшно - осознавать, насколько мы бессильны перед природой, хоть называем себя её венцом. Просто пляж и просто люди, что пришли провести время у воды. Сотни жертв, разрушенных зданий и огромная рана на теле Лос-Анджелеса, что ещё не скоро зарастёт. Не говорю даже о коммуникациях, которые придётся восстанавливать и внешнем виде места, которое ещё не так давно считалось прекрасным. Каждый из тех, кто будет приходить туда, в ближайшее время, будет вспоминать о том, что случилось. Нас не предупреждали о том, что это возможно. Этого просто не должно было произойти.
И я правда справляюсь отлично - как всегда. Это не первое и к сожалению моему огромному, не последняя массовая трагедия, которую придётся застать. Не знаю, что будет дальше - землетрясение на семь баллов, как было недавно или быть может, пожар высокого уровня. Сложно предугадать, что случится, когда выходишь на очередную суточную смену, с надеждой, что всё будет т...Нет. Это слово в нашей части под запретом, как проклятое. Не рекомендуется даже мысленно воспроизводить. Не верил долго, но пришлось убедиться в том воочию - оно правда проклято. И насколько не верю в суеверия, настолько же не готов провести ещё одну смену в том же режиме, что недавно случился. Так что, лучше судьбу не испытывать. Она и без того может быть весьма жестока в собственных шутках.
Когда возвращаешься домой, после чего-то подобного, хочется смыть с себя это всё. Не забыть о тех, кого не стало и всех тех, кому пришлось помогать - их сотни, многие из них буквально обладают одним лицом. Но это буквально невозможно. Могу не помнить имени, зато с лёгкостью озвучу травму и обстоятельства, при которых она была получена. На действительно важную информацию мозг реагирует лучше. И это - не просто служба, где отработав положенное время, получив свою зарплату, ты просто забываешь о происходящем. Уже завтра город будет в трауре - невозможно игнорировать подобные потери. Коммунальные службы и строители в ближайшие месяцы с ума сходить будут, восстанавливая инфраструктуру и коммуникации - в вид, если не лучший, то хотя бы, подобный прежнему. Чтобы всё было и казалось нормальным. До того момента, как случится что-то ещё. Люди, при всех их ухищрениях, правда не властны совершенно над силами природы. И буквально всё, что нам остаётся - пытаться справляться с этим, минимизировав потери. Всеми силами, насколько только хватит.
  Я знаю, как быть с этим тяжёлым, давящим чувством, когда всё закончилось. Знаешь, что больше никому не требуется твоя помощь - им её уже оказывают. Кому-то она уже просто бесполезна. Но  я, вместе с моими коллегами - не единственные, от кого всё зависит, когда уже нет ситуации, остаются лишь последствия. Когда больше некого вытаскивать из-под завалов и снимать с вышек, на которые они забрались, в попытках спасения, оказав первую помощь и убедившись, что она никому больше не требуется, мы уходим. Возвращаемся домой, в свои квартиры, пытаясь абстрагироваться от увиденного. Помня, что через двое суток будет новая смена. И никто не может пообещать, что не повторится чего-то страшного. Но мы возвращаемся в свои дома, чтобы увидеться с близкими. Обычно мне достаточно присутствия сына, с которым всё хорошо - для того, чтобы в очередной раз убедить себя, что всё в порядке. С этим можно справиться, когда ты точно знаешь, что ты должен беспокоиться о людях. О тех же, кто сегодня вернул его мне. Всё было в страшном хаосе, я понимаю, что испытывали люди. И всё же, та девушка, которую даже поблагодарить нормально не успел, его не бросила, протащив с собой весь путь на руках. Удивительное чувство. Мы работаем, чтобы спасать людей, а они, в то же самое время, спасают наши семьи. Моего  сына. Бака, когда его придавило пожарной машиной - я помню, как они ринулись толпой его вытаскивать оттуда, когда у нас сил не хватало. За это хочется быть благодарным - за то, что благодаря им, тоже порой всё заканчивается хорошо.
С трудом с этого жуткого дня вспоминаю лишь один момент - тот, в котором Эван мне сообщил, что потерял Кристофера где-то в толпе, во время очередной волны. Должны были быть совершенно в другом месте, но Бак решил, что пристань - лучшее место для прогулки с ребёнком. Я понимаю, почему он её выбрал - там действительно, много было развлечений для детей и сыну не помешало бы провести время в этой атмосфере. Даже знай я, что его временная няня поведёт его туда, всё равно не был бы против. Никто не предупреждал нас о том, что наводнение возможно. Как можно было предполагать, что это случится? Я был  спокоен, занимаясь спасением людей, потому что уверен был  в том, что мой ребёнок находится в безопасности. Наверное...Слава Богу, что это было так. Не представляю, что случилось бы, думай я о том, что он где-то там, против этой неукротимой стихии, в самом её эпицентре. Моя уверенность в том, что всё с ним хорошо, в совершенно другой части Лос-Анджелеса, помогала думать о работе и ни о чём кроме. Наверное, повезло хотя бы в этом.
И всё ещё не могу понять собственной реакции, когда услышал от Бака, что он потерял его. Чувства не подобрать - не подходят ни к одним из известных. Не бешенство на того, кто потерял  моего ребёнка-инвалида, за которого был в ответе и даже не страх, наверное, самая естественная в этой ситуации эмоция. Что-то...Другое. Мозг работал на просчёт, что необходимо его найти, не допуская даже мысли о том, что с ним могло что-то случится. Слишком странно, слишком глупо, слишком противоестественно. Я десятками наблюдаю за чужими трагедиями, прекрасно вижу, что дети всегда в опасности - в той даже, которую не могут предполагать их родители. И всё же, не допускаю даже мысли, что Кристофер может стать одним из них. Ему уже досталось - моя жена винила себя в его диагнозе, но я знал, что никто из нас не мог повлиять на то. Никаких генетических заболеваний и недостойного поведения во время её беременности - увы, так просто случилось. И это далеко не было худшим из всего, что судьба может подкинуть в качестве испытания людям. Так что, я даже не жаловался. Трудно было представить более чудесного для меня ребёнка, чем тот, что был. Я никогда не хочу представлять, что он пострадал, будь то чужие руки или наводнение, или пожар - это в никуда путь. Какой от меня будет толк на этой службе, если буду примеривать каждую трагедию к собственному ребёнку? Кому буду нужен с трясущимися руками или не способный отвлечься, погрузиться в ситуацию, что вокруг? Я давно дал себе установку - с Кристофером не может ничего случиться. И не случится. Я сумею позаботиться об этом. Нужно решать вопросы по мере поступления, но не погружаться в то, что не должно никогда произойти.
Наверное, поэтому я был так спокоен, когда Бак сообщил мне об этом. Конечно, внутри все внутренности скрутило, стоило лишь услышать, что мой ребёнок пропал в этом хаосе, но всё же, не то. Не впал в панику и даже на мгновение не подумал о том, что он погиб. Стал одной из тех жертв, которых мы десятками вытаскивали из-под обломков разрушенных зданий и перевёрнутых машин. Такого быть не могло. Благо, у меня не было много времени на то, чтобы успеть действительно погрузиться в то, что случилось - я услышал его голос и увидел наконец-таки, знакомую шевелюру.
  Домой он вернулся с Карлой, что забрала его, мы работали до следующего дня, а затем закрывали смену. Не в гробовом молчании конечно, но шуточек обычных не было. Трудно веселиться на костях стольких людей и делать вид, что этого просто не случилось. Мы справились - как могли. Спасли - тех, кого ещё было возможно. И это давало хоть малое, но всё-таки облегчение. Многие вернуться домой, потому что мы смогли их достать с огромного чёртового колеса, почти полностью погрузившегося в воду и здания, заполненного высвободившимся метаном. Это - то утешение, что всем из нас действительно было нужно. Но каждый, хоть о том не говорил, хотел домой. К своим родным, эгоистично радуясь тому, что они не были в эпицентре всех событий. Кто сможет осудить кого-нибудь из нас за то?
Ужинали, на второй день, мы с Крисом уже вместе. Он рассказывал о том, что было - как героически дядя Бак спасал его и всех вокруг, хоть был не в обмундировании, травмированный и истекающий кровью. Из-за коагулянтов, что он принимал, ему нельзя было получить даже одной царапины. Но у него и выбора не было - только не в тот момент, когда люди вокруг просили о помощи. Я знаю, прекрасно понимаю, чем он руководствовался. Как не осуждаю и за то, что думая, что Кристофер находится в безопасности, бросился к остальным. Даже после первых двух волн, никто не ожидал третью. Не помогли ни спутники, ни вертолёты, что следили за ситуацией и ветром - волну не остановить голыми руками, как её не ожидай. Так что... Нет. Знаю, что Эван себя винил, но у меня к нему претензий не было. В конце концов, всё закончилось хорошо. Было бы хуже, окажись мой сын там рядом с кем-нибудь другим.
И уже за тем, когда наблюдал за тем, как он уснул, не типично рано, понял наконец, что случилось. Не знаю, в какой момент и почему стало так страшно - это просто случилось. Рассматривал его лицо, гладил по светлым непослушным волосам и только в тот момент понял вдруг, как на самом деле был напуган. Все прочие мысли - о том, что нужно было сделать и о чём позаботиться, умело застилали фон собственных эмоций. И только видя, что он действительно находится в безопасности, в собственной постели, понял вдруг, впервые так отчётливо, в каком же ужасе из-за этого находился. Пока я спасал остальных, мой ребёнок был где-то там, до жути напуган, среди огромной толщи воды и незнакомых людей, цеплялся за жизнь. Он плохо ходит, не мог даже убежать оттуда или хотя бы попробовать плыть. Так что, тот факт, что он вернулся домой целым и невредимым, наверное действительно можно назвать чудом. Даже имени той девушки не знаю - всё в таком хаосе было, что некогда было выяснять, только крики боли и кровь всюду. Но я вряд ли забуду, как посреди этого водяного Ада, она тащила на своих руках не маленького и совсем не лёгкого уже, чужого ребёнка, рядом с которым никого не было. Выходит, мне в очередной раз было, за что благодарить судьбу и любить людей, которых мы спасали.
Достаю холодное пиво и ставлю на столик перед телевизором - наверное, надо его включить, да смотреть, бездумно листая каналы. Абстрагироваться от дня, что уже закончился. Спать не хочется и чем ещё заняться не знаю. Но включить его сейчас - увидеть напоминания  обо всём, что было. Вряд ли новости сейчас заполнены чем-нибудь другим, кроме как этим происшествием, а смеяться над глупыми шуточками не тянет. Уже с утра завтра будет лучше - так всегда бывает. А сегодня нужно просто отвлечься. Хоть мыслей по этому поводу никаких нет. Мне не хочется быть в одиночестве, но я не буду будить Кристофера, просто потому что мне так, с ним рядом, будет проще. К тому же, не уверен всё ещё, что ситуация эта на нём не отразится. Сегодня засыпал дольше обычного, а вчера, как говорит Карла, кошмары мучили. Надеюсь, что справиться нам предстоит только с этим.
Удивлён, когда слышу стук в дверь - никому не писал, приглашая в гости, понимая прекрасно, насколько необходимо всем отдохнуть. Сам не знаю, почему не вижу уже двадцатый сон, после всех сил, что мы истратили. Надо было восстановиться. Но сна, на всех эмоциях, как ни странно, ни в одном глазу не было. Странное чувство.
Открываю дверь, взглядом встречаясь с Габриэлой Доусон - коллегой, что присоединилась к нам недавно. Впрочем...скоро уже почти год и ощущение, что время летит с дикостью. Кажется, что мы ещё недавно только встретились, на тех пожарах  в Техасе, куда она прибыла с миссионерской группой, оказывать помощь в качестве медика. Когда я выбирал, куда устроюсь, меня приняли в том числе и в Чикаго - она была оттуда. Так что, даже выбери я не Лос-Анджелес, нам всё равно довелось бы познакомиться с ней. Но судьба и впрямь любит причудливые шутки - я отказал Чикагскому пожарному управлению, а Габи покинула его и присоединилась к нам. Никогда не старался влезть в душу и вызнать действительные причины побега из родного города - у кого из нас не было собственной истории? Знал только в общих чертах. Про развод, проблемы брата и новую жизнь, которую ей не терпелось начать. Могу понять. В конце концов, мы с сыном прибыли сюда примерно с теми же мотивами. И как меня изначально не тянуло посвящать всех в собственные дела, так и Габриэле я позволял делиться всем в тех дозах, что она сама считала нужными. Мы стали друзьями за это время - полагаю, нас действительно можно было назвать так. Но...Лезть к ней в душу насильно, как бы не было интересно узнать получше, я не собирался. Мы сближались осторожно - у каждого была за плечами своя история. Но мне приятно было, в  то же самое время, насколько нам взаимно-хорошо было в обществе друг друга.
- Привет, проходи. Ей можно заявляться ко мне вот так, без приглашения, в позднее время суток. Во-первых, я давно ей то разрешил, а во-вторых, с некоторых пор была ещё и моей соседкой. Что было весьма удобно, в том смысле, что в выходные могла побыть с Кристофером, когда у меня были неотложные дела, а мне не приходилось его отвозить на другой конец города, как к Карле. Да и ехать на работу, и с неё возвращаться, было куда веселее. Мне не сильно требовалось одиночество, как таковое, всегда был рад  компании. Особенно, такой приятной.
- Думал написать, но решил, что уже спишь, не хотел будить. Ты выглядела очень уставшей. Так и не решился. Улыбаюсь, пропуская Габи в собственную квартиру. Говорим чуть тише, чем обычно, но недостаточно всё же для того, чтобы шептать. Давно  уже позаботился, чтобы двери в комнату Кристофера не пропускали лишних звуков и не нарушали его сна. Так что, если не надумаем с Доусон устроить сейчас здесь вечеринку размахом в три ближайших квартала, то сыну наши посиделки не помешают. А я правда не хотел сегодня спать и был рад компании.
- Мне тоже не спится почему-то, хотя, когда домой возвращался, было ощущение, что все следующие двое суток вставать не буду. Наверное, это последствия адреналина, что хватило и короткого сна. Весь ещё не вышел. Не знаю. Возможно, просто слишком много мыслей о том, что случилось и о том, что могло бы. Хотя, я прогоняю их от себя, как абсолютно непродуктивные. Этот день правда был закончен, каким бы печальным не оказался. На улицах выстроены мемориалы и люди вешают фотографии тех, кто погиб и пропал. Ужасающее зрелище, на самом деле. Столько человеческой скорби в одном месте. - Как ты? Это не дежурный вопрос, мне правда интересно. Выезжали мы все вместе, но оказались затем по разным местам, в зависимости от мест помощи, где были нужны. Так что, встретились с Доусон уже в части, куда вернулись, чтобы сдать обмундирование и машины. Говорить ни у кого особенно  сил не было и обсуждать что-то тоже. Так что, если её что-то особенно обеспокоило или испугало, выслушать готов был сейчас. Торопиться было всё равно некуда. Нужно иногда говорить о чувствах, что внутри бушуют, чтобы совсем плохо не стало. Для того и нужны друзья, в конце концов.

Не люблю, когда меня дёргают с улиц. Во-первых, потому что сам отлично знаю, чем мне заниматься в течении рабочего дня, а во-вторых, хорошим обычно ничем не грозит. К примеру, как сейчас, когда нас с Люси срочно разворачивают и отправляют  обратно в участок. Благо, не шло никакой погони или чего-то подобного, где наше присутствие было бы крайне необходимо. Технические вопросы, как мне кажется, всегда можно решать где-то после.
Но приказы капитана Андерсон не обсуждаются и к тому же, она сказала не затягивать. Видимо, действительно что-то срочное.  А я на ходу пытаюсь вспомнить, с чем именно это может быть связано. Все отчёты были сданы и даже уверен, что без единой ошибки. Потому что я их не допускаю, как правило. Новенькой тоже этого делать не позволяю.
- Капитан говорит вернуться в участок, причину не сказала.  Позвонила на личный номер, больше никакой информации не поступало. Сообщай в  контроль, что мы уходим с линии и не принимаем пока больше вызовы. В принципе, Чен умеет соображать быстро. Чего я ей, конечно же, никогда вслух и прямо не скажу.

В участок возвращаемся довольно быстро, улицы свободны, ничего не происходит на первый взгляд. Увидь я что-нибудь по нашей части, всё равно бы остановился, вопреки приказу. Но как-то не попалось особенного повода. А жаль. Не могу знать точно, но нет уверенности, что не загрузят сейчас какой-нибудь нудной работой, которую выполнять, по вполне очевидным причинам, я совершенно не люблю. Лучше бы влететь в разборки каких-нибудь банд, чем "к нам едет высокопоставленное лицо, сопроводите, пожалуйста". Ненавижу такие задания.
Стучусь в стеклянную дверь прежде, чем вхожу. Предыдущий наказ капитана больше не вламываться к ней без стука, иначе сяду на бумаги, помню прекрасно. Не счёл бы это справедливым, в свете тех обстоятельств, но приказам я подчиняться умею, когда они разумны. От Андерсон же, абсолютно без исключения, именно такие и поступали.
- Капитан Андерсон. Мы с офицером Чен прибыли. Мне зайти одному или нам обоим? Люси ждёт в коридоре, пока я заглядываю внутрь. В конце концов, не ясно было, понадобился только я или мы оба. Не хотелось бы втягивать новенькую, во что бы там не было. Обычно разбираются с инструкторами, а не их подчинёнными. Последним остаётся только выполнять приказы.
- Давайте оба. И закройте плотно за собой дверь. Киваю девушке, чтобы следовала за мной, входя первым. Вижу девушку в костюме, уткнувшуюся в бумаге и совершенно ничего хорошего не жду. Лицо незнакомое, очевидно не из нашего департамента. А значит, опять придётся влезть в то, скорее всего, что нас совершенно не касается. Такие визиты вообще редко заканчиваются чем-то действительно хорошим.
- Это детектив Кэтрин Беккет, полиция Нью-Йорка. Приехала сюда сегодня, требуется наша помощь и содействие. По документам наш департамент сам всё оформит, как нужно, но чуть позже. Пока мы договорились с её капитаном, но стараемся не втягивать тех, кто в официальном порядке увидит её появление здесь  и чем именно она будет занята. Вот это уже, кстати говоря, становится интереснее. Слава Богу, что не сопровождать какое-нибудь официальное лицо, которое явится сюда не в официальном порядке. И не консультировать школьников о том, что совершать преступления плохо, а быть копом - хорошо. Если речь об уголовном преступлении, да ещё о котором не шумят, то я точно в деле.
Пожимаю руку детективу, в качестве приветствия. Красивая девушка, чуть младше меня, пожалуй. Довольно юна для подобной должности, кстати. Но я не знаю, как это всё происходит в Нью-Йорке, поэтому не оцениваю по возрасту. К тому же, у нас есть Нолан. Не мне считать, что прожитые годы и должность, действительно могут быть как-то связаны.
- Детектив, это мои офицеры. Старший патрульный Брэдфорд и новобранец, Чен. Они опрашивали охранника, который видел вашего подозреваемого. Думаю, они введут вас в курс дела. Плохо понимаю пока, говоря  откровенно, о чём именно нужно сообщить. Миллиард людей опрашиваем на неделе, но не перебиваю и не задаю вопросы, надеясь на то, что просветят в конечном итоге. - Брэдфорд. Смотрю внимательно на капитана, внутренне выдыхая от того, что и правда не запрягут какой-нибудь совершенно не интересующей меня хренью. В детективы я никогда не стремился, от должности сержанта тоже отпинывался, как мог, пока говорили идти на экзамен. Но всяко было интереснее, чем то, что нам поручали обычно в качестве индивидуального задания. - То дело, где охранник видел Латимера, что находится в розыске. Вы с Чен его опрашивали. Им очень интересуется полиция Нью-Йорка и в конечном итоге, необходимо его задержать. Детектив Беккет здесь за этим. Окажите полное содействие. Шуметь не надо, по имеющейся информации, у него есть здесь свои люди, посвящать большое количество офицеров не можем. Работаете втроём. Мисс Беккет знает, как действовать, но для неё этот город чужой, а вы его знаете как свои пять пальцев. Надеюсь, это будет продуктивно. В случае вопросов звоните непосредственно мне. Киваю, открывая дверь, пропуская перед собой девушек. Капитан не двусмысленно дала понять, что пора отправляться работать. И лучше начать прямо сейчас. Не люблю затягивать с подобными заданиями.
- И Брэдфорд. Уже почти переступаю порог кабинета Андерсон, когда возвращаюсь назад. - Будьте дружелюбны и покажите, как полиция Лос-Анджелеса умеет работать. Улыбаюсь прежде, чем закрываю за собой дверь. Первое не знаю, но второе точно несомненно.
Девушки замерли возле кабинета, в ожидании дальнейшего. Детектив выше по званию, но здесь моя территория, а не её. Надеюсь, что обойдётся без лишней самодеятельности и с сохранением субординации.
- Приступаем к работе?  Вопрос относится к обеим, хотя у Люси, будь мы только вдвоём, я не стал бы даже спрашивать. - Новенькая, давай к столу и подготовь все документы, что у нас были. Мы с детективом Бекет будем ждать тебя у машины, я пока введу в курс дела. Для начала надо съездить к охраннику. Когда занимались этим, не знали ещё, насколько серьёзен тип, которого тот узнал. Не думали, по крайней мере, что из Нью-Йорка лично примчатся, чтобы заняться этим делом. - Так, детектив, чтобы понимать ситуацию. Ваш подозреваемый смылся и по информации, находится где-то здесь. Наша задача - найти его в кратчайшие сроки, правильно понимаю? Спускаемся втроём по лестнице, после чего наблюдаю спину удаляющейся Чен, что бросилась за бумагами. Оружие уже с нами, мы в полном обмундировании, не придётся тратить лишнее время. - У меня есть информатор, который знает обычно всё и обо всём, и о подобных примечательных личностях тоже. Думаю, нужно будет встретиться и с ним. Набрасываю примерный план действий на сегодня. Дальше уже будем плясать от результата опроса охранника и этой встречи. Раз задача найти его поставлена, то никаких сомнений, нужно будет выполнить её.

как только появится от Елены, сразу же заменю, а пока пост от другого моего персонажа
Холодно. Это осознание выталкивает меня из темноты. Сна? Обморока? Не могу разобрать, что со мной произошло. Чувствую лишь холод, а  ещё твердую поверхность. Провожу по ней ладонью. Похоже на кирпичи. Я что, лежу на дороге из жёлтых кирпичей? Странный вывод. Нет, не похоже, что я на улице. Нет ни дуновения ветра, ни звуков. Слишком тихо. слишком. Боже, моя голова. Пытаюсь приподняться, одновременно открывая глаза. Ощущение, словно кто-то от души зарядил мне по затылку, но нет, прикасаюсь руками и понимаю, что ничего подобного. Просто ложное ощущение. И боль. Плевать на неё. Почему я ничего не вижу толком? Я что, всё еще глаза не открыла? Нет, очень даже открыла. Просто здесь темно. А где это здесь? От вопросов, что появляются сами собой мне хочется буквально скулить от боли. Каждая мысль словно подталкивает и усиливает её. Да какого же чёрта тут происходит? Где я и почему была без сознания? Как оказалась на этом полу из кирпичей? Что это за место? Почему рядом никого? Вопросы, вопросы, вопросы. Они как лавина нарастают и угрожают погрести меня под собой. Мне... мне страшно.
Страх сковывает. Сжимает до боли в грудной клетке, не даёт вздохнуть. Ощущение, что ещё секунда-другая, и я в принципе не смогу больше дышать. Кажется, это называют панической атакой. Не могу быть в этом точно уверенной, ведь никогда ранее не сталкивалась с её проявлением. Или, была уверена, что никогда. Стараюсь всё же вздохнуть. Это жизненно необходимо. Растираю рукой грудь, мысленно считая до четырёх. Ну же, Дороти, ты сможешь. Повторяю себе мысленно. Первый вздох получается болезненным, но дальше всё как по маслу. Вдох-выдох. Страх не отступил и никуда не делся, но словно чуть ослабил свою хватку, понимая, что если прикончит меня таким образом, то кормиться ему будет не на ком. Пытаюсь осмотреться. Очертания, не более. Кажется помещение. Не достаточно большое, но и до ближайшей стены рукой просто так не дотянешься. Упираюсь коленями и ладонями в пол, вставая на четвереньки. Что-то неприятно лязгает в районе ноги. Какого черта? Вновь сажусь задницей на холодную поверхность, притягивая к себе левую ногу. Цепь. Самая настоящая металлическая цепь, которая заканчивается чем-то похожим на наручники. Мозг услужливо подсказывает, что это называется кандалами. Не то чтобы от этого стало как-то легче осознать сам факт, что я очнулась в незнакомом месте, да ещё и прикованная. Металл плотно обхватывает лодыжку, а сама цепь своими звеньями уходит куда-то в полумрак. Чуть тяну на себя. Не поддаётся. Кажется другой её конец, где-то там, закреплён. Но хоть достаточно длинная, кажется. Может смогу даже куда-то двинуться. Только вот куда? А главное, зачем? Голова разрывается от боли, а внутри всё сжимается от ужаса. Не могу вспомнить. Просто не могу вспомнить, как оказалась в этом помещении. Неужели пришла сама? Но почему тогда прикована? А если не добровольно, то как же так вышло? Так, нет. Нельзя поддаваться окончательно панике. Нужно хоть что-то вспомнить. Или понять. Осматриваюсь вновь, прищуриваясь немного. Это помогает разбирать силуэты и очертания. В помещении нет окон, но полной темноты здесь нет. Не горят лампочки, но словно откуда-то отголоски света проникают. Стены, стены, стены. Неожиданное очертание стеллажа с противоположной от меня стороны. Что-то похожее на трубу тянется по периметру. Может к ней меня и приковали? Нет пока ответа. Продолжаю скользить взглядом по помещению, когда замечаю ещё один силуэт. Кто-то лежит на полу. Достаточно далеко от меня, чтобы разобрать, кто же это, да и не факт, что кто-то знакомый. А что если доползти? Не уверена, что мне хватит сил сейчас встать Внутри эмоции буквально бушуют, напоминая истерику. Пока ещё тихую. Может потому, что я в полной мере не могу осознать, что со мной произошло? Вновь встаю на четвереньки и начинаю двигаться по направлению к силуэту. Только бы длина цепи позволила. Короткими движениями. Металлический скрежет заставляет вздрогнуть. Так, кажется цепь и правда закреплена, но не статично. Сдвинулась, стоило мне начать отползать немного наискосок. Стало ли мне легче от этого знания? Ни черта подобного. Собираю все силы и волю в кулак и продолжаю двигаться. Вот так, ещё чуть-чуть. Мысленно пытаюсь приободрить себя, несмотря на пронизывающих холод, что исходит от пола. Интересно, сколько я на нём провела, прежде чем очнулась? Грозит ли мне заболеть или застудить почки? От этих немного житейских размышлений хмыкаю, понимая, что это уже истерика. Настоящая. Мозг не понимая происходящего, старается зацепиться за что-то более ему понятное. За банальную простуду, которую могу подцепить. Её ведь можно подцепить где угодно. На улице, если не правильно выбрал одежду. Или дома, если вовремя не прикрыл окно. Это может случиться настолько обыденно. А не где-то в богом забытом месте, в котором оказалась сейчас. Никогда ещё не испытывала подобного. Чёрт.
Вновь опускаюсь на пол, рядом с телом. А что если... что если это мертвец? Внутри неприятно засосало под ложечкой. Несколько мгновений борюсь с собой, прежде чем касаюсь руками, поворачивая голову к себе, чтобы попытаться рассмотреть лицо. Кожа прохладная, но не как у мертвеца. Или... нет, даже не смею о том думать. Глаза немного привыкли к отсутствию нормального освещения и мне наконец-то удается разобрать черты лица. Дровосек! Господи, это же Дровосек! Только он без сознания. Глаза закрыты и никак не реагирует на то, что я к нему прикасаюсь. Голова взрывается болью, но мне удается неожиданно вспомнить, что мы гуляли с ним вечером. Я только пару дней, как вернулась в Изумрудный Город. И он хотел поговорить со мной о том, точно ли я решила остаться. Морщусь, выбираясь из этого воспоминания. Мы гуляли по парку. Было темно, ведь наступил поздний вечер. И там так плохо горели фонари. Но как мы оказались здесь? Нужно привести в чувство Ника. Нужно... нужно, чтобы он очнулся! Может он прояснит ситуацию. Может он понимает, что случилось?
— Ник! Ник! Пожалуйста, очнись, — трясу его за плечо, тихонечко всхлипывая. Ужас липкими руками обнимает меня крепче за плечи, вжимаясь со спины. Почему Дровосек не приходит в себя? Почему до сих пор никак не реагирует? Неужели... — Ну же, Дровосек! Ты мне нужен. Не оставляй меня здесь одну, — я не знаю, где это 'здесь'. Совершенно не понимаю, где мы оба оказались. Где пришла в себя, прикованная длинной цепью за щиколотку к трубе, что тянется, кажется, вдоль всей стены. Лодыжку неприятно сковывает и холодит металл. Не могу вспомнить, как попали сюда. И что было перед этим - тоже. В голове словно туман, а паника лишь усиливает этот эффект. В помещении нет полной, всепоглощающей темноты, но и света особо нет. Серый полумрак, в котором удается рассмотреть очертания, да силуэты.  До сих пор не понимаю, как в этом всём различила силуэт мужчины, и как смогла до него доползти. А что если он так и не очнётся? Что если я осталась совсем одна? Эта мысль сотрясает тело новым всхлипом. Внутренняя истерика мешает думать. Я лишь продолжаю, интуитивно, пытаться растормошить Ника, а после утыкаюсь лбом в его грудь. Я готова разреветься, словно маленькая девочка, пусть давно упрямо повторяю, что в свои шестнадцать это давно уже не так. Что в этом мире просто невозможно оставаться ребёнком, который верит в чудо и лучший мир. Жестокая реальность давно уже стерла и наивные мечты, и настоящую улыбку. Теперь она или фальшивая, наигранная, или же всё больше похожа на оскал или усмешку. Такова, увы, реальность. Только сейчас не до этого. Сейчас, как никогда ранее, чувствую всю свою слабость. Бессилие перед лицом обстоятельств, которых даже не понимаю. Что мне делать? Но тут приходит ощущение прикосновения. Меня приобнимают за талию, чуть прижимая к себе. Очнулся. Господи, всё же очнулся, — Ник, ты пришел в себя! Миг радости в этом омуте страха и безысходности.
— Я не понимаю, где мы, — все ещё тихо всхлипываю. Взять себя в руки не получается, — как мы здесь оказались? Ничего не могу вспомнить. Голова болит и всё как в тумане. Иногда плывёт. Ты понимаешь хоть что-то?
Вопросы, словно из рога изобилия. Выпаливаю их словно на одном дыхании, всё ещё боясь, что мне показалось и на самом деле Ник так и лежит на полу комнаты, не отзываясь ни на мои слова, ни на прикосновения. Всё ещё боюсь, что мой мозг выдал мне иллюзию, в которую хочется поверить, когда от страха и ужаса буквально сдавливает легкие и подкашиваются ноги. Я ведь так и не попыталась встать. До Дровосека доползла, пачкая колени и ладони, которые теперь слегка саднят. Может содрала кожу? Плевать. Лишь бы Ник не оставлял меня одну. Лишь бы только помог разобраться, что произошло. Рядом с ним всегда чувствовала не исчезало чувство защищённости. С тех ранних лет, когда впервые шагала по дорого из жёлтого кирпича. Жаль, что теперь она ведёт далеко не к сказке, где радушные жители волшебной страны улыбаются и радушно тебя принимают. Этот мир такой же мрачный, как Канзас. Такой же грязный. И эта грязь разъедает души  здесь гораздо быстрее. Но сама хотела вернуться. Здесь были те, ради кого стоило быть. В Канзасе - никого столь дорогого сердцу. Вернулась, буквально на днях. Но где же оказалась сейчас? У меня нет ответа. Зато есть непреходящее ощущение, что кто-то из этого полумрака следит за каждым движением. Наблюдает, словно хищник, готовящийся к броску.
— Ник, — прижимаюсь к нему теснее, когда обнимает, видимо понимая без особых слов, что чувствую. Становится чуть легче, но надолго ли? — Мне кажется, за нами кто-то наблюдает. Я не вижу этого, просто чувствую.
И, словно в подтверждение моих слов, в комнате появляется нарастающий звук старого громкоговорителя. Как на вокзалах в Канзасе. Но мы не можем быть в моем мире. Это же не так? Звук такой, словно пощелкивает или даже потрескивает динамик. Но пугает не это, а голос, который раздается после. Спокойный, монотонный голос, в котором нет ни капли эмоций. Слишком правильно поставленный.
— Добро пожаловать, пленники, — интуитивно цепляюсь пальцами за руку Дровосека, которая всё это время покоилась на моей талии. Он не разжимал объятий всё это время, — у вас много вопросов, но ответы на них вы найдёте сами.
— Это что, издевательство какое-то? — тихо шепчу так, чтобы услышал только Ник. Внутренняя дрожь вновь пробирает до костей. Ничего не могу с собой поделать. Ничего.
— Я подготовил для вас несколько заданий. Если хотите выбраться живыми, вам придётся выполнить их все. Откажетесь? Расстанетесь с жизнью. Мучительно и долго, — то, с каким спокойствием это произнесено вселяет уверенность... что это не шутка. Неизвестный, кем бы он ни был, очевидно вообще не знает, что такое юмор.
— Для начала, избавьтесь от цепей. И ждите дальнейших инструкций. Но не затягивайте. Времени у вас немного. Часы начинают свой отсчёт. Тик-так. Тик-так.
Звук обрывается. Может это была запись. Может нет. Думать о том совершенно не с руки сейчас. Смотрю на Дровосека. Вопроса, что нам делать не возникает. Его просто не может быть. Я... я хочу жить.
— Думаешь тут есть ключ или инструменты? — у меня дрожит голос, но это едва ли удивительно сейчас. Мы сидим неизвестно где, на холодном полу, и на ногах у нас цепи, в то время как неизвестный угрожает нам смертью, если мы не подчинимся. Я что, вижу какой-то кошмар? Прежде чем мозг осмыслит это, щипаю себя до боли. Нервный смешок срывается сам собой.
— Я не сплю.

Стокгольм давит. Слишком много металла и стекла. Слишком много безличности. Так одновременно похожий и непохожий на родную Англию. Агата задыхается, расстегивая еще одну пуговицу на блузке, обмахивая себя журналом, не отводя взгляда от дороги впереди. Номера всех машин вокруг ее собственной она уже выучила наизусть. Девушка в задумчивости барабанит пальцами по рулевому колесу, переключая другой рукой радио-станции, мыслями пребывая где-то очень далеко.

Александру все же удалось уговорить ее на эту поездку, пообещав, что он не отдаст ее на растерзание своей матери, по крайней мере, не сразу. Пару дней передышки у нее все еще есть. И она планирует потратить их с пользой. Например, прошвырнуться по магазинам с Рейчел, пополнить свой гардероб, чтобы соответствовать ожиданиям молодой бизнес-леди, а заодно и выведать нужную ей информацию. Червячок, отвечающий за совесть блондинки, шевельнулся в груди и вгрызся куда-то в район сердца. Харрис морщится, но вины не чувствует. Компания Рейчел ей действительно была приятна, несмотря на первое впечатление, отравленное нотками ревности и собственничества.

Агата быстро печатает ответ на так кстати пришедшее сообщение, не в силах сдержать радостную, пусть и несколько несмелую улыбку, одновременно отмахиваясь от Евы. Помощница невероятно раздражала в последнее время, и блондинке требовалась передышка, чтобы ненароком не придушить Скай собственными руками. Происшествие на балу заставило Харрис взглянуть на азиатку по-другому, и теперь ей было проблематично прислушиваться к советам той, кто выворачивала свои внутренности перед ней в туалете. На очередное замечание англичанка лишь фыркает, поворачиваясь к Еве спиной и начисто ее игнорирует, вбивая нужный ей адрес в навигатор на телефоне.

Агата не любит опаздывать, но еще больше Агата не любит стоять в пробках. Спасибо, в Лондоне хватило. Закатывая глаза, блондинка вспоминает слова Алекса. Ему-то может быть и будет спокойнее, если она будет на собственной машине [выпендрежник, можно было взять машину напрокат], вот только несколько сотен нервных клеток Харрис погибнут смертью храбрых, пока она тратит свое драгоценное время, чтобы преодолеть маршрут, который отнял бы у нее максимум минут двадцать прогулочным шагом. Снова глубоко вздыхая, Харрис уменьшает масштаб на смартфоне, прикидывая степень катастрофы, то есть своего опоздания.

Рейчел меня убьет, — с трудом преодолев желание хорошенько приложиться о руль, Агата прикидывает, где она может безопасно припарковать новую подаренную ей [она никогда вслух не признается, но этот жест Александра поразил ее до глубины души и заставил влюбиться в него еще сильнее] машину. Наконец, присмотрев платную парковку неподалеку от нужного ей торгового центра, Агата плавно перестраивается, почему-то вызывая возмущенный гудок от кого-то в соседнем ряду. Мысленно показав наглецу средний палец, блондинка въезжает на территорию парковки, следуя указаниям охранника. Получив от него карточку для оплаты, спешит покинуть здание, на какое-то мгновение морщась от слишком яркого для жительницы Англии солнца.

Сверившись со смартфоном, Агата уверенно направилась в нужную ей сторону, одновременно отправляя сообщение Нильсену, чтобы унять его неуемную паранойю. Засунув телефон в задний карман узких джинс, девушка чуть ускоряет шаг, замечая в толпе впереди хрупкий силуэт подруги. И уже через пару минут Агата крепко обнимает Рейчел, звонко чмокая ту в щеку.

— Слушай, не поверишь... — начинает было Агата, но следующие слова Рейчел вызывают у нее лишь желание немного пошалить. Как удачно, что Александра не было рядом. И не предвидится.

— Впрочем, забей, ход твоих мыслей мне нравится куда больше, — усмехается Агата, слегка прищуриваясь и окидывая оценивающим взглядом мужчину, на которого указала Линд. Инстинктивно, ее рука чуть крепче обвивается вокруг талии Рейчел, словно показывая, что данная девушка находится не в его лиге, но главное испытание ждет извращенца впереди. — Что ты хочешь с ним сделать? — понижая голос, шепчет Агата на ухо подруге, слегка прищуриваясь и чуть одергивая свою блузку, демонстрируя чуть больше своего декольте.

— Беги! — несколько лихорадочно шепчет Кэнди, крепко обнимая меня до неприятных ощущений в ребрах, но я не отстраняюсь также крепко обнимая ее в ответ. Ведь это в последний раз. — Беги, пока он не передумал. Я люблю тебя, — на моей щеке горячие слезы подруги смешиваются с моими собственными слезами. Я механически киваю, но не могу заставить себя сдвинуться с места, не могу оставить ее одну в этом месте, с этими.. людьми. С ним. За десять лет моя ненависть к нему ни капли не уменьшилась. Я так и не прониклась его философией и отношением к другим людям. Так яростно осуждающий пороки, Человек не замечал собственного греха. И к сожалению, за эти бесконечные безрадостные дни я так и не нашла ни единого способа навредить ему. В своем цирке он был буквально богом, которому поклонялись его "чудики". Я же упрямо не покорялась ему и ни разу не склонила перед ним голову. Сама мысль о том, что мне придется оставить подругу с ним наедине, причиняла невыразимую боль и разрывала сердце на части, но ничем помочь я была не в силах — даже ради Кэнди я не смогла бы провести в этом месте хотя бы еще один день. Цирк убивал мою душу.

— Кэнди, я... — перехожу в стадию отрицания, пытаюсь протестовать, пытаюсь придумать какой-то план за те жалкие мгновения, которые у нас остались, но договорить не успеваю, Кэнди твердо, но осторожно зажимает мне рот своей ладонью, а после соприкасается со мною лбами, глубоко вздыхая и прикрывая на мгновение глаза, словно пытается зафиксировать в памяти этот момент и эти ощущения. Она прекрасно понимает, что ждет ее дальше. Только одиночество и холод, нескончаемая пустота там, где должно биться сердце. И если в моей груди все эти годы жила надежда на освобождение, то у Нельсон нет и этой привилегии — покинуть цирк она может только умерев. Глаза жгут слезы, а горло сдавлено спазмом от жарких рыданий. Это просто несправедливо. Я обретаю и теряю ее в один и тот же день. Человек украл мою жизнь, а теперь забирает еще и мою подругу, словно издеваясь надо мной напоследок, в очередной раз демонстрируя мне свою власть и силу.

— Нет, Сара, уходи, — ее голос непривычно тверд, а в ее глазах я читаю отражение своих эмоций. Ей тоже сейчас нелегко, она совершенно не хочет такой жизни, но просто хочет жить дальше. Во мне нет ни капли осуждения, Нельсон просто не понимает на что на самом деле обрекает себя. Я бы выбрала смерть, чем подобное существование. Тем не менее, я лишь киваю, пока мое сердце сжимается от боли и делаю шаг назад, не разрывая зрительного контакта с подругой. Она все понимает по моим глаза и облегченно улыбается. Я делаю еще один шаг, не отпуская ее руки, а она открывает рот, словно пытается сказать мне что-то еще, но так и не решается. Пелена слез перед глазами застилает взор, мешая увидеть, что шепчет Кэнди одними губами, но каким-то неведомым образом я ее понимаю: Скажи Дереку. Скажу, обязательно скажу. Он должен знать правду. Не в силах больше смотреть на меня, Кэнди отпукает мою руку и, издав сдавленное рыдание, резко разворачивается, пряча лицо в ладонях. Ее плечи сотрясаются, а мне до отчаяния хочется заключить ее в свои объятия и шептать, что все будет хорошо. Вместо этого отворачиваюсь от подруги и бросаюсь к выходу из шатра, напоследок успев увидеть в отражении одного из зеркал, как Человек обнимает подругу за плечи и уводит куда-то, куда мне теперь закрыт путь. И вместо облегчения я чувствую лишь горечь.

Путаюсь в кажущихся бесконечными кулисах, отделяющих меня от спасения, словно цирк живет своей жизнью и не хочет меня отпускать, пока не вдыхаю полной грудью свежий воздух и не чувствую на коже падающие снежинки. Слезы высыхают на моих щеках от пробирающего до костей холодного воздуха, но не обращаю внимания на погодные условия и просто бегу. Длинные многослойные юбки черного платья и высокие каблуки [Человек в маске не изменял своей тяге к театральщине и требовал, чтобы я одевалась в соответствии с моим "статусом"] не способствуют быстрому бегу, но пьянящее ощущение долгожданной свободы словно придает мне сил. Совершенно не обращаю внимание, куда бегу, лишь бы оказаться как можно дальше от проклятого шатра, который до безумия хотелось сжечь. Прихожу в себя лишь на знакомой улице, замечаю знакомый припаркованный около гараж байк и сердце сжимается уже не от быстрого бега. Ноги сами привели меня туда, где я в последний раз чувствовала себя в безопасности.

Майкл!

Замираю на подъездной дорожке дома Тёрнеров, прокручивая в голове счастливые воспоминания. Все эти десять лет я жила лишь мыслями о Майкле, он снился мне каждую ночь. Я не позволяла себе сдаться на милость Человеку лишь из-за того, кому принадлежало мое сердце все это время. Человек, как ни старался, не смог в итоге отобрать у меня самое дорогое. Когда-то я согласилась присоединиться к его цирку уродов в надежде защитить своих близких, но так по-настоящему и не стала одной из его "чудиков". Моя любовь меня берегла. На губах появляется облегченная улыбка. Я, наконец, свободна. Вот только десять лет слишком долгий срок, дождался ли он меня? Майкл никогда не был обделен вниманием женского пола, глупо предполагать, что он все это время хранил мне верность. Невольно ежусь, потирая плечи, но не уверена, что озноб меня пробрал именно из-за холода. Стук каблуки эхом раздается по пустынной улице, пока я медленно подхожу к входной двери, пытаясь набраться смелости, чтобы постучать. Почему именно в этот момент, мне стало страшно. Меня разрывало от желания увидеть Майкла и от страха увидеть, что он счастлив без меня. Поднимаю слегка трясущуюся руку и коротко жму кнопку звонка. За дверью раздается чей-то веселый смех, женский, а мое сердце сжимается в тисках. Через пару мгновений, когда я почти развернулась, чтобы убежать, дверь распахивается, и я замираю, как дикое испуганное животное в свете автомобильных фар на пустынной дороге, умерев в тот же миг. Передо мной стоит миловидная миниатюрная брюнетка в фартуке, которой скрывает уже округлившийся живот, на ее пальце блестит тонкий ободок обручального кольца, а на ее губах появляется открытая и широкая улыбка. Если мой внешний вид и удивил ее, то виду она не подала.

— Чем могу помочь, мисс? — меж ее бровей залегает вертикальная складка, показывающая, что ей действительно не все равно на возможно попавшую в беду девушку. Подозреваю, что выгляжу далеко не лучшим образом после тех ужасов, что пережила в цирке и после марафона по ночным улицам Сентфора в начинающуюся метель.

— Нет, ничего, — хриплю я, чувствуя как с оглушительным звоном мое сердце разбивается вдребезги. Он женат, и она беременна. Все кончено. — Простите, здесь жил мой.. друг, но я.. ошиблась, — голос дрожит, и мне кажется, что я слышу мерзкий смех Человека в маске. Он все же победил. Он лишил меня всего. Я осталась одна в абсолютно незнакомом мире. Прежде чем я разрыдаюсь на глазах у незнакомой женщины, разворачиваюсь и быстрым шагом стремлюсь скрыться в темноте.

Эти размышления не дают покоя уже давно. Каждый раз, когда мысленно возвращаюсь к этому вопросу в своей голове, словно веду внутренние дебаты. Наверное, стоило бы просто взять и посоветоваться, с кем-то из близких мне существ, но правда в том, что ни один совет мира не поможет принять правильное решение, когда вопрос в том, стоит ли кому-то сообщать о том, что в этом мире не всё так просто, как могло казаться большую часть жизни. Что не только люди населяют планету, но множество сверхъестественных существ,  которые далеки от образов из фильмов. Некоторые книги, как ни странно, не врут, но их единицы, и чаще всего наше сообщество старается спрятать их от людей. Так просто правильнее. Средние века показали, что даже надуманная правда жестока и опасна, а если люди повсеместно столкнуться с волками или оборотнями, с ведьмами, что будет тогда? Хаос и охота? Сейчас как-то удаётся сдерживать баланс, несмотря на то, что остаются ещё фанатики. Не все приняли новую реальность, как Аларик или Джереми Гилберт. Нет, конечно не мне судить их более ранние поступки, ведь и на моих руках крови предостаточно, но приятнее, когда судят по поступкам твоим, а не потому, кто ты по природе своей. Люди тоже бывают монстрами. Но сейчас ведь думаю совсем не об этом. А о том, как открыться мужчине, которого полюбила. Тому, кто даже не подозревает, с кем был всё это время. Время тайн слишком затянулось, чтобы продолжать делать вид, что это просто временно, а значит я могу уйти в любой момент и всё просто забудется. Я не хочу уходить. Не хочу, чтобы наши отношения с Коулом завершились, даже если они не всегда идеальны. Никто не идеален. В этом и своя прелесть жизни. Но больше держать его словно в вакууме не могу и не хочу. Может это и ошибка, рассказать всё. Только это будет правильно по отношению к нему. Уж что-что, но никогда он не лгал мне. А ведь характер у любимого далеко не ангельский. И при этом мне с ним хорошо. Хочется, чтобы так и оставалось. Если, конечно, не разрушу всё своими руками. Точнее, своими словами. Как же порой это сложно. Проще мир спасти. В глаза монстру заглянуть. Оказаться заточённой во тьме. Всё это для меня всегда было проще, чем потерять кого-то, кто стал мне дорог. И кто знает, не совершаю ли я сейчас сама эту саму ошибку. Правда может и оттолкнуть от меня Коула. Это... самый вероятный исход. При прочих равных.
Всегда есть несколько вариантов. Как бы мне ни хотелось верить только в один из, их будет несколько, и какой правильный - кто знает? Не предсказываю точного будущего, чтобы быть уверенной в том, что не совершаю ошибку, собираясь рассказать всё Коулу. Конечно, если ситуация выйдет из под контроля, то применю усыпляющие чары, наберу номер одного из знакомых вампиров и всё решится иначе, чем задумывалось. Не хочу, чтобы человек, к которому испытываю искренние и теплые чувства, жил в страхе. В этом мире и так хватает боли, злобы и жутких ситуаций, чтобы добавить к этому тот мир, что ещё скрыт от него. Ааронсон и так, пусть лишь косвенно, но уже причастен. Не переставала колдовать, когда стали жить вместе. Пару раз даже была почти уверена, что он всё видел, но вопросов так и не дождалась. Человеческий мозг удивителен. Нет, даже не в расе дело. Мозг любого существа уникален. Всегда может придумать объяснение, даже если оно максимально безумно и выглядит нереальным. Сталкивалась уже с подобным. И может будет неправильно лишить воспоминаний, если реакция будет... слишком бурной. В плохом значении этого выражения. Только вот не всем дано свыкнуться со знанием, что в этом мире, помимо людей, есть ведьмы, вампиры, оборотни, а ещё монстры, о которых даже мы, сверхъестественные существа, когда-то забыли. История у мира не самая простая, но чтобы в ней разобраться потребуется не одна человеческая жизнь. Если честно, то даже устала от всех этих загадок. Вся эта охота, спасение мира. Всё это было непросто оставить в прошлом и не возвращаться каждое мгновение, хотя бы мысленно, но не блокировать номера тех, кто может позвонить и попросить помочь. До сих пор не понимаю, как совмещаю всё это в своей жизни. Тем более, после того, как в ней появился Коул. Человек, которому не ведом мир сверхъестественного. Которому не известно, что я могу и кем являюсь. И фамилия моя ничего не значит. Он из мира, где всё это не имеет значение. И я собираюсь всё это разрушить? Сама не знаю точного ответа. Только вот умалчивать дальше тоже не могу. С каждым днём всё больше осознание приходит, что я банально вру любимому человеку. Это тоже неправильно. А что правильно? Хотела бы спросить совета у семьи, но догадываюсь, что услышу. Да и выбор всё равно только за мной. А значит у меня несколько вариантов. И ни один из них не кажется мне идеальным. Но такова жизнь. Из двух зол, как говорится, приходится сделать свой выбор. Особенно, когда не делать ничего - это больше не вариант.
— Привет, — из собственной задумчивости возвращаюсь в тот миг, когда Коул появляется на кухне, где последние сорок минут и терзалась последними сомнениями. Решиться - всё равно что сигануть в чёрную грязевую пропасть, за которой только тьма и мрак. Знаю, бывала в такой. Запрокидываю голову и отвечаю на краткий поцелуй. Сегодня у него выходной и мы собирались провести его дома, вместе. Времени лучше просто не сыскать. Конечно, возможно не стоило сбегать из постели ранним утром, даже если сейчас всё это будет под предлогом завтрака, который на самом деле приготовила, чтобы чем-то занять себя.
— Нам нужно поговорить, — стараюсь сохранить спокойный тон, чтобы в первые это минуты Коул не придумал себе что-то ещё. Это тоже свойство любого существа. Особенно когда мозг старается закрыть информационную брешь. Смотрю на парня, и вдруг понимаю, что слов тут просто недостаточно, — нет, знаешь, я лучше сначала покажу.
Телекинез - одна из сил, которой овладела практически безупречно. Повинуясь мыслям и легким пасам рук, предметы на нашей кухне поднимаются в воздух, начиная перемещаться в одной только мне ведомой последовательности. Это почти умиротворяет. То, как тарелки описывают круг под потолком и собираются в одну стопку на столе, прямо перед Коулом. Туда же направляются и столовые приборы. И даже полотенце, что в последний момент слетело с раковины и укрыло всю эту "инсталляцию". Всё это время я стараюсь не смотреть на своего мужчину. Боюсь увидеть в его взгляде страх или даже осуждение.
— Я знаю, что это похоже на бред или сон, но поверь, ты не спишь, Коул. И то, что ты сейчас видел, это магия. Я - ведьма. Точнее, всё даже немного сложнее, но для начала и этого достаточно, — всё же поднимаю на него глаза, сцепив руки в замок, тем самым сдерживая собственную тревогу. Никогда не была по ту сторону. Ведь с самых малых лет мои силы проявились, а меня окружали оборотни и вампиры, которых скрывать было уже бесполезно. Но чтобы вот так, да ещё и спустя столько лет. Мне ведь было девятнадцать, когда познакомились с Коулом. Смешно сейчас это вспоминать. Трибрид, который не отличается грацией. Конечно, ему было откуда знать, что перелом срастётся уже вскоре, но то, как помогал тогда. Это было мило.
— Скажи что-нибудь, — эта тишина тревожит. Готова услышать и проклятия, и даже "держись от меня подальше". С этим я смогу справиться, даже если это означает, что мне придётся решить все за Ааронсона. Для его же блага. Но что делать с молчанием? Надеюсь, что это просто шок и удивление.