rave! [ depressover ] |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » rave! [ depressover ] » завершённые эпизоды » you are my salvation and my doom
— you are my salvation and my doom // Pietro, Wanda
/// Она считала его мёртвым столько лет. Не смирилась. Он был жив и не имел возможности найти сестру. Будучи под влиянием. Но они найдут способ, как только докажут друг другу, что всё это реальность.
Отредактировано Wanda Maximoff (2021-03-18 23:07:11)
Пьетро...
Тихий, еле уловимый шепот настигает его в одном из супермаркетов штата Мэн. Бутылка колы падает из рук, но Пьетро быстро приходит в себя и подхватывает её до того, как стекло соприкоснётся с полом. Это была Ванда. Её голос он узнал бы из тысячи. Не имеет значения, сколько времени прошло с их последнего разговора — сердце не обманешь, оно знает правду. Ртуть нелепо озирается по сторонам, за несколько секунд оббегает помещение и прилегающую к магазину парковку вдоль и поперёк, прежде чем понимает, что стал жертвой очередной игры разума. Слепая ярость застилает ему глаза и находит выход в фонарном столбе, согнувшемся пополам от удара. Знать, что она жива, и не иметь возможности встретиться — это невыносимо. Всё, о чём мог думать Максимофф после возвращения пропавших людей, - это Ванда. Все его мысли начинались и заканчивались ею, и это походило на одержимость. Пробегая штат за штатом, вынужденно останавливаясь в придорожных мотелях на ночь только для того, чтобы восполнить силы, Пьетро становился всё более отчаянным. Он не имел ни малейшего представления о том, где могла находиться сестра, и не решался обратиться к своим старым знакомым из числа Мстителей, боясь попасть в очередную ловушку. Больше Пьетро никому не доверял, в том числе и себе.
Его кошмары становились ужаснее, а галлюцинации - реальнее. Пьетро нисколько не сомневался в том, что голос в его голове — лишь фантазия, попытка принять желаемое за действительное. Он слишком сильно загнался, а это значит одно: нужно притормозить и подумать. Пробравшись вглубь штата, Максимофф решил задержаться в небольшом портовом городке. Близость воды и хвойного леса действовала на него успокаивающе. Заказав в местной закусочной двадцать бургеров навынос (за сытный перекус он мысленно поблагодарил осла, которого обчистил двумя днями ранее), Пьетро поедал их один за другим, сидя на пристани. Суперскорость = супераппетит. Его гиперускоренный метаболизм требовал потребления большого количества калорий, и, так как денег у него никогда не водилось, Пьетро воровал. Для него это не было большим делом: забрал кошелёк и сделал ноги. К тому же обобрать до нитки американца Максимофф вообще считал за честь после всего того, что пережила родная Соковия. В такие моменты Ванда выступала голосом его совести, укоряя брата за содеянное. Только Ванды сейчас не было рядом. Он один, и это чертовски неправильно.
Пьетро...
На этот раз голос в голове звучал чётче и громче, пробуждая давно забытые чувства в его ожесточившемся сердце. Оно стучало, как бешеное, отзываясь на каждую букву его имени. Впервые за столько лет он почувствовал присутствие сестры настолько явно, словно дотронулся до Ванды рукой. Это не была галлюцинация, нет. Он просто не хотел в это верить, но и объяснить данное явление никак не мог. Конечно, они были близнецами (стоит отметить, необычными близнецами), но даже их суперспособности и невероятно сильная связь не позволили бы общаться друг с другом на расстоянии. Это выходит за рамки разумного. Схватившись за голову, Пьетро попытался собраться, но не так-то просто это сделать, когда одна мысль сменяет другую со сверхчеловеческой скоростью. Подняв полные тревоги и скорби глаза, он только сейчас осознал, как красиво то место, где он остановился. Вечнозелёные деревья отражались в ровной глади прозрачной воды, искрящейся от лучей закатного солнца. Жаль, что Ванда не могла видеть его глазами. Ей бы наверняка понравился этот пейзаж.
Бегать у Пьетро получалось лучше всего, поэтому единственным правильным решением в этой ситуации было продолжить путь. План прост: надо продвинуться дальше на север и подождать очередного сигнала от Ванды (или наконец-то принять, что это просто галлюцинация), если таковой вообще будет. В тот же вечер Ртуть покинул этот маленький городишко и побежал на пределе своих возможностей, изредка останавливаясь, чтобы отдышаться. Отдавшись на поруки своему шестому чувству, он бежал без дороги прямо через густые, непроходимые леса, раскидывая кустарники и деревья, оставляя за собой светло-голубой свет. С каждой милей он все чётче осознавал правильность своего поступка: Пьетро не отпускало ощущение, что он возвращается домой. Дом там, где Ванда. Она — его дом. Такая простая истина, а, чтобы осознать это, потребовалось целых двадцать четыре года после той злосчастной бомбардировки, прервавшей жизнь их родителей. Дрожа от страха под кроватью, глотая пыль и кусая до крови губы, чтобы не дать себе заплакать, Пьетро думал, что у него больше нет дома. С этой мыслью он ходил на митинги, рискуя жизнью, дотронулся до скипетра Локи, встал не на ту сторону и прогадал, подвергнув опастности себя и сестру, и всё это было только для того, чтобы пройти этот длинный путь и понять свою неправоту.
Пьетро...
Всё внутри него ликовало. Даже если это ловушка, жестокая игра воспалённого многочисленными вмешательствами сознания, он не против быть обманутым. Уже очень давно Пьетро не чувствовал себя настолько счастливым и живым. Он бежал на этот голос, набатом звучавший в его голове, больше не задавая себе лишних вопросов. Даже если ему придётся оббежать весь земной шар, Максимофф не остановит свой бег, пока не достигнет конечной цели. Он продвигался дальше на север, но его сильное, натренированное тело не ощущало перепадов температуры — Пьетро не был подвластен ни жару, ни холоду. Кое-где начинали появляться сугробы, и он всё чаще встречал людей, закутавшихся в тёплые куртки. Далеко же ты забралась, сестрёнка, и от чего ты убежала в такую глушь. Ещё полдня пути, и он достиг маленького городка с населением в 1103 человека — по крайней мере, так гласила установленная на въезде выцветшая за многие годы табличка. Сердце предательски сжалось ещё на подступах к городу, и Пьетро остановился у раздвоенной сосны, прислонившись к стволу спиной. Тяжело дыша, он согнулся пополам, пытаясь успокоиться. Она здесь. Он готов был поклясться всем, чем угодно, что она здесь. Наконец-то достигнув конечной точки своего пути, Максимофф понял, насколько устал. Уже давно он не преодолевал таких больших расстояний за столь короткий промежуток времени.
Город не представлял собой ничего особенного. Почтовый офис, полицейское управление, несколько универмагов и пара закусочных — вот и все достопримечательности. Сделав последний рывок, Пьетро быстро оббежал главные улицы, пока взволнованное сердце не пропустило удар прямо напротив небольшого кафе. Он заметил её ещё на входе: знакомые рыжие локоны, напоминавшие закатное соковийское солнце, задумчивое выражение лица и плотно сжатые губы. Не было никаких сомнений: Ванда реальна. Прошло целых восемь лет, и он даже не знал, что в таких случаях говорят в первую очередь — раньше они не расставались друг с другом дольше, чем на час. Преодолев расстояние до её стола за секунду, Пьетро плюхнулся напротив неё с самым беззаботным видом и, скрывая дрожь в руках, съел несколько картошек фри с её тарелки. - Дерьмовую тут картошку подают. Не могла что ли местечко получше найти? - ухмыльнулся он, с интересом наблюдая за реакцией сестры. Пьетро решил поступить так, как поступал всегда в трудных ситуациях, т.е. отшутиться. - Давно не виделись, малышка Ви. Соскучилась? - легко перескочив на их родной соковийский язык, произнёс Максимофф, протягивая ей свою руку через весь стол.
[indent] Ванда перестала тратить время зря. День и ночь в астральной проекции изучала единственную магическую книгу в своём арсенале. Пробовала заклинания, изучала руны. Хотела стать сильнее/умнее, независимой от эмоций. И если первое было выполнимо, то со вторым у Максимофф были проблемы. Её выбивало из колеи всё и вся, достаточно лишь одну искру пустить в сторону нежелательных в о с п о м и н а н и й. Их было слишком много, они переполняли Ванду, наполняли, в каждый миллиметр кожи проникали, в каждую клетку. На каждом шагу Максимофф с собой боролась, отталкивая как можно дальше весь пережитый а д. Много с м е р т е й, много п о т е р ь, много н е в е р н ы х ш а г о в и выборов, за которые сполна потом расплачивалась. И это бесконечным кругом, из которого сама будто не хотела выбираться, а всё дальше на глубину уходила. Максимофф с т р а д а л а и окончательно потеряла себя. Но сейчас пришло время изменить в с ё, изменить с е б я и стать той, кем она лишь хотела или же той, о ком написано в книге.
[indent] Только вот х о т е т ь — это одно, а делать — совсем другое. Некоторое заклинание в книге Даркхолл привлекло внимание ведьмы не на шутку. Что-то про зов, но зовёт она мёртвого брата, а не живых. П ь е т р о. Сосредоточено тихим шёпотом зовёт, сама не понимая зачем/почему/для чего. Это не заклинание воскрешения, Ванда даже не совсем его смысл понимает, но продолжает пробовать раз за разом и на губах всё так же одно имя. Вот так Ванда Максимофф собралась менять себя и свою судьбу, в голове по-прежнему лишь покойники. Странно, что не начала звать выдуманных детей, может быть хоть с этим смирилась? Трясёт головой, не думает об этом, снова закрывается и уходит в далёкие дали своего сознания, когда всё было х о р о ш о.
[indent] Гость в её доме, по имени Барри Аллен ничем не мешает, наоборот, возвращает в реальность забавными шутками и вызывает у ведьмы улыбку, такую чистую и искреннюю, о существовании которой Максимофф забыла. Но стоило ей только открыть книгу, как всё вокруг меркло и значения не имело. Сила внутри желала большего, на секунды брала верх и это пугало Алую, особенно то, что сама поддавалась.
П ь е т р о.
[indent] Ванда впервые за долгое время решила выбраться в город. Ей нужно было немного разгрузить голову, пройтись. Схема была отлаженная: сначала кофе и лёгкий перекус в кафе, а затем супермаркет, продукты на неделю. На всё про всё не более полутора часов, таков был план. Б ы л. Максимофф с улыбкой поблагодарила официантку за заказ. В этом кафе её уже знали, но город был настолько отдалён от всех супергеройских дел, что на Ванду не обращали особого внимания. Либо же просто боялись, что более вероятно, но ведьма отстранялась от этих мыслей, как могла. Ей итак тошно от того, что сколько зла она людям причинила. От этого на душе тяжело, от этого кошки скребут и каждая улыбка кажется трусливо-фальшивой. Чем больше думала — тем хуже становилась, так что сегодня решила не задерживаться. Лишь пара глотков кофе и Ванда замирает, когда до боли знакомый голос слышит. Сердце останавливается.
Показалось.
Ей просто показалось.
[indent] Она провожает взглядом чужую руку, но не торопиться поднимать его на человека, что потревожил её уединение.
Боится.
Так сильно боится.
[indent] Бледнеет на глазах, а губы дрожать начинают, когда слышит соковийский. Ванда нервно сглатывает, громко, старается дышать, но будто что-то мешает сделать полноценный вдох. Болезненным спазмом.
Ванда в голове перебирает варианты, кто это может быть или что, но мысли путаются в тугой клубок, как только набирается сил и поднимает взгляд на сидящего напротив. Внутри что-то обрывается, глазам Максимофф не верит и с силой зажмуривается, твердя, что это мираж. Распахивает широко, в надежде, что всё исчезнет, но о н по-прежнему напротив, с глуповатой улыбкой, впился своим взглядом, что внутри у ведьмы бурю пробуждает. Тонкие пальцы сжимает в кулаки, чтобы под контроль себя взять, чтобы не навредить окружающим.
Не верит.
[indent] Резко алым туманом двоих окутывает, чтобы никто не мешал/никому не мешать и изящным движением пальчиков алую петлю на шее П ь е т р о ? затягивает, смотря с гневом, с адским огнём.
[indent] — Я скажу один раз — сквозь зубы процеживает, кипя, готовая умереть от боли, что новой силой захватывает, будто и не было этих восьми лет, будто она снова смотрит на хладный труп и самолично крышку гроба закрывает. Помнит слишком хорошо и задыхается — Прочь. Из. Моей. Головы. — Ванда каждое слово паузой разделяет, чтобы лучше доходило. Её мутит, голова кружится так сильно, что в обморок упасть готова, но держится из последних сил — Прочь. Кто бы ты ни был. Больше Н И К Т О не посмеет управлять мной, я не позволю. Слышишь? — голос Ванды твёрже стали. Она ещё сильнее затягивает петлю на шее мужчины, а затем отпускает, туман рассеивается и девушка встаёт из-за стола, кладёт пару долларов на стол, не смотря на н е г о. Чувствует, как по щекам слёзы обжигающие кожу поползли, сглатывает. Она просто сходит с ума, вот ответ, безо всякой подоплёки. Чудес не бывает, Ванда, держись за эту мысль, не позволяй сомнениям и наивности захватить твой разум, иначе вновь сорвёшься. Но ведь пробовала заклинание, шептала лишь одно имя, почему нет? Потому что о б м а н. Кто-то узнал и воспользовался твоей главной слабостью, снова твоей болью безграничной и хочет твои силы заполучить, как Агата. А может это снова она?
[indent] Максимофф разворачивается и быстрым шагом из кафе, не оборачивается, чтобы не утонуть в своей печали/горе/боли. Подобное Ванда уже испытывала, такие разъедающие словно кислота эмоции, там, в руинах дома, и х д о м а, а затем страшное сотворила. Больше нельзя. Хватит с неё ошибок, хватит держаться за боль. Нужно идти дальше. Из кафе, как ошпаренная выскакивает и громким вдохом кислород. Девушка рукой о стену опирается, чтобы не упасть. Пьетро мёртв. Пьетро мёртв. ПЬЕТРО МЁРТВ!
Отредактировано Wanda Maximoff (2021-03-21 20:54:21)
Алая петля на шее перекрывает кислород, затягиваясь всё сильнее и сильнее. Пьетро смерти не боится, а тем более от её руки. Он не пытается сопротивляться, потому что точно знает: если бы Ванда хотела его убить, она бы это сделала без лишних разговоров. В его глазах застыло немое восхищение (за прошедшие восемь лет сестра стала значительно сильнее), и её праведный гнев лишь доказывал то, что перед ним та самая Ванда, его Ванда. Не галлюцинация, преследующая Пьетро по пятам столько лет, не чья-то очередная уловка. Она реальная: живая, властная, пугающе красивая и такая родная. Теперь она могла сама постоять за себя, и для этого ей больше не нужен был старший брат. Жадно глотая воздух, Максимофф думал об этом, но не чувствовал сожаления и горького привкуса утраты. В его глазах Ванда так и останется маленькой девочкой, которую он готов был защитить ценой своей жизни от всего на свете — будь то мяч в вышибалах или пулемётная очередь от мечтающего поработить весь мир альтрона.
В глазах потемнело, но Ванда ослабила хватку и рассеяла кроваво-алый туман ровно за мгновение до потери сознания. Откинувшись на мягкую спинку дивана, Пьетро закинул голову назад и в отражении зеркального потолка увидел своё побагровевшее лицо. Он часто дышал, потирая шею с отпечатавшимся на ней следом от петли, и всё ещё продолжал по-идиотски улыбаться, напоминая сбежавшего из лечебницы сумасшедшего. Отчасти это было правдой: он действительно сбежал, оставив далеко позади стерильно белую комнату пыток, и немного тронулся умом, но отчаянно пытался всё вернуть на свои места. Осталось только убедить Ванду в том, что он — её восставший из мёртвых брат, но, судя по широкой красной полоске на шее, эта задача не из лёгких. Сколько людей уже пыталось манипулировать ей, используя его смерть в своих целях? Сколько боли она пережила, пока они безжалостно вскрывали затягивающуюся рану на сердце, и та снова начинала кровоточить? Пьетро знал, как больно потерять её (умереть было намного проще), поэтому ни капли не злился на Ванду за такой приём. Правда, если сестра решила оставить прошлое в прошлом, зачем надо было шептать его имя снова и снова, обращаясь к безвозвратно ушедшим дням.
Благодаря особенностям своего организма, Пьетро за несколько секунд приходит в себя и в мгновение ока догоняет Ванду, распространяя вокруг светло-голубую ауру уж очень схожую с цветом его глаз. Её угрозы на него, конечно же, не действуют, и, даже если бы она не стала разбираться и убила бы его на месте, вырвав из груди сердце, Максимофф не пожалел бы о своём выборе. Он чувствует её боль, страх, смятение. Просто знает о них, и всё. Ещё с самого детства он мог по одним только глазам понять, что у Ванды на уме. То же самое могла и она, поэтому у Пьетро никогда не получалось что-либо от неё скрыть. Их крепкая связь, зародившаяся ещё в утробе матери, незыблема, и её нельзя было сыграть или подменить. Ртуть не хотел ничего доказывать сестре (в какой-то степени для него это было даже унизительно), она должна сама понять, что он - это он. Живой, невредимый и всё такой же нетерпеливый.
- Я жив, - стерев с лица улыбку и привычную для себя шутовскую маску, произносит Пьетро, отвечая на немой вопрос, застывший в её глазах. Он продолжал говорить на соковийском, с удовольствием смакуя одно слово за другим. За все восемь лет он не произнёс ни одной фразы на родном языке и теперь искренне наслаждался предоставленной ему возможностью. - Если бы я знал, что ты зовёшь меня для того, чтобы убить, не торопился бы так сильно, - он щурится от яркого солнца и искрящегося белизной снега, и сеточка морщин, образовавшаяся в уголках его глаз, — отпечаток разделявших их с Вандой лет. Сбежав от ГИДРЫ, Пьетро чувствовал себя наиболее уязвимым, и сестра была его единственным стимулом в борьбе за выживание. Мчавшись оттуда без оглядки, он пришёл в себя только где-то в окрестностях Бухареста, сменил больничные штаны на удобный спортивный костюм (да-да, его он тоже своровал) и, спрятавшись в каком-то спальном районе на окраине, пытался вспомнить, что с ним произошло за последнюю пару лет. Пьетро самому до конца не верилось, что его вернули к жизни, но затянувшиеся шрамы от пуль, рассредоточенные по всему телу, твердили об обратном. Ему дали второй шанс, и он не собирался его упускать.
В маленьком городке, в котором не привыкли к супергеройским разборкам, такая картина — редкость, но для Ртути это не имело значения. После своего очередного заточения в лабораториях ГИДРЫ Пьетро стал ещё более мнительным, чем раньше, поэтому продолжал бросать недоверчивые взгляды на посетителей кафе через окно. Какая-то его часть (та, что отвечала за галлюцинации и кошмарные сны) постоянно твердила ему, что придёт час, и он вновь окажется под толщей земли, связанный по рукам и ногам, поэтому нельзя было терять бдительность ни на секунду. Он заметил, что Ванда немного ослабела от потрясения, поэтому не стал дожидаться очередной удавки на своей шее и, легко подхватив сестру на руки, как в старые добрые времена, за считанные секунды преодолел расстояние до края пустующей в это время парковки. Опустив девушку на землю, Пьетро аккуратно приподнял её лицо за подбородок, заставляя смотреть ему прямо в глаза. - Посмотри на меня, - в отражении её светящихся глаз он видел себя; в каждой черте её лица он видел себя; в каждом её жесте, ужимке. Просто она — это он, а он — это она. Непреложная для них истина уже много-много лет. Это так неправильно, когда две половины одного целого были разъединены на целых восемь, мать их, лет. - Прикоснись ко мне, - стирая остатки слёз с лица девушки большим пальцем, Пьетро подхватил руку Ванды и приложил её к своей заросшей щетиной щеке. Она должна была почувствовать сердцем, она должна... - И вообще, я старше тебя на пять лет и двенадцать минут, так что ты должна меня слушаться, - целуя её ладонь потрескавшимися губами, шепотом произносит Пьетро, немного изменяя последнюю фразу, сказанную сестре перед "смертью".
Отредактировано Pietro Maximoff (2021-03-26 14:35:17)
Пьетро мёртв.
[indent] Продолжает себя убеждать, вернее, пытается до своего с е р д ц а истину донести. Чудес не бывает! Из мёртвых не восстают! Это бывает лишь в сказках и в кино, а Максимофф на практике проверила это. Вижен не воскрес при одном желании ведьмы, он просто был её с и л о й, что приняла желаемый вид. Чудесным образом части его т е л а не соединились, воспоминания не восстановились. Это был лишь самый огромный и масштабный самообман с созданием своей личной песочницы, где Ванда была "королевой". Идеальная сказка, с самым не идеальным содержимым и концом. Сказка из далёких закромов Братьем Гримм. Ванда заставляет себя всё это в с п о м н и т ь.
Важно.
Нужно.
Необходимо.
[indent] Необходимо отделить реальность от происходящей сейчас иллюзии. Только становится сложнее, когда видит это знакомое голубое с в е ч е н и е, эту с к о р о с т ь, этот г о л о с. Только Максимофф не сдаётся. Она упрямо себя настраивает, что всё это манипуляция/игра с разумом/сама с ума сходит. Она ведь даже тогда в существование Пьетро поверила, хотя перед ней совсем другой человек был. Может всё это книга? Опасная/не нужна книга, которая питается её силой и делает всё, чтобы Ванда возвращалась к взаимодействию с ней. Хочется закричать, что есть мочи, хочется снова свою силу выпустить, потому что мерзким/склизским/противным/зудящим комом внутри скопилась, а б о л ь всё дальше подпитывает, раззадоривает. Максимофф хочет закричать и снова уснуть/забыться и больше никогда не возвращаться, потому что от этого только хуже и хуже с каждым разом. Она н е с п о с о б н а справиться, не способна пережить. Вспоминает слова Барри, но они сейчас совсем где-то далеко, в р е а л ь н о с т и, а Ванда в данную секунду точно не в ней.
Пьетро мёртв. Чудес не бывает.
[indent] Стальным набатом в голове, чтобы окончательно не свихнуться. Ванде за что-то держаться нужно, за хоть самую тоненькую нить, что ведёт её к жизни в этом городе. Старается смотреть сквозь П ь е т р о? , дышать пытается, но лёгкие её насквозь выжигаются, сам кислород убивает. Всё так же держится за стенку и слышит: "я жив". Н е т! Снова в голове себе кричит, а вслух и звука издать не может. Сглатывает постоянно, нервно. Её тошнит, а голова кружится, как самая быстрая в мире карусель. Мужчина про зов говорит, но легче не становится. Что за такое заклинание? Что она натворила? Или кому п о з в о л и л а? Не успевает даже начать об ответах думать, потому что знакомое чувство до дрожи пронизывает, ледяным потом по спине. П ь е т р о? на руки её подхватил и на своей скорости понёс. Ей бы сопротивляться, старается на этом сосредоточиться, но не может. Вместо этого на каком-то автомате руками его шею обвивает и носиком в тёплую кожу утыкается, по старой привычке глаза прикрывает. И моментально тонет в этих ощущениях, зазлёбывается, её топят.
Пьетро мёртв.
[indent] Вот что помогает более или менее держаться в сознании, когда ноги твёрдую почву почувствовали. П ь е т р о? заставляет Ванду взглянуть на него и её желание сильнее разума. Ловит эти глаза. Т е с а м ы е глаза. Такие родные, такие тёплые, близкие, д о р о г и е и готова снова закричать от боли/обиды/страха всепоглащающего, но не шевелится и даже почти не дышит. Он слёзы её вытирает — она глаза прикрывает. Он руку её берёт и к своей щеке — она ещё сильнее зажмуривается, но глаза распахивает, когда говорит ф р а з у. Последнюю, что она от него слышала. Всё происходит будто в замедленной съёмке, целует ладонь и Максимофф готова сдаться. Прямо здесь и прямо сейчас. Но...
Но вспоминает, как совсем недавно Барри Аллен точно так же на неё смотрел, точно так же ласково, у с п о к а и в а ю щ е губами её ладони касался. Вот откуда этот момент. Просто перерисовала, просто хотела увидеть это в таком варианте. Только вот через все страхи, через все сомнения Ванда Максимофф ощущала кое-что ещё. Незримое, необъяснимое. Глубокая с в я з ь, которая не подчиняется никаким законам. Ванда каждой клеточкой ощущала это притяжение, р о д н о е. Но вот так поддаться не могла. Снова совершить ошибку не могла.
[indent] С болезненным криком от себя отталкивает мужчину, за секунду в свой костюм перевоплощается и так на какую-то часть спокойнее становится. А затем алые нити изнутри П ь е т р о? обнимают, возле сердца его танцуют. Ванда пытается почувствовать свою же силу, почувствовать то, что он не реальный. Манипуляциями своими ему боль причиняет, но другого способа нет. Но сердце ж и в о е и ни намёка на её магию, что ведьму с толку сбивает. Отзывает нити и следующий шаг контролируемый, она в голову к нему забирается. И видит всё. Абсолютно в с ё. Их совместное прошлое, каждый яркий/счастливый/печальный момент. Дальше уходит, опять Г И Д Р а и до того момента, пока свой же голос не слышит. Тот самый зов, раз за разом, П ь е т р о.
[indent] Она на шаг отходит, совсем ошарашенная, совсем ничего не понимающая. Напуганная до предела и не верющая в происходящее. Шумно, с возгласом втягивает кислород, будто впервые за последние минуты. Головой отрицательно качает и обжигающие слёзы по щекам текут водопадом.
[indent] — Нет — неуверенно так, почти что шёпотом — Я... — её слезы так душат, что говорить сложно — Я похоронила тебя! Я закрыла крышку твоего гроба, вот этими руками! — в тоне столько ненависти, только вот к кому/чему она направлена, не знает — Я видела твоё тело. Я смотрела на него часами и не позволяла никому приближаться! Ты умер! — кричит так громко, наращивает амплитуду и ударяет Пьетро кулаками в грудь, от чего алые волны электрическим разрядом вырываются — Как это возможно — ещё раз в его грудь, но уже обессиленно и утыкается в его плечо, а руками за спину хватается. Ванда так крепко прижимается к нему, жадно губами воздух хватает и всё ещё поверить не может, но ч у в с т в у е т. Каждой клеточкой, душой, сердцем — ЭТО ОН.
[indent] — Ты так сильно был мне нужен, я так сильно по тебе скучала, часть меня умерла вместе с тобой, Пьетро — произносит его имя и готова прямо сейчас с ним на губах умереть. Столько нахлынувших эмоций, с которыми одна не справится.
Отредактировано Wanda Maximoff (2021-03-23 21:21:10)
Он слишком рано поверил в собственную удачу. Пронзительный крик сестры приносит даже больше боли, чем опутавшие сердце алые нити. Она оттолкнула его от себя, словно он был чем-то мерзким, противным её натуре. Никогда ранее Ванда не поступала с ним так, не ускользала из его объятий. Быть вместе, держаться друг друга — их золотое правило, трещавшее в эту самую минуту по швам. Что же с ними стало теперь? Пьетро старался не подавать виду, но его трясло от обиды и боли, и пронизывающие тело нити, напоминавшие смертоносные пули альтрона, не были тому причиной. - Ванда... - пытаясь поймать её блуждающий взгляд, прошептал Максимофф одними губами, нервно сглатывая подступивший к горлу ком. Конечно, он понимал и оправдывал такую реакцию сестры, ведь и сам долго не верил в манивший его через весь континент зов, но от этого легче не становилось. Её тонкие пальцы, как и всегда, пленяли взор, затеяв смертоносную игру с его сердцем, но Пьетро стоически переносил выбранную девушкой пытку. Если ей так будет спокойнее, Ртуть не станет сопротивляться. Он готов терпеть её разъедающую изнутри силу, эти недоверчивые взгляды и сквозящий между ними холод. Это его наказание за нелепую смерть; за те годы, что они провели вдали друг от друга.
Нити возвращаются к своей хозяйке, и по её озадаченному виду Пьетро понимает, что Ванда не нашла того, что искала, и не сможет найти вовек, потому что он - настоящий. Ей придётся смириться с этой ошеломляющей мыслью, что иногда мёртвые могут вернуться к своим живым. Да, будет сложно. Возможно, тонкие нити ещё не раз пронзят его насквозь, а туман, навеянный её силой, будет периодически проникать к нему в голову, окрашивая светло-голубые глаза в алый. Они слишком рано узнали что такое смерть, чтобы слепо верить в чудесные воскрешения. Лежа под кроватью, уставившись стеклянными, запуганными глазами на бомбу с единственной надписью "Старк", они ждали своей безвременной кончины, затаив дыхание, но чудо всё-таки случилось - они остались в живых. Их родителям, Ирине и Олегу, повезло меньше. Хотелось верить, что где-то под завалами отец с матерью тоже продолжают борьбу за жизнь, но смерть была неумолима. Им она не дала второго шанса в отличие от Пьетро. В чём его секрет? Он и сам хотел бы знать. Сила камня разума, технологии ГИДРЫ, его сокрушающая всё на своём пути любовь к сестре или слишком узкий гроб - что именно заставило Ртуть подняться из могилы? Чёрт его знает, но с этих пор Максимофф относился к смерти, как к давней подруге, и собирался научить этому Ванду.
Он много раз видел, как сестра контролирует разум других людей, но никогда не испытывал этого на себе - её пронзительного взгляда было достаточно, чтобы вывернуть ему душу наизнанку. Вообще, Пьетро не привыкать, что в его голове кто-то копается, пытаясь найти там что-то ещё, кроме любви к своей сестре и родной Соковии. ГИДРА сделала всё, что было в их силах, чтобы перевернуть сознание Пьетро с ног на голову, но сила Ванды не шла с этим ни в какое сравнение. Отчасти Максимофф боялся её вмешательства, опасаясь, что она откроет те потаённые дверцы, за которые он сам боится заглядывать — кошмарные сны, пугающие своей реальностью галлюцинации, провалы в памяти и ложные воспоминания. Он всегда говорил, что они — единое целое, но только сейчас, почувствовав её внутри себя, понял, насколько ошибался. Перед глазами мелькали картины из прошлого (именно так он представлял себе смерть раньше, но ничего подобного в тот момент с ним не происходило), отзываясь болью в голове и вздутыми венами на висках. Набатом звучит тот самый зов — Пьетро, Пьетро, Пьетро, — и голос Ванды в его голове срывается с шепота на крик, заставляя Ртуть закрыть уши руками и согнуться пополам. Близость становилась невыносимой как для него, так и для неё.
Что-то изменилось, это чувствовалось даже в наэлектризованном воздухе вокруг них. Ванда заплакала, и Пьетро понял всё без слов. У самого в глазах предательски защипало, но он, собрав остатки мужества в кулак, подавил в себе желание пустить скупую слезу. Нет, своих чувств Ртуть никогда не стеснялся (особенно перед Вандой), но не хотел её расстроить ещё сильнее, подлив масло в огонь нарастающей истерики. Он дал ей выговориться: крики становились всё громче, а удары в грудь — яростнее. Правильно, скажи всё, что думаешь. Кричи, бей, злись. У Ванды было на это полное право, и Пьетро не мог его отнять. Не каждый день старший брат восстаёт из мёртвых, а развеянная в пыль сестра возвращается к жизни. Когда обвинения стихли, и остались между ними только глубокая тоска и невыплаканные слёзы, Пьетро подхватил сестру, обессиленную и молчаливую, одной рукой за талию, крепко прижал к себе, а другой — ласково погладил её по голове, приминая вьющиеся рыжие локоны. - Я жив, я с тобой. Ты больше никогда не останешься одна, - он шептал это сестре в макушку, сам не веря до конца, что смог обнять её после стольких лет. Руки слегка подрагивали, и сердце, стучавшее слишком быстро даже для него, рвалось к Ванде, игнорируя стеснявшую его свободу грудную клетку. - Прости за сделанный тогда выбор, я не мог иначе, - Пьетро тяжело выдыхает, запрокидывая голову назад, и смотрит куда-то в безоблачную высь северных просторов, словно пытается найти в ней ответы на свои вопросы, но не находит. Небесная гладь молчалива и холодна.
- В следующий раз я выберу нас, - хриплый голос приобрёл жёсткие нотки, выдавая истинные намерения Пьетро: он больше не собирается рисковать ни своей жизнью, ни жизнью сестры. Никому и ничему он не позволит встать между ними опять, потому что это неправильно и неестественно для их судеб, сплетённых воедино. - Слышишь меня? Я больше не заставлю тебя страдать. Когда я сбежал от ГИДРЫ, но понял, что ты исчезла вместе с остальными из-за этого щелчка, я... Лучше бы я снова умер, Ванда, - объятия ещё крепче, взгляд безумнее. Ртуть боится её потерять, проснуться в каком-то захудалом мотеле и понять, что это был только сон — реалистичный, волнительный и такой долгожданный, но от этого ещё более жестокий. Только вот её слезы, которые он не успевает вытирать с раскрасневшихся щёк, обжигают пальцы, дают надежду на то, что всё это происходит на самом деле. - Перестань, не плачь. Я больше никуда не уйду. Такая красивая и такая зарёванная, - усмехается Ртуть, пытаясь вызвать у сестры улыбку и перевести тему, так как больше не в силах смотреть на её искажённое болью и скорбью лицо. - Клёвый костюмчик. Мне такой наколдуешь, Динь-Динь?
[indent] Ванда сейчас находится в самом своём лучшем сне. Таком желанном. Она видела его из ночи в ночь, она думала об этом перед сном, вспоминала утром. Ж и л а этими снами и ощущениями. Теряла связь с реальностью, ведь уже привыкла жить в иллюзиях. Дошло до того, что в чужом человеке признала собственного брата, на грани срыва, вернее, уже после него. Какой-то уже совсем тревожный звоночек, если принимаешь желаемое за действительное так натурально. Но в эту минуту всё было по-другому. Совсем. От начала и до конца. Ванда сомневалась, как никогда, но душа разрывалась, внутри из клетки птица рвалась наружу, потому что Знает, знает, ЗНАЕТ! Пьетро. Милый Пьетро. Единственный в этом мире важный, самый нужный человек. Г л а в н ы й. Часть её. БОльшая часть её. Совесть, успокоение, сердце, душа, всё это о н внутри Ванды. Замечательный. Весёлый. Открытый для неё. Л а с к о в ы й, родной.
[indent] Слушает его слова, всё так же в плечо утыкаясь, рыдает, отпуская себя и все свои эмоции. Хватает так жёстко и так крепко, но иначе просто не может, но затем слова слышит, которые смеют чуть отрезвить.
[indent] — Нет, нет, ты сделал всё правильно, ты поступил так, как поступают настоящие герои — снова тихо шепчет, чуть в возмущении. Ты поступил п р а в и л ь н о, не то что я — дополняет в своей голове. Ванда немного остраняется, чтобы вновь увидеть глубину его глаз — Не смей, слышишь? Никогда не смей ставить мою жизнь выше любой другой невинной — ведьма говорит твёрдо, но губы чуть дрожат предательски от осознания всего происходящего. Пусть она ещё не до конца поверила в то, что перед ней её брат и всё слишком сумбурно, но его слова поднимают на поверхность ещё слишком свежие воспоминания, слишком г а д к и е и б о л е з н е н н ы е. Она выбрала свою боль, масштабом с саму Вселенную. Она наплевала на невинных людей и далеко не на парочку, а на целый город. Управляла ими в свою угоду, заставляла страдать, лишая реальной жизни, лишая своих семей и своего счастья, своих мыслей. Напрочь забывая о множестве настоящих п р и м е р о в истинных Мстителей. Капитан Америка, Старк, П ь е т р о! Сейчас хорошей хочет быть, идти по пути с а м о п о ж е р т в о в а н и я, хотя ничерта об этом не знает, всё всегда наоборот делает. Не намеренно, просто слепа и слишком наивна, подвержена тому, что вечно отдаёт себя на управление эмоциям. Это тот лабиринт, по которому ты бродишь, бесконечно долго и в итоге всё равно приходишь в один и тот же тупик, его не избежать. Он тебя притягивает, как магнит, манит, в голове заевшей песней играет. У тебя просто других вариантов нет. Либо это просто оправдание, с которым чуть л е г ч е? становится. Оправдываешь собственную глупость.
[indent] — ГИДРА — со всей своей ненавистью выплёвывает, сквозь зубы, воздух в лёгкие набирая — Как вообще это вышло, как ты там оказался? — у Ванды очень много вопросов, бесконечно много, растянутые на восемь бесконечно долгих лет. Сейчас их всех не задать и все ответы не получить. Обо всём не рассказать, хотя у неё и есть фора. На целых пять лет была стёрта и самой говорить не так много придётся. Но для Ванды и недавний месяц в Вествью кажется вечностью. Так что, каждому есть что открыть. Они сейчас так близко друг к другу и так далеки. Это убивало ведьму. Пусть может его коснуться, пусть может его голос слышать, в реальности, но времени столько прошло, что страшно, как же наверстать всё это упущение, как вновь заканчивать фразы друг за другом, как понимать всё по взглядам и улвбкам. Или же это столп, который невозможно разрушить? Максимофф не знает. Она потеряна. Она расстроена. Она на дне от чувства вины. Она не верит в происходящее. Она снова маленькая девочка под кроватью в почти разрушенном доме и смотрит то на брата, то на мигающий огонёк на бомбе. Она сама б о м б а с часовым механизмом. Чувствует это, з н а е т. Но об этом не сейчас. Не сейчас, пожалуйста.
[indent] Ванда никогда не могла устоять перед шутками Пьетро, так что и в этот раз, даже сквозь неиссякаемые слёзы рассмеялась. Да так звонко, что сама от себя не ожидала. Чисто, заливисто. И походило бы на истеричный смех, но это не так, Максимофф и с к р е н н е расхохоталась, отчего на душе тепло стало, как никогда. Неосознанно в голове вновь параллель с Барри пробежалась, но нет, всё не фантазия, не собственные воспоминания, не желание их в жизнь воплотить. Р е а л ь н о с т ь. Трудно спорить/сложно, сил на это нет, когда его аромат вдыхаешь и видишь улыбку, слышишь то, чего ожидаешь, да ещё и подтверждения получила, своими не самыми человечными методами.
[indent] — Конечно, Питер – отозвалась на шутку и лёгким движением пальчиков нарядила брата в тёмно-зелёные, жутко обтягивающие лосины, коричневые не по размеру ботинки, футболка чуть светлее нижней части, но в узости не уступала. И Ванда не забыла о колпаке с красным пером.
[indent] — Хочешь секрет? — риторический вопрос, заговорческим шёпотом — Тебе совсем не идёт зелёный цвет, но, зато фасон всю физическую форму подчёркивает — Ванда губы поджала в наигранном одобрении, оглядывая с ног до головы, но не решаясь отойти хоть на шаг. Её руки по-прежнему на его плечах, не просто лежат. Девушка пальцами впилась и отпустить боится. Боится, что стоит прервать контакт и Пьетро рассеится, как туман. Придётся принять, что окончательно свихнулась, снова вспомнить, что брат мёртв и этого Ванда уже точно н е п е р е ж и в ё т, ибо сейчас и с к р е н н е верит. Хочет верить. Желает, чтобы это всё было наяву, а не очередным сном, которых она насмотрелась за эти годы.
[indent] — Это правда ты? – чуть надрывно, шёпотом, с предыханием и теперь сама касается его щеки ладонью. По щетине, в глаза заглядывает и совсем чуть-чуть уголки губ поднимает. Слёзы лить перестали, дышать стало легче, она всё ещё е г о аромат ловит и этого достаточно. Этот аромат наполняет её. Будит все воспоминания, все ощущения, чувства, ассоциации. То, что она постоянно видела во сне перешло в реальность, самую настоящую. Дайте ей этим насладиться. Дайте ей почувствовать себя ж и в о й.
Настоящий герой... Так она его назвала. Пьетро хмурит лоб, пытаясь отыскать в ясных, широко раскрытых глазах сестры искру сомнения, но находит что-то другое — более глубокое и болезненное. - А что, если я не хочу быть героем? - усмехается он, пожимая плечами. Пьетро на героя никогда не тянул: циник, эгоист, слишком вспыльчив и излишне заносчив. Конечно, во времена, когда и Тони Старк, выпускающий смертоносное оружие, одним щелчком пальцев стал всенародным примером для подражания, таким набором характеристик больше никого не удивишь, но Пьетро и не хотел удивлять. Его сердце, горящее пламенем справедливости, подпитываемое лозунгами разрастающейся революции, пропустило последний удар восемь лет назад. Тогда он готов был жертвовать собой, соглашаться на любую авантюру и бежать на край света, ведомый одной только идеей — будь то спасение мира или кровная месть злейшему врагу. Тот Пьетро мог назвать себя героем, но он умер, погребённый в соковийской земле. Новый Пьетро не мечтал о славе, национальном признании и любви. Он желал покоя. Тихой, счастливой жизни с той, которую он безмерно любит, в какой-нибудь глуши — желательно подальше от ненавистных ему США с их супергеройскими заморочками. - Не проси того, чего я не смогу исполнить. Для меня нет ничего дороже твоей жизни, ты это знаешь, - Ртуть грубо обрывает сестру на полуслове. От её просьбы (нет, наказа) внутри всё закипает, гнев накрывает его с головой, отпечатываясь на лице восковой маской. Почему она решила, что чья-то жизнь дороже её собственной? Легко об этом говорить, пока сам не пожертвуешь собой. Максимофф мог судить о цене выбора, однажды уже оказавшись по ту сторону реки, разграничивающей царство живых и царство мёртвых. - В чём твоя вина перед этим миром? В том, что мы остались с тобой сиротами в десять лет? В том, что жили впроголодь, скитаясь по улицам? В том, что на нас ставили эксперименты, как на лабораторных крысах? В том, что мы потеряли столько лет, снова став жертвами в чужой игре? Нам положено быть эгоистами, Ванда. Мы можем требовать от этого грёбаного мира счастья и покоя! Мы этого, мать его, заслужили! - побагровев от злости, Пьетро покачал головой, пытаясь сбросить подступившее наваждение. Он тяжело дышал, и его налившиеся кровью глаза были безумны. Ничто не проходит бесследно. Зло оставляет на тебе следы, даже если они не заметны невооружённым глазом. - Прости, - понизив тон голоса, произносит Ртуть, успокаивающе поглаживая девушку по спине. - Ты только не пугайся. ГИДРА... - мужчина усмехается, взъерошивая пепельные волосы свободной рукой. - Они долго копались в моей пустой башке и, видимо, что-то там сломали. Оказывается, не так я туп был раньше, как ты мне говорила, а вот теперь — даже не знаю, - его глаза печальные, но, когда он смотрит на Ванду, целует сухими губами её лоб, на душе становится легче, и взгляд Максимоффа проясняется. - Я просто хочу спокойствия, Ванда. Для тебя и для меня. Знаешь, я тут понял... Ты — мой дом. Я рад вернуться домой, и я не хочу — нет, я не могу! — тебя потерять.
Если обратиться к прошлому, то можно понять, что их с сестрой путь никак не соответствовал героическому канону. Они согласились быть добровольцами ГИДРЫ, надеясь, что обретённые сверхспособности помогут Соковии избавиться от оккупации. Это по одной версии. По другой, более реальной для Пьетро, тщательно скрываемой за маской борца за свободу и справедливость, это всего лишь месть. Грязное, разъедавшее душу и сердце чувство ненависти много лет двигало им, застилало глаза и не давало спокойно вздохнуть. Пьетро ненавидел Старка, проклинал его за все беды, что принесли те чёртовы бомбы ему и его народу, и даже после громкого самопожертвования во благо всего живого на земле Ртуть так и не простил Тони до конца. Подобных червоточин на его сердце было предостаточно, поэтому назвать Пьетро олицетворением правильных поступков и мыслей не поворачивался язык. Он не жалеет, что тогда прикрыл собой Клинта (изредка можно звать этого старика по имени), но Максимофф думал, что тот случай был скорее исключением из правил, чем закономерностью. Возможно, Пьетро ошибался, но пока ему с трудом верилось, что он когда-нибудь сможет проделать это ещё раз для кого-то, кроме Ванды, и выглядывающий шрам от пулевого ранения из-под закатанного рукава ветровки — тому подтверждение.
- Я не знаю. Забыл у них спросить, пока улепётывал со всех ног, - знакомая усмешка, шутливый тон — Пьетро приходит в себя, и ему становится легче дышать. Он жадно глотает воздух, улыбается сестре, разглядывает её со всех сторон. Она стала ещё краше, хотя куда ещё красивее. Теперь, когда Ванда сменила гнев на милость, он может показать ей, насколько сильно по ней скучал, как дорожил крупицами совместных воспоминаний все эти годы, пытаясь сохранить их от цепких лап сотрудников лаборатории ГИДРЫ. Ему страшно от одной мысли, что они могли запросто стереть всяческие упоминания о Ванде в его голове, и этой встречи могло бы и не состояться вовсе. Как бы он жил тогда без этих ласковых, любимых глаз? Без её смешной привычки морщить нос? Без этих тёплых, нежных рук? Он бы умер. Нет, Пьетро просто так и не вернулся бы к жизни, потому что в ней больше не было бы никакого смысла.
Её смех — лучшая награда. Чистый, искренний, звонкий. Ртуть улыбается и даже не злится, когда Ванда решила поиграться с ним в куклы и нарядить его по своему вкусу. Он хохочет, хотя ему совсем не до смеха, так как обтягивающие тёмно-зелёные лосины слишком узкие, и боль в паху не заставила себя ждать. Питер Пен из него никудышный. Пьетро слишком рано повзрослел и оставил своё детство под завалами их многоэтажного дома. Ещё в детстве он не особо жаловал книжки, а особенно сказки, и предпочитал книгам игры с пацанами во дворе — погонять мяч или пострелять из самодельной рогатки ему было интереснее. Хотя иногда он забирался на кровать к Ванде, клал голову ей на колени, позволяя ей накручивать его и без того вьющиеся волосы себе на палец, и слушал, как она читает, прикрыв уставшие за день глаза. Вот бы вернуться в детство, приложить больную голову к её коленям и всё забыть. Есть ли у них хоть один шанс вернуть всё на свои места и обрести долгожданный покой? Будут ли они так же близки, как раньше, забыв о вычеркнутых из жизни годах? - Ну, ты - извращенка, - Пьетро смеётся и укоризненно качает головой, пытаясь оттянуть лосины к низу, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания. - Скажу тебе по секрету, - наклоняясь к её уху, произносит Ртуть, перенимая манеру речи сестры, - если ты не вернёшь всё, как было, я останусь без яиц, - он не стыдится говорить с Вандой откровенно (они всегда были друг для друга открытыми книгами) и только посмеивается с её реакции, переложив ей на голову свой зелёный колпак, отметив, что красное перо Ванде к лицу.
За шутками, смехом и морем случайно брошенных фраз скрывается всеобъемлющий страх. Его корни проникли слишком глубоко в сердца близнецов, чтобы исчезнуть по мановению волшебной палочки. К сожалению, наколдовать покой так же легко, как наряд, Ванда пока не может. Страх прячется в их наполненных любовью глазах, в сжатых до белых костяшек пальцах, в том, с каким остервенением Ртуть прижимает девушку к себе всё ближе и ближе, целуя её в висок. - Хочу задать тебе тот же вопрос, - тихий шепот теряется в рыжих волнах её волос, и Ртуть надеется, что Ванда не услышит в его голосе дрожи. - Тебе тоже кажется, что ты спишь? - он немного отстраняется от сестры, чтобы заглянуть ей в глаза и прочитать в них ответ на свой вопрос. - Я тоже очень боюсь проснуться, Ванда.
Отредактировано Pietro Maximoff (2021-03-27 21:33:25)
[indent] Всё изменилось в одну долбанную секунду, а Ванда уже размечталась, что всё так гладко, хорошо и п о — н а с т о я щ е м у. Один момент и Пьетро уже не был на себя похож. Он злился так сильно, что Ванда сама эту злость на себя переняла. Будто бы он — это она. Так всегда было, эмоции друг друга чувствовали, но сейчас это было как-то по-особенному. Ванда не узнала брата и ей полученные эмоции были не приятны. Они очень быстро начали разъедать, задевать в душе самое мерзкое и гадкое, а это удел самой девушки. В нём такого она раньше никогда не замечала. Испугалась до ужаса, до мурашек по коже, ледяным душем от макушки до пяток. Пьетро груб и холоден, невероятно резок.
— Эй, эй, Пьетро, успокойся — бархатным, но перепуганым тоном, ловя взгляд — Мы не можем знать, чего мы заслужили и что нас ждёт дальше, но эгоизм разрушителен — Пьетро всегда это знал, и не зря что-то его сподвигло спасти Клинта, не просто то, о чём все говорили, это выше и б о л ь ш е. Максимофф немного в не понимании, но дальше про ГИДРу слушает и глаза округляются, панические огоньки в глазах пляшут. Что они с ним сделали? Как мучали? Что творили? Ванда свою ладонь на щеку брата опускает.
— Мы это исправим, вернее, я всё исправлю, Пьетро, я тебе обещаю. Приведу твою голову в порядок и ты забудешь этот кошмар! — на надрыве, готовая кричать о несправедливости и обиды. Он был жив, а Ванда об этом даже не знала. Но, когда ты хоронишь брата, когда видишь его тело и гроб, который опускается в яму, уже не перебираешь наивные мысли о волшебном воскрешении. А может зря? Конечно зря, раз твой брат стоит сейчас перед тобой живой и невредимый. Твоя ошибка? Мстителей? ГИДРы? Кто виноват, что восемь лет прошли в далеке друг от друга? Максимофф чуть потряхивает от этих вопросов в голове, но нужно себя в руки взять — Я всё исправлю — ещё раз чётко и утвердительно. Ему хочет донести и с е б е. Цель перед собой ставит, главную. Ещё не знает, как будет работать, но убеждена, что п о л у ч и т с я. Кроме того, за секунду всё не расскажешь и все проблемы не решишь. Для начала необходимо принять, что всё правда и судя по шуткам, можно было сказать в определённую пользу.
[indent] — Что за манеры — Ванда рассмеялась — Тогда, может тебе больше пойдёт костюм самой Динь-Динь? Ничего нигде давить не будет и твои яйца в полной безопасности — она на брата всё с тем же хитрым прищуром глянула, ни капли не смутившись. Это н о р м а л ь н о, такие шутки и слова н о р м а л ь н ы, особенно между этими двумя. Максимофф усиленно хватается за это осознание, потому что в этих шутках, в этой обстановке она и видит только е г о. В эти секунды нет ни одного сомнения, ведьма отвлекается на этот абсолютно бессмысленный кусочек разговора, будто бы он самый в а ж н ы й после восьми лет разлуки и через все мысли о том, что с ума сходит. Пьетро всегда з н а л, как её рассмешить, как задеть, как успокоить, как разозлить. Это на том уровне, где никто и никогда не поймёт. Эта связь выше всего, её не объяснить/не почувствовать, если не дано. А Пьетро и Ванде д а н о. Их связь с детства крепка, будто стена из самого не рушимого металла. Когда Пьетро умер, Ванда была в другой части города, но п о ч у в с т в о в а л а его боль, будто бы это её из пулемёта расстреляли, физическая, а нужно ли говорить о душевной? Она его слышала, ощущала каждой клеточкой своего тела, каждую пулю, что проникала в ткань, ощущала его боль, да доходило до того, что она и мысли его с л ы ш а л а. И не знала, хорошо это или плохо. А теперь всё вдруг резко стало как раньше. П о ч т и, как раньше.
[indent] Пьетро снова касается её кожи губами и тот участок сгорает от его губ. Обжигающе. Такое н у ж н о е/необходимое. Очередное напоминание о том, что это реальность. Настолько реальным сон просто быть не может. Только Ванда всё ещё помнит свой мир, который создала, и там ей всё так же как сейчас казалось невероятно реальным. Ванда понимает, что ходит по тонкому краю. Ванда понимает, что снова с головой окунается в темнейшую пучину. Ванда понимает, что вновь эмоциями руководствуется. Но не в состоянии остановится. Слёзы всё так же обжигают её щеки, сердце сердце почти на поверхности бьётся, бешено, с силой, дыхание то частое и поверхностное, то редкое и глубокое, с остановками. Мечется туда-сюда, теряется в эмоциях/мыслях/чувствах. НО, НО, НО! НО ведь так чудесно в данную секунду. Так х о р о ш о, так с п о к о й н о, так... ТАК. Тает в новом объятии, обо всём на свете забывает. Вновь в его плечо утыкается, ожидая нового потока слёз, но не произошло. Ванда вздохнула глубоко и выдохнула спокойно, пусть чуть подрагивая.
[indent] — Это мой самый лучший сон. Самый потрясающий, Пьетро — шепчет одними губами, целуя брата в плечо, дрожащими губами — Я так много раз его видела, каждый раз проживала. И сейчас этот "сон", самый страшный, потому что если я проснусь и всё это окажется ложью, я просто не переживу, понимаешь? — понимает. Ванда знала, что он прекрасно её понимает. Вдыхает его аромат, всё так же сильно хватается и ч у в с т в у е т его. Ведьма до ужаса напугана, кажется, что как никогда. Пальчиками чуть шевелит и возвращает брату первоначальный облик, так же, как и себе, ведь боевой костюм сейчас не к месту, а затем вновь впивается тонкими пальцами в его спину. Это доказательство, ведь если можешь коснуться — значит правда. [Не в т в о ё м мире, Ванда]. Но не слушает.
[indent] — Мне так сильно тебя не хватало — одно и то же говорит, но хочет выразить всю свою печаль по брату. Ту, что убивала изо дня в день, топила, сжигала, заживо хоронила. Она чувствовала, как черви её плоть прогрызают и ничего сделать не могла, лишь продолжала ошибки совершать.
[indent] — Я живу достаточно далеко, и для тебя это не проблема, но давай сегодня останемся здесь? Я знаю отель, где просто потрясающий вид, и дома у меня есть постоялец, а я хочу сейчас побыть только с тобой — Ванда чуть отстранилась и снова в эти глаза заглянула. В о с х и т и т е л ь н ы е — Оставь свои шутки при себе, человек в большой беде — тут же укоризнено глянула на брата и очень осторожно делая шаг назад, не выпуская из взгляда, только бы не растаял. После чего ведьма достала телефон, чтобы написать Барри сообщение о том, что дом и холодильник в его распоряжении, вернётся завтра или послезавтра, а объяснит всё позже. Так было правильно сделать, иначе бы начал переживать, а она лишь за продуктами пошла. Да, запасной телефон у девушки присутствовал и она оставила его для связи, иначе просто не могла.
[indent] — Так что, идёт? — с лёгкой, но г о р ь к о й улыбкой произнесла Ванда и протянула руку, чтобы Пьетро взял её. Как раньше. Как о б ы ч н о.
Отредактировано Wanda Maximoff (2021-03-29 00:58:41)
Пьетро тоже хочет всё исправить, но его отчаянные попытки навести в голове порядок так и не увенчались успехом. Он не машина, которой достаточно заменить вышедшую из строя деталь для дальнейшей работы, и не тряпичная кукла — новую голову не пришьёшь на место старой. Хоть Максимофф и не сомневался в способностях своей талантливой сестры (за последние двадцать минут она показала ему даже больше, чем он хотел бы на себе испытать), но с трудом верилось, что ей по силам установить порядок в его расшатанном сознании. Ему было бы достаточно её обещания, что Ванда всегда будет рядом, одним движением руки прогонит очередной кошмарный сон или поведёт за собой к свету, если он снова заблудится между реальностью и галлюцинациями. О большем он не мог и мечтать, но имеет ли Пьетро право просить её о таком. Они уже давно не дети, и по-хорошему каждый должен идти своей дорогой, несмотря на крепкие узы, связывающие их друг с другом. Только для Ртути это кажется невозможным: пять лет без Ванды прошли впустую. Он настолько привык всё делать вместе — дышать одним воздухом, делить мысли, чувства, прошлое и будущее на двоих, — что просто потерялся, не зная, куда ему двигаться дальше и нужно ли вообще куда-либо идти без неё. Кто-то назовёт такие отношения одержимостью, а для Пьетро — это норма. Это его реальность с самого их с Вандой рождения. Он знал наверняка, что она чувствует и думает точно так же, но теперь между ними пролегла глубокая пропасть в восемь потерянных лет шириною, и Максимофф мог только догадываться, каким человеком стала Ванда за годы их разлуки и что с ней в это время происходило. Вполне возможно, за её плечами уже не одна судьбоносная история, в которых ему, сбежавшему из могилы мертвецу, уже не место. Либо подле неё уже есть кто-то, кому ошивающийся рядом, гиперопекающий брат станет костью в горле. Пересекая на сверхзвуковой скорости целый континент, наплевав на сон и отдых, Пьетро о таких мелочах вовсе не думал. Впрочем, он всю жизнь так: сначала делает, а уже потом думает. Все его мысли занимала Ванда и этот манящий, утягивающий в свои сети колдовской зов — для другого в его голове места не осталось. Зато теперь, сжимая её в своих крепких объятиях, Максимофф мог поразмыслить об этом, и лёгкая грусть сквозила в его напоминающих капельки ртути глазах. Ничего, как прежде, уже не будет, и то, что сделали с ним, уже не исправишь. Пьетро знал это, но благоразумно промолчал, растянув губы в улыбке. - Конечно, исправишь, малышка Ви, - он солгал. Легко и непринуждённо, и его низкий голос с небольшой хрипотцой даже не дрогнул под действием этой уродливой лжи. - Никто, кроме тебя, не сможет вправить мне мозги.
За последние восемь лет эти минуты самые счастливые, самые яркие, самые живые в его новой жизни. Пьетро шутит, смеется и снова любит. Его сердце учащённо бьётся, словно с него наконец-то стянули чехол от пыли, и оно пытается наверстать упущенное время - это больше подходит его сверхскоростному темпу. Он не подаёт вида, что смертельно устал, и не обращает внимания на боль в напряжённых до отказа мышцах. Уже давно Пьетро не пользовался своими способностями так рьяно (куда ему было торопиться в этом опустевшем мире), так что мог представить, что его ждёт, как только он доберётся до кровати — 48 часов крепкого, беспробудного сна, как минимум. Лишь бы только кошмары не нарушили все планы. Теперь рядом с ним Ванда, и он не хотел бы её напугать. Кошмары бывали разными: иногда он видел собственные пытки со стороны, ещё ему часто снилась война в Соковии (их разрушенный бомбардировкой дом, тела родителей и знакомых ребят, разбросанные повсюду), но был один самый страшный. Тот, о котором Пьетро даже боялся вспоминать. Ванда, принявшая на себя все его пули. Зацикленный по кругу сон, который мучил его на протяжении всей ночи, пока простыни не станут мокрыми от холодного пота, а голос не сорвётся от криков. Он видел его сотни ночей подряд, спрятанный под толщей румынской земли. Этот сон перекочевал с ним и в Америку, проделал путь до самого севера, где встретился со своей главной героиней, и теперь Ртуть боялся, что он так просто от него не отцепится — слишком всё хорошо складывается в реальности, а мироздание требует сохранения баланса. Если Максимофф так счастлив наяву, то будет сходить с ума по ночам.
- Я понимаю, Ванда, - проводя рукой по её непослушным волосам, шепчет Пьетро. - Я очень хорошо тебя понимаю, - как и всегда. Она целует его в плечо, прямо в то место, где под тканью скрывается уродливый шрам от пулевого ранения. Повреждения были слишком сильными, и даже его ускоренный метаболизм не смог до конца с ними справиться. Ртуть вздрагивает всем телом, по коже бегут мурашки. Вряд ли он когда-нибудь ещё появится перед Вандой без верхней одежды, как привык это делать раньше. Она точно заплачет, если увидит его таким. Максимофф это знает наверняка. - Не переживай, это не сон. Я реальный, Ванда. Ты меня не придумала, - и снова улыбка, снова поцелуй в висок — необходимые меры для двух потерявшихся душ, чтобы верить в столь зыбкое настоящее. За этот вечер они ещё не раз скажут, как сильно скучали, как были необходимы друг другу в трудную минуту. Пьетро планировал не отпускать Ванду из своих объятий ещё долго-долго, чтобы она тоже понимала, насколько дорога ему. Сам того не замечая, он начал насвистывать какую-то мелодию. Очень знакомый мотив прямиком из самого детства. Слов Ртуть не помнил, только изредка в голове всплывали какие-то обрывки фраз. Мама. Она пела эту колыбельную им перед сном. Ещё несколько дней назад Пьетро никогда бы не поверил в то, что сможет воспроизвести что-то подобное из своего прошлого (многие воспоминания были безнадёжно утеряны), но одно только присутствие Ванды что-то меняло в нём в лучшую сторону, пробуждая давно забытые чувства.
Нет, сегодня расстояние - это проблема. Пьетро вида не подаёт, но как-то очень быстро - без шуток и пререканий - соглашается на предложение Ванды. Усталость накатывает на него с новой силой, и остаётся только мечтать о плотном ужине и тёплой постели. Сестра говорит про какого-то постояльца у себя дома, и Ртуть, подавив смешок, подозрительно смотрит на девушку, хитро сузив глаза. - Если было так скучно, могла бы кота завести или щенка. Почему тебя так и тянет на приключения? - чуть вытянув шею, чтобы подсмотреть, кому и что Ванда пишет в сообщении, произносит Пьетро, лениво растягивая слова. Он знает, что за них поплатится и может даже получить от сестры подзатыльник, но дразнить Ванду ему нравится не меньше, чем смешить. Ему ни черта не видно, что там пишет сестра, и Ртуть обиженно цокает языком, сделав вид, что ему, в принципе, и не был интересен текст сообщения. При желании, он мог бы забежать ей за спину, всё прочесть и встать обратно так, что она даже и не заметила бы его движений, но Ртуть не хотел нарушать личные границы сестры. - Идёт, - взяв Ванду за руку, Пьетро ласково ей улыбнулся и переплёл их пальцы между собой. - Пойдём медленно. Я бы, конечно, добежал с тобой на руках до отеля, но ты стала такой тяжёлой — у меня руки до сих пор болят. Малышка, ты бы не налегала так на картошку фри, - Пьетро сдерживает смех и наблюдает за реакцией Ванды, скосив глаза в её сторону. Если продолжит в том же духе, то точно будет задушен к концу вечера алой петлей. Конечно же, он шутит. Перспектива провести этот вечер, а после и всю оставшуюся жизнь, вместе поднимает ему настроение, толкает на всякие дурачества, и Максимофф точно знает, что сестра понимает его настрой и не станет злиться. Ну, по крайней мере, слишком сильно. - Шучу, - мягко добавляет он, целуя тыльную сторону её ладони. Остаётся только идти за ней. Не имеет значения куда: в отель, к ней домой, обратно в ад. Он пойдёт туда, куда она прикажет, крепко держа Ванду за руку. Как раньше. Как обычно.
Отредактировано Pietro Maximoff (2021-03-29 22:18:10)
Вы здесь » rave! [ depressover ] » завершённые эпизоды » you are my salvation and my doom
